ПОЛДЕНЬ
Полдень…. Солнце само себя расплавило. Оно равномерно растёклось по сторонам, и выжгло небесную синеву до белёсого цвета. Облака, боясь вспыхнуть от жАра, куда-то попрятались. А ведь совсем недавно, эти беленькие пухлячки с румяными боками, радуясь жизни, вальяжно нежились в его первых лучах.
От невыносимого пекла сникли травы…. Листья на деревьях разомлели,… — а над безлюдной дорогой задрожало марево, — словно вода потекла. Вечный бодрячок лопух и тот сдался на милость светилу. Свесил свои листья вдоль стеблей, словно слон уши. На полотне грунтовки пыль настолько горячая, что её можно сравнить с горящими углями. Босым ногам на дороге делать нечего. Выход один – спина Печенега.
Конь с таким решением вопроса не согласен. Фыркает, пятится, глазищами косит, но поняв, что мои намерения серьёзны, поднимает кверху морду и жалобно ржёт, словно защиты у Всевышнего просит. Мне становиться неловко, ведь обещала ему по-братски путь разделить — пешком, а теперь нарушаю данное слово. Но, пойми меня, друг, вдоль дороги, всплошную растут низкорослые, разлапистые колючки, а у меня на ногах, ни копыт, ни чувяк нет. Так что прости, родненький.
Прыгаю в седло. Оно горячее, словно сковородка. Взвизгнув, привстаю на стременах, пытаясь отгородиться от него подолом ситцевого сарафанчика. От предпринятых действий легче не становиться. Что ж, придётся немного потерпеть, зато потом хорошо будет. Печенег довольный, дескать, так тебе и надо.
Чтобы как-то загладить свою вину, ласково глажу его по шее. Шерсть коня тоже горячая. Представляю, что творится у него под седлом.
— Ничего Печенежка, скоро мы с тобою балдеть будем, — обещаю другу, трогая поводья.
Солнце, вероятно, догадывается, что мы хотим от него спрятаться, и, как кажется мне, с удвоенной силой начинает поливать наши тела своими раскалёнными лучами. Ничего, недолго ему осталось куражиться. Скоро мы укроемся от него в тени, а оно пусть в своём соку продолжает кипеть.
Подъехав к речке, спешиваюсь. Печенег, облегчённо вздохнув, покорно идёт за мною по узенькой тропинке вдоль берега, к огромной плакучей иве. Она стоит на границе между сушей и водой. Ходзь, как видно, давно записал её в очередную жертву, но приступить к выполнению коварного замысла, не торопится, прекрасно зная, что та от него не сбежит. Доказательством тому, служат уродливые скелеты ивушкиных подружек, выброшенных коварной речкой на ладонь переката.
Подмывая берег у подножья моей любимицы, Ходзь постепенно лишает несчастную опоры. Глядя, как воды свирепо клокочут вокруг оголённых корней, я сравниваю их с волчьей стаей, терзающей свою добычу. С таким поворотом дел, недолго бедной ивушке осталась украшать собою мир, и приносить радость птицам, а так же доставлять удовольствие мне и Печенегу. Обидней всего, что помочь ей ничем не могу. Пыталась натаскать камней, чтобы отодвинув быстрые воды, сдержать их разрушительную силу. Да куда там! Валуны мне с места не сдвинуть, а мелочь, после первого дождя, Ходзь разметал по сторонам.
Но сегодня я замечаю изменения в поведении речки. Она уже не бросает целенаправленно упругий поток под корни, отошла в сторону, уступив проторённую дорогу своему рукаву. Тот широкий, но мелкий. Особо не усердствует. Бежит себе и радуется, что хотя бы на малое время получил свободу. По сторонам не рыскает, берег не тревожит. Только мелкими камешками тешится. Одним словом, — наслаждается жизнью.
Между основным руслом и рукавом образовался вытянутый островок, сплошь покрытый мелкими камешками и плоскими голышами. Один его бок прячется под ивой, другой жарится на солнцепёке.
Сразу за стволом тропинка исчезает, нырнув в дремучие заросли ежевики, и по ней уже ни пройти, ни проехать. Это конец нашего пути. Пока я удивлённо рассматриваю изменения в ландшафте, Печенег начинает волноваться. А вдруг про него забыли? Стараясь обратить на себя внимание, дёргает узду, пятится. Суетливо перебирая ногами, — фыркает. Перестав двигаться, дышит в затылок, время от времени толкая своей мордой меня в спину.
— Да погоди ты, ещё успеешь нанежиться, — ворчу я, снимая с него седло.
Так и есть! Под потником настоящая печка. Недаром в походе степняки между ним и спиной коня клали тонкие полоски мяса. Только как они его потом ели? Ведь оно насквозь пропитывалось потом, а конский пот, это вам не цветочки.
— Давай, остывай, а потом я тебя искупаю, как любишь ты, со щёткой, — обещаю я, сбрасывая сарафан.
Пока Печенег предаётся неге, захожу в воду. Она как парное молоко. Такое бывает очень редко. Обычно в ней присутствует нежная изюминка прохлады, но сегодня….
