Напрасный труд – нет, их не вразумишь, -
Чем либеральней, тем они пошлее,
Цивилизация для них – фетиш,
Но недоступна им ее идея.
Как перед ней ни гнитесь, господа,
Вам не снискать признанья от Европы:
В ее глазах вы будете всегда
Не слуги просвещенья, а холопы.
Когда читаешь эти строки Тютчева, написанные более полутора веков назад (в 1867), на память приходит определение Шопенгауэра:
Талант поражает цель, которую другие не могут поразить. Гений поражает цель, которую другие не видят.
В самом деле, лишь гений мог заметить тогда только нарождающееся явление и представить его развитие, ныне свершающееся в мировом масштабе с ускорением и агрессивностью
Причем особенно примечательно, что автор в молодости двадцать лет жил и служил заграницей, причем жил там «со вкусом», и знал, и ценил, и любил Европу, ее культуру, ее языки. У исследователей даже встречается предположение, что русский язык Тютчев ощущал как хорошо известный иностранный (колебания в роде существительных, не вполне привычные словоупотребления и обороты…). Впрочем, это придает особую выразительность и новизну, чем бы ни было вызвано.
У Тютчева был как бы свой антидвойник, родившийся почти тогда же, когда и он, и умерший в одном с ним году (1873): Джон Стюарт Милль. После смерти жены он поселился в Сен-Веране, в небольшом домике рядом с кладбищем и принялся сочинять. Тексты, связанные с плоским позитивизмом, противоположным воззрениям Тютчева, едва ли могли заинтересовать. А вот “Essays of Liberty” 1859 года, полагаю, он читал.
Liberty - второе, наряду с freedom, слово со значением «свобода». Причем liberty всегда «свобода от», свобода-минус. …
Свобода же в конструктивном, положительном смысле, как «свобода для» (действий, высказываний итд), свобода-плюс, выражается только словом freedom. Скажем, только так может быть переведена фраза
Где Дух Господень, там свобода (2 Кор 3,17).
Уровень мышления в данной сфере хорошо характеризует liberty of conscience – свобода-минус совести. Так назвали свободу от необходимости обладать (определенной или какой-нибудь) верой. Однако совесть всегда свободна. Если она подчиняется внешнему диктату, - это что угодно, но не совесть.
Сей главный эксперт Ост-Индской компании, по совместительству «святой церкви рационалистов», как называли его почитатели, предлагал освободиться не только от «давления» и контроля государства, но и церкви, религии, любых форм общинного ведения хозяйства…
В компактной формулировке А.Дугина, и от какой бы то ни было формы коллективной идентичности, например, государственной, национальной, этнической, семейной принадлежности. В результате остаются индивидуумы-атомы, плавающие в пустоте, без возможности какой-либо иерархии ценностей…
Впрочем, сохраняются деловые - экономические интересы; и все другие социальные отношения, скажем, семейные, предполагаются такими же договорными.
Таким образом, человек полностью лишается неба и привязывается к плоской земле.
В последнее же время под веселые песни – вместо траурной музыки – сюда добавляется и свобода от половой идентичности. Видимо, это уже следующий этап, инфернальный. Собственно, останется еще всего два шага: отказаться от видовой идентичности – каждый может себя считать человеком, лошадью или… И затем – отказаться от различения живого и неживого.
Правда, можно еще добавить свободу от различения бытия и небытия… Но эта философия отрицательной свободы и так тесно соприкасается с Ничто.
Слово liberal приобрело также оттенки: распущенный, разнузданный, попустительствующий. Правда, эта либеральность- вседозволенность может исчезнуть в «продвинутых» по пути прогресса странах, когда требуется навязать эти либеральные «ценности».
Интересно, что у Тютчева есть стихи, как бы специально для нашего времени:
Не плоть, но дух растлился в наши дни…