http://www.proza.ru/2014/05/16/56
После того как за нападавшим захлопнулась дверь, Тамара замерла возле неё, держа перед собой в согнутых в локте руках спасительную спинку от кровати. Слышался всё дальше удалявшийся вой и бубнёж. Потом звуки стихли, перестав долетать до неё из-за плотно закрытых ставен и двойных рам на окнах.
Тамара перевела дух. Присела около двери, прислонившись спиной к стене и не выпуская из рук своё оружие. Так, раздумывала она, что теперь предпримут нападавшие? Её хотели вновь отключить с помощью баллончика. Кстати, где он?
Отставив в сторону железное снаряжение, Тамара встала и почти наощупь, но довольно быстро, отыскала откатившийся под стол баллончик. Отлично! У неё появилось ещё одно средство защиты. Прихватив его с собой, она вернулась на своё место у двери.
Итак, её собирались вновь повергнуть в бессознательное состояние. Зачем? Перевезти куда-то? А может, добить? - похолодела Тамара. Тогда почему не убили сразу?
Как же страшна неизвестность! Думай, думай! Что может значить это нападение? Юлька - племянница тёти Маши. Что там говорила Зинаида? Завистливая женщина. Колдунья! - Тамара усмехнулась. Но при чём здесь я? Одно дело из зависти нанести вред хозяйству, и совсем другое - увезти человека, покушаясь на его жизнь.
Тамара сжала пальцами виски. Губы пересохли и потрескались. Она облизнула их. Мучила жажда. Но в то же время Тамара боялась, что захочется в туалет. А поскольку ведра вокруг не наблюдалось, Тамара не знала насколько ей будет невтерпёж, что она словно нашкодившая кошка сможет обмочить угол. До каких пор её здесь продержат?
А может Юлька вовсе и не племянница? Тогда кто? Её автомобиль вроде бы стоял возле дома тёти Маши, когда Юлька объявилась впервые. Ну и что из этого? Она могла мне соврать, и Машухе сказать то же самое, что ищет в деревне работников.
Внезапно Тамару сразило воспоминание. На пальце державшей руль Юлькиной руки сверкало кольцо! Это было кольцо, которое пытался преподнести ей Юрий! Тамара не особенно разбиралась в украшениях. Но даже она сообразила, что изделие это совершенно оригинально и, скорее всего, существует в очень малых, если не сказать в единственном экземпляре.
Итак, Юлька - молодая жена Юрия! Что из этого следует? А ничего из этого не следует. Опять тупик. Что она собирается делать со мной? Обезопасить себя и свою семейную жизнь? Как она могла узнать, что Юрий неравнодушен ко мне? Не мог же он сам ей рассказать. А вдруг мог? С него станется! После того, что он сотворил! Сказал, что не любит жену или что-то подобное. На месте молодой девчонки можно с ума сойти. Возрастной, состоятельный муж собирается, покинув сияющую красотку, уйти, как там юные обычно говорят, к старухе.
Только старуха-то его совершенно не ждёт. Больше того, если раньше просто досадовала на его попытки сблизиться, то теперь просто-напросто ненавидит. Но девчонка-то об этом не знает. И вполне способна расправиться со мной.
Тогда почему не убила сразу? Хотя, это только в фильмах показывают - бац! бац! - убил! А на самом деле, полагаю, что решиться на убийство довольно трудно. Значит, наняла кого-то, кто пытался проникнуть сейчас с баллончиком.
А им зачем меня отключать? Совсем непонятно. А может всё-таки не будут убивать? Может Юлька хочет шантажировать мной вовсе не Сашу из-за денег, а Юрия, чтобы взамен на то, что я останусь в живых, он вернулся к ней. Такой вариант представляется наиболее вероятным. Хотя, нельзя исключать и возможность убийства.
Надеюсь, им не придёт в голову поджигать дом! Тамара от ужаса покрылась липкой испариной. Ну, нет, так нельзя! Недопустимо думать о плохом! Так раньше умрёшь от страха. Как же выбраться?
Ещё раз тщательно обследовав дом по всему периметру, Тамара безнадежно вернулась на свой пост у двери. Никакой возможности! Остаётся уповать только на её удвоившиеся средства защиты.
Тамара вновь устроилась на полу, откинув голову назад к стене, обхватила подтянутые к груди колени руками, замерла.
Время тягуче тянулось. Вокруг стояла тишина. Попыток проникновения больше не предпринималось. Тамара старалась не думать о возможных вариантах расправы над собой.
Однако мысли о смерти не оставляли Тамару. Оглядываясь на жизнь, она не подводила никаких итогов. Яркой вспышкой стояли в памяти два дня. Один из них - день, когда они остались с Сашей вдвоём в его комнате, и он впервые произнёс: "Смотри - звезда упала!" А второй - день рождения Максимки.
***
За две недели до предполагаемого срока у Тамары отошли воды. Время близилось к полуночи. Саша работал в ночную смену. Мама Тамары настояла, чтобы дочь ехала в роддом и вызвала "Скорую".
Вопреки кошмарным рассказам о том, как нечутко относятся к роженицам, особенно поступившим ночью, которые Тамара во множестве наслушалась в очередях в поликлинике, к ней было проявлено необычайное внимание. Однако прошло восемь часов; вернулся с работы Саша и застал дома лишь одну встревоженную тёщу.
Мама Тамары до выхода на пенсию работала врачом в поликлинике. Была знакома со многими докторами в роддоме, куда поступила Тамара. Мать каждые полчаса донимала персонал звонками, однако ответ оставался неизменным: "Слабая родовая деятельность".
Тамара сказала бы, даже полное её отсутствие. Те явления, что беспокоили её время от времени, даже схватками нельзя было назвать. Ей поставили множество стимулирующих уколов. Утром Тамара лежала, раскинув руки, по обеим сторонам кровати стояли капельницы. В них находился раствор, который должен был компенсировать отсутствие околоплодных вод.
Врачи, сменившие ночных, то и дело подходили к Тамаре, чтобы послушать сердцебиение ребёнка. Изводили ежечасными осмотрами. Тамаре казалось, это тяжелее предполагаемых схваток, и она слабо протестовала:
"Не надо".
"Терпи, - успокаивали её, - тебе помогают. Шейка как железо, нисколько не раскрывается".
Мать подняла на ноги всех, кого только могла. Попросила, чтобы дочери сделали кесарево сечение. Заведующий роддомом, до которого она дозвонилась, высококвалифицированный специалист, пришёл осмотреть Тамару и после уклончиво ответил матери:
"Не надо кесарева. Молодая. Сама родит".
Даже матери - врачу - не назвали причину, по которой Тамаре нельзя было сделать кесарево сечение. Заведующий распорядился дать снотворное, чтобы измотанная Тамара хоть немного отдохнула. Кроме обречённой неизвестности её невыносимо мучила жажда. Говорили, что пить почему-то нельзя. Медсёстры иногда подходили к ней со стаканом воды. Тамара готова была вырвать у них стакан и вероятно сделала бы это, если бы не её занятые капельницами руки. Но медсёстры, окунув стеклянную палочку в воду, только лишь смачивали её губы водой.
Очнувшись после снотворного, Тамара узнала, что время приблизилось к шести часам вечера. В предродовой палате, где она находилась, побывало уже с десяток рожениц, а она так и оставалась. Чуть заметные боли, едва усилившись, вновь прекращались на долгое время.
Тамара то проваливалась в забытьё, то приходила в сознание, апатично обозревая врачей подле себя. Распахнув в очередной раз глаза, она увидела перед собой доктора в белом халате с Сашиным лицом. Решила, что начинается бред, предсмертные галлюцинации. По лицу потекли слёзы.