Положив голову на камень, выступающий из воды – замираю. Тоненькие веточки, легонько покачиваясь, своими листочками касаются моего лица. Сразу видно, — ивушка радуется нашей встрече, а вот поток рукава недоволен. Обнимая со всех сторон, он старательно вымывает камешки из-под моих боков. Неужели надеется на свои силёнки? Неужели думает вынести меня за пределы своего русла, передав с волны на волну основному потоку?
Этому не бывать!
Пока я остужаю разгорячённое тело, Печенег утоляет жажду. Теперь на его морде лежит печать неописуемого блаженства. Конь замер как статуя, даже хвостом не помахивает. А чего зря силы растрачивать, мух отгонять? За него это прекрасно делает ивушка и ветерок. Да к тому же мухи не такие дуры, чтобы лезть в зелёные дебри.
Вытянув шею, и закрыв глаза, он шумно втягивает в себя запахи жизни. Неожиданно громко фыркает, и, мотнув из стороны в сторону головой, направляется ко мне. Вот бес, теперь приставать начнёт, чтобы его искупали. Делаю вид, что сплю.
Подошёл, немного постоял, дыша мне прямо в лицо, а потом, чего я не ожидала, своей мордой сковырнул мою голову с камня-подушки. А рукаву это только и надо было. Мгновенно накрыл лицо волною. Мол, вот тебе, получай! Нечего в чужой дом забираться!
— Что же ты делаешь, — кричу я на Печенега, убирая с лица мокрые волосы, — морда твоя поганая! – и обиженно добавляю: – не буду тебя теперь купать, хоть сдохни!
А ему, как видно, нет никакого дела до моих угроз. Ходит вокруг меня, словно хоровод водит, да пофыркивает. А потом и вовсе разошёлся. Побьёт ногой по воде, толкнёт меня своим носом и снова копытом фонтан брызг поднимает.
— Ладно, не пугай, — ворчу я. – Раз обещала, сделаю. Я своё слово держать умею.
Нехотя тащусь на берег за щёткой и ведёрком. Затем долго, и усердно «стираю» другу его выходной фрак. Печенег сама покорность. Выполняет все мои команды. Задрать повыше голову? Пожалуйста! Похлопаешь его по ногам, моментально раскорячивается.
Наконец процедура купания закончена. Приступаю к марафету. Разглаживая щёткой, шерсть в нужных направлениях, дарю своему другу много ласкательных слов, делюсь девичьими тайнами, а так же, прошу совета в решении запутанных дел. Конь внимательно слушает меня, и на все заданные вопросы согласно кивает головой. Что ж, и на том спасибо! Гребень для хвоста и гривы забыт в конюшне, поэтому я вычёсываю их своим обломком гребешка.
И так, марафет наведён. Печенег блестит как начищенный самовар.
Вынув из торбы кусочек сахара, угощаю им друга. Напрасно это сделала. Тот доволен пока ест, а потом сердится, мол, мало получил, и, начинает приставать ко мне за добавкой. Видя, что лакомства больше не обломится, обижено отворачивается в сторону.
Я снова ложусь в воду. Закрыв глаза, и мгновенно проваливаюсь в сон. Будит, всё тот же, вездесущий Печенег. Спросонья даже не могу сообразить, где нахожусь. У меня зуб на зуб не попадает. Странно, ведь вода как парное молоко. Так откуда могли взяться «драгули»? Всё тело в мелких пупырышках.
Словно чумная выскакиваю из-под ивушки на солнышко, но тут же взвыв, снова прячусь в тень. Голыши горячи настолько, что дотронуться невозможно. Начинаю плескать на них воду. Она не шкварчит, но мгновенно испаряется.
Остудив камни, ложусь, грея своё озябшее тело. Постепенно внутренний холод покидает меня. Становиться жарко, и я вновь прячусь в тень. Печенег уходит на другой берег, где вокруг огромного тополя начинает щипать молоденькую травку. Захватив книжку, взбираюсь на развилину ивы и, вместе с Джеком Лондоном уплываю в страну Белого безмолвия….
Тихо и незаметно, словно воды низинной реки, течёт время….
Солнышко, унимая свой жар, начинает склоняться к горизонту. Повеселел ветерок. Расчёсывая волосы иве, тешиться. То пытается закрутить в жгут, то начинает нежно ласкать, перебирая их своими невидимыми пальчиками. Расстелив зелёные кудри по воде, помогает потом иве стряхнуть с них прозрачные бусинки. Как вижу, эта забава по душе обеим.
Постепенно томительный зной тухнет. Из потаённых мест, на небесное поле, выползают разрозненные облака, похожие на комочки тополиного пуха. В кроне соседней ивы воробьи затеяли свару. Даже речка, и та, по-другому лопочет, видно радуется идущей прохладе.
Пройдёт немного времени, и мы с Печенегом отправимся к деду Игнату в гости на пасеку, где нас ожидают: (каждого своё), — душистые травы, миска с мёдом, луна, звёзды, горящий костёр…. И, конечно рассказы деда, