Георгий Отрепьев - он же Амурский

Владимир Голдин
                Владимир Голдин

            ГЕОРГИЙ ОТРЕПЬЕВ – ОН ЖЕ АМУРСКИЙ

В одном из повествований Константина Паустовского герой рассказа, о чем бы ни заходила речь, какое бы событие не всплывало в разговоре среди мужиков, обязательно объявлял себя очевидцем.

Но вот Георгий Отрепьев был практически участником всех значительных событий первой четверти ХХ столетия в нашей огромной стране.

Взметнувшаяся революционная волна, какой-то только одной ей понятной силой бросала Георгия Отрепьева из Питера в тюрьму, оттуда на юг России и в Сибирь.

И везде он был не очевидцем, а драматическим героем. Да, и имя его какое-то ассоциативное. Не надо сильно напрягать память, чтобы вспомнить, что в русской истории имя Гришки Отрепьева фигурирует в начале ХУ11 века, как авантюриста самозванца, который добрался аж до царского престола. Много тайны в делах и имени Гришки Отрепьева, одна только фраза известного русского историка В. О. Ключевского добавила в смутное время и биографию Г. Отрепьева еще больше смуты, и еще больше тайны: «Он был только испечен в польской печке, а заквашен в Москве». Вот оно как бывает.

Откуда появился Георгий Отрепьев ХХ века? В перипетиях биографии советского Отрепьева глубже всех разобрался Ю. Коровин, но он же и заставил задуматься об истинности приведенных им данных.

Родился Георгий Яковлевич Отрепьев в 1879 году в крестьянской семье Солецкого района Новгородской области (не путать с Н. Новгородом). В положенное время окончил трехклассную приходскую школу и сельскохозяйственное училище. Учительствовал. Но как многие молодые люди того времени, был втянут в революционную деятельность, за что должен был подвергнуться аресту, но вовремя бежал.

Бежал в столицу – в Санкт-Петербург.
В столице Георгий Отрепьев попал под влияние попа Гапона, или его сторонников, неизвестно, но его, тяжело раненного, подобрали товарищи 9 января 1905 года на Дворцовой площади, недалеко от Зимнего дворца. Однако, избежать тюрьмы ему не удалось, и с 1907 по 1910 годы Г. Отрепьев отбывал наказание в Петропавловской крепости.

После отсидки в тюрьме Г. Отрепьев, по-видимому, порывает с революционной деятельностью и уходит в бродяжничество, скитается по Туркестану и Сибири пешком. Неизвестно, занимался ли он литературной деятельностью, как большинство русских литераторов начала ХХ столетия, или просто в скитаниях впитывал опыт жизни российского быта.

Как бы стала складываться биография Георгия Отрепьева, если бы не первая мировая война, предположить сложно, но в 1916 году его призывают в действующую армию.

Всем известно, как была политизирована русская армия к 1917 году. Эти события не прошли мимо сознания Георгия Яковлевича, он вступает в партию большевиков и одновременно делает заявку на звание литератора. В 1917 году в Екатеринославле Георгий Отрепьев выпускает в свет свою первую книжку стихов «Под блиндажом» с подзаголовком «Стихотворения окопного солдата-федосийца» - объемом 16 страниц.

Все же скитания по России и Сибири не прошли даром, неизвестно публиковал ли он свои произведения в периодической печати ранее, но книжка стихов в одночасье родиться не могла.

Революционные события вовлекли в водоворот «солдата-федосийца», как щепку в море, и направили вновь на восток – на Урал, на борьбу с белочехами. Здесь, как в 1905 году, Георгий Отрепьев ранен на полях сражений, и попадает не в тюрьму, а в эшелон смерти. Через всю знакомую ему Сибирь везут Отрепьева в Китай, в русский город Харбин. Каким-то образом поэту, солдату и революционеру удалось бежать из Харбина, пройти или проехать всю северную часть Китая без знания языка, контролируемую враждебными для него войсками. Эта история достойна романтического романа, но кто сейчас может рассказать эти подробности.

Как бы там ни было, но Георгий Яковлевич Отрепьев вливается в ряды дальневосточных партизан, воюет и пишет стихи и песни, сейчас уже уверенно, постоянно и достигает вершины своей литературной славы.

Вот как оценили литературный труд Георгия Яковлевича его коллеги через многие годы в книге «Писатели Дальнего Востока»: «В первых рядах зачинателей литературы Дальнего Востока стояли те, кто с оружием в руках защищал Советскую власть, - поэты: Г. Отрепьев, К. Рослый, С. Серышев, В. Кручина, П. Парфенов, С. Шилов и другие.

Дальневосточным Демьяном Бедным называли партизанского поэта Григория (так в тексте – В. Г.) Отрепьева. Его творчество началось в окопах первой мировой войны, но с особой силой талант поэта проявился на Дальнем Востоке.

Прославление преданности революции, страстная вера в победу, доступность формы - делали стихи Отрепьева очень популярными. В революционные годы вышли его сборники «Под блиндажом» - Екатеринославль, 1917, «Лучи красных дум» - Хабаровск, 1920.

Стихи Г. Я. Отрепьева – яркая поэтическая летопись событий гражданской войны на Дальнем Востоке. В них слышен отзвук партизанской борьбы, горечь временного поражения и вера в торжество победы. Они разнообразны по тематике и по жанрам».

Несколько страниц посвящает поэтическому творчеству Г. Отрепьева (теперь уже Амурского) историк сибирской литературы В. П. Трушкин в книге «Пути и судьбы». В. Трушкин справедливо считает литературное наследие Г. Я. Амурского ценным свидетельством политических событий революционного времени и приводит факты: «Более 500 стихов, несколько революционных песен, десятки рассказов, героико-революционная драма «В волнах революции».

Георгий Амурский к 1920 году на вершине литературной славы на Дальнем Востоке: издан новый солидный сборник стихов (свыше 100 страниц), его песни распевает армия, его творчество знакомо всем руководителям громадного края. Но гражданская война на востоке еще не закончена, а он покинул Дальний Восток и появился на Урале. Почему? Приказ. Подчинение воинской дисциплине?

Но вряд ли бы его отпустили - столь нужного политработника. Собственный порыв, усталость от войны, или дружба с другим поэтом, уроженцем пермской земли - Михаилом Чернышом, который был неоднократно ранен, контужен и по этим причинам уволен из армии, с которым вместе воевали под Волочаевкой? Прямого ответа нет.

Начиная с 1920 года, стихи поэтов Михаила Черныша и Георгия Амурского появляются на страницах газеты «Уральский рабочий», в журнале «Юный пролетарий Урала». Первая публикация Г. Амурского отмечена 12 августа 1920 года в «Уральском рабочем» стихотворением «Мы поборемся»:

        В вихре огневых миражей,
        В темноте грозовых туч
        Мы поспорим с силой вражьей,
        Кто силен и кто могуч.

В начальных строках стихотворения чувствуется, что Г. Амурский еще психологически не отошел от пережитых дней войны и сомнений на востоке, он все еще там, но в последних строках этого же стихотворения, он как бы вспомнил, что он находится в тылу, уже на Урале, и заканчивает утвердительно:

        В вихре огневых миражей.
        В темноте грозных туч
        Мы докажем силе вражьей
        Что рабочий класс могуч!

В 1920 году на Урале Г. Амурский сразу оказался в новой политической и экономической ситуации, нужно было перестраиваться в стихах - от изображения абстрактно-романтического революционного энтузиазма  переходить к показу героя-труженика, к типичным явлениям времени. Многие его коллеги-поэты в Советской России остро пережили этот процесс и многие потеряли нить творческого накала и сошли с литературной и поэтической сцены.

Георгий Амурский в 1920-21-22 годах активно занимается литературой и общественной деятельностью в Екатеринбурге. Настораживает утверждение А. Коровина: «В 1921 году Отрепьев назначается редактором газеты «Вперед!». Но эта газета выходила в городе Хабаровске, и не мог работник политотдела Уральского (Приволжского) военного округа одновременно выполнять две должности, находясь за тысячи километров.

Чем занимался и где в это время находился Г. Амурский проследить не сложно, его фамилия постоянно мелькала на страницах «Уральского рабочего».
1920, 18 сентября. В Екатеринбурге делается попытка создать «Союз поэтов». Для этого создано организационное бюро: Г. Амурский, Сукова, Маргулис.

Следует обратить внимание на отсутствие в бюро пролетарских поэтов. Сукова и особенно Маргулис считались поэтами-футуристами. По-видимому, Георгий Яковлевич не считал политической ошибкой сотрудничать с ними, он прекрасно знал, находясь на Дальнем Востоке, что во время гражданской войны тон в поэзии и пропаганде задавали поэты-футуристы: Асеев, С. Третьяков.

1921, 9 марта. В Екатеринбурге состоялся «Вечер поэтов». Читаем: «Вступительное слово о футуризме, полное целого ряда контрреволюционных нелепостей, наглых утверждений и звонких фраз, произнес некоторым образом вождь наших футуристов – Маргулис.