Врач держал её руку, из который вынули иглу капельницы. Томка почувствовала прикосновение губ к ладони. Похлопала ресницами, смаргивая слёзы, пытаясь развеять туманную пелену. Слабо прошептала:
"Саша …"
"Томка, девочка моя, я с тобой, я рядом. Тебе больно?"
"Мне … непонятно … Нет боли, Саша. Наш малыш, он … не родится. Саша, мне так страшно … Не хочу уходить …"
Ни Томка, ни её мать так и не узнали, как поступил, что сказал врачам Саша, чтобы его пустили к ней. В настоящее время роды с мужем практикуются повсеместно. А тогда пройти родственникам в роддом не позволяло страшное слово "стафилококк". Преодолеть эту преграду не представлялось возможным ни по знакомству, ни за какие угодно деньги.
Саша склонился над её животом, тихо проговорил:
"Максим..."
Они с самых первых месяцев беременности так его звали. Саша часто разговаривал с ним. Томка почему-то была уверена, что родится мальчик, хотя ультра-звуковых исследований ещё не применяли. Но она даже не приготовила имя для девочки.
"Максим, - повторил Саша, - Ну что ты, малыш? Маме трудно... Давай, дружок, постарайся. Я жду тебя, Макс, сыночек".
Саша почувствовал, как Тома сжала его руку. Поднял на неё глаза. Кривясь от боли, она неожиданно улыбалась:
"Больно, Саша! Мне так больно!"
Находившийся поблизости врач моментально отстранил Сашу. И вокруг Томки началась суета. Перенесли в родовой зал. Кажется, нёс всё-таки Саша. Но она, охваченная приступом, от которого лезли на лоб глаза, уже не осознавала.
Сашу с лицом, едва ли не белее надетого на нём халата, выставили в коридор санитарки. Эти две пожилые женщины работали со вчерашнего вечера. Тамару привезли в их смену. И они наблюдали её бесконечные роды. Они жалели Тому, заходили к ней в палату, даже если им не нужно было делать влажную уборку.
Теперь они, обрадованные тем, что Томка наконец оказалась в родовой, переключили внимание на её мужа. Женщины понимали, что его не просто так пустили к ней, что жизнь Тамары находилась под угрозой. Потянув его за собой по коридору, они затащили Сашу в какую-то, как и все палаты в роддоме, облицованную кафелем каморку, где хранился их нехитрый инвентарь.
Усадили его на кушетку. Одна из женщин сунулась в шкафчик, долго копалась там, выуживая из глубины своей сумки двухсотграммовую бутылочку с делениями, замотанную какими-то тряпочками. Достала, размотала, откупорила упруго чмокнувшую резиновую крышку. Вторая держала наготове мензурку. Запахло чистым медицинским спиртом. Мензурку наполнили до краёв. Впихнули в руку Саше:
"Пей!"
Он не шелохнулся. Они вскричали одновременно:
"Пей, кому говорят! А то у тебя сердце остановится!"
Саша покорно выпил, не поморщившись, словно воду. Бессильно опустил руку с мензуркой, откинулся головой к стене. Женщины озабоченно смотрели, соображая, не налить ли ещё. Через минуту удовлетворённо загалдели:
"Ну, вот, румянец пробивается. А то сделался белый, чисто кафель. Жена скоро родит, а он чуть живой!"
Саша уже смог осторожно улыбнуться:
"Спасибо".
Максимка родился через сорок минут.
Тамара вскидывалась:
"Он живой?! Почему не кричит?! Скажите, он живой?!"
Неожиданно раздался счастливый хохот врачебной бригады:
"Смотрите, писает!"
А следом - басом закричал Максимка.
Кроме Максимки, Саша с Тамарой так и не решились больше родить ребёнка. Женщины в роддоме утверждали, что пройдет время, и опять захочется малыша, что всё забудется: мучения и боли. Тамара точно знала: она смогла бы забыть свою боль. Но забыть боль в глазах Саши оказалось невозможно.
Фотография из интернета. Спасибо автору.
http://www.proza.ru/2014/05/18/64