Затем начались дикие выкрики, рычал Маргулис, читая стихи «Умное мясо», один заголовок которых заставляет сомневаться в благополучном состоянии мозгов автора. Ревел Амурский, словно его несколько дней не кормили, читая стихи «Звериное», и, наконец, предстал нежный Козин со своими «голыми женщинами», разгулявшимися по улицам города».

То, что Амурского «несколько дней не кормили» - это не удивительно – 1921 год – голод, но вот то, что он читал футуристические стихи «Звериное» заставляет задуматься: «Что, Амурский на Урале полностью отошел от революционно-партийной поэзии? Или началась переоценка ценностей в сознании поэта? Или он стал сомневаться в результатах революции? Читаем стихотворение «Великий октябрь» (к 3-ей годовщине Октябрьской революции):

        Мы напрасно чуда ждали
        Из туманно-мутной дали!
        Час возмездия ударил,
        Пошатнули буйным гневом
        И дворцы и чердаки.
        С диким воем,
        С гулким треском
        Пали древние устои:
        От удара,
        От пожара,
        От мозолистой руки.

Стихотворение, прямо скажем, далеко стоит от правильной классовой партийной линии, где всегда требовалось только восхваление и пафос. Скорее, оно выражает разочарование прямо в первой строке. И далее смена политической власти прошла не так, как представлялось интеллигенции, которая многое сделала для ее свершения, а «с диким воем, с гулким треском».

1921, 19 октября. В городе идет подготовка к октябрьским торжествам, в газете со всеми организационными вопросами по этому поводу рекомендовано обращаться в художественный отдел Губполитпросвета, комната № 14 (бывший Сибирский  банк) к тов. Амурскому.

Как видим, в 1921 году Г. Амурский не мог выполнять обязанности редактора хабаровской газеты, он находился в Екатеринбурге.
Продолжим отслеживать жизнь и деятельность Амурского на Урале.

1922, 2 февраля. «Уральский рабочий» сообщает, что местными поэтами в Екатеринбурге организован новый кружок – «Ассоциация Екатеринбургских поэтов и литераторов». В «Доме Октябрьской революции» состоялось первое организационное собрание членов ассоциации. Избран президиум в составе: т.т. Амурского, Казарова, Малкина, Леонтьева и Рубанского». Как видим, в этом списке президиума уже не нашлось места ни Суковой, ни Маргулису.

1921, октябрь. В Екатеринбурге открывается «Дом печати», который стал на некоторое время центром литературной жизни города. В это же время в Екатеринбург приезжает новый начальник Губполитпросвета Борис Федорович Малкин, который энергично взялся за выполнение возложенных на него обязанностей.

С приездом Малкина роль Г. Амурского, как организатора литературного движения в Екатеринбурге сходит на нет, но надо отдать должное тому, что именно Г.Я. Амурский был одним из первых инициаторов организации литературного движения на Урале. Он начал заниматься этим вопросом и до приезда на Урал Малкина, и до образования «Улиты», и до организации литературной группы при газете «На смену!», и до организации Уральской ассоциации пролетарских писателей.

1922, 12 февраля. «Уральский рабочий» сообщает: «На днях состоится открытие литературного клуба «Улита» - Уральская литературная ассоциация.

1922, 23 февраля. «В «Улите», клубе литераторов, 20 февраля состоялся импровизированный вечер, посвященный чтению поэтических новинок.
Читали свои стихи Амурский, Мамин, Леонтьев».

Клуб «Улита» проводил свои заседания по адресу, ул. Пушкина, 12. В холодном нетопленном подвале кипела литературная и вообще культурная жизнь Екатеринбурга, здесь встречались литераторы, оперные певцы, интеллигенция. Заседания проходили бурно, обсуждали дальнейшие пути развития литературы и поэзии.

Георгий Яковлевич Амурский был частым участником заседаний клуба. Его пребывание в городе Екатеринбурге не запечатлела фотокамера, но остался словесный портрет. Сергей Спиридонович Качиони (он называл себя в шутку Кривым Зеркалом Улиты) дал меткие зарисовки на некоторых участников заседаний Улиты. Об Г. Амурском отозвался так:

        Гордость «Улиты»:
        Облик бандита,
        На многое падок,
        Где надо, там сладок,
        Но нрав самодурский:
        Георгий Амурский.

«Улита» успела издать один сборник стихов, куда вошли активные члены клуба, и даже поместила анонс о готовящемся к изданию сборнике стихов Амурского. Но 17 марта 1922 года лидера уральских литераторов Б. Ф. Малкина отозвали в Москву. «Улита», просуществовав полгода, распалась. Многие участники клуба покинули Екатеринбург по разным причинам. А тех, кто остался, многие перестали заниматься поэзией, или их перестали публиковать, поскольку в декабре 1922 была введена жесткая цензура.

Стихи и имя Г. Амурского перестают появляться на страницах периодической печати. Некоторые авторы начинают высказывать догадки о дальнейшей судьбе поэта.

Так, Александр Иванович Шубин, в статье «Узорщики слова» в журнале «Уральская новь» в 1926 году писал: «… кроме М. Черныша на Урале дебютировал рабочий поэт Амурский. Его стихи были весьма удачны. Амурский споткнулся на той апельсиновой корке, которая спутала не мало молодых сил, вышедших из революции в литературу.
Взвинченный аплодисментами, сопровождавшими каждое его выступление на учредительских вечеринках, он пустился в словесное фиглярство. Поэта… подхватила волна НЭПа, и он исчез навсегда с горизонта печати».

Куда исчез, вот вопрос? А. Коровин утверждает: «Демобилизовавшись в конце 1923 года, поэт возвращается в Читу, потом переезжает в Хабаровск». А. Пудваль заявил, что Г. Амурский уехал из Екатеринбурга в Сибирь и там погиб в 1925 году.

Но как принять эту информацию без критической оценки, когда как бы в ответ А. Шубину, 25 ноября 1926 года в газете «На смену!» появляется стихотворение «Деревня» за подписью Г. Амурский.  И еще 6 января 1927 в этой же газете публикуется, хотя и не очень удачное, но географически привязанное к Уралу, стихотворение под названием «Калата», где есть такие слова «А вот еще - /Забыл получки - /Расчет/. И так же подпись -  Г. Амурский, с добавлением «г. Невьянск».

Даже если предположить, что он в это время находился в Хабаровске, то, как он мог написать стихотворение об уральском заводе: «Как много тем, /А между тем, /Пишу стихи /О Калате». Сила поэтического дара?
Нет, по-видимому, земля уральская еще не выпустила поэта из своих притягательных сил. Попытки найти следы поэта в Невьянске ни к чему не привели.

В судьбе Григория Отрепьева и Георгия Отрепьева, кроме имени,  все различное. Отрепьев ХУ11 века боролся за восстановление династии Рюриковичей. Отрепьев ХХ столетия боролся за ликвидацию царизма вообще, но прославился не как революционер, а как поэт и организатор литературного движения на Дальнем Востоке и на Урале.

Жизнь обоих Отрепьевых полна тайн и загадок.
А у кого из нас живущих их нет? Наши тайны уйдут вместе с нами, как и отрепьевские, только кто бы ими заинтересовался.

ПРИЛОЖЕНИЕ. Стихи Г. Амурского

          КРАСНОАРМЕЙСКАЯ ПЕСНЯ

        Мы вестники новых, грядущих времен,
        Мы сердце и воля народа,
        Горит на полотнах пурпурных знамен
        Девиз наш: "Свобода! Свобода!"
        Холодных подвалов и тюрем сырых
        Разбиты угрюмые своды
        Идем мы, спаял нас единый порыв: Свободы! Свободы! Свободы!
        В жестокой борьбе с ненавистным врагом
        Пройдут наши лучшие годы,
        Но верим мы крепко: зардеют кругом
        Цветы долгожданной свободы.
        Увесистым молотом счастье куем,
        Штыком защищаем свободы
        И грозные красные песни поем:
        Свободы! Свободы! Свободы!
        Кто честен, под наши знамена в ряды,
        В единую цепь хоровода,
        А после упорной и жаркой страды
        Да здравствует мир и свобода!
                1921г.
                НАБАТ

         Вольный звон-перезвон,
         Сон - тревожный сигнал
         Гнал испуганный сон.
         Он на площадь сзывал.
         Вал - воставший народ,
         Род рабочих, крестьян,
         Пьян от горя, забот,
         От заводов, полян.
         Знать, кто в жизни восстал
         Он пред зорьми Востока
         Стяг огня заблистал.
         Стал, как светлый черток.
         Тот же мир, но иной,
         Знойно-буйный пожар
         Жаркий полдеть весной
         Пой, кто духом не стар.
         Дар - широкий простор,
         Торный путь огневой
         Твой. А небо шатёр
         Стер язык вековой.
         Бой, и крики, и брань,
         Грань владыки с рабами
         Гром ударом порань
         Ранним утром. Бом-Бом!
         Бом-Бом!
                1922г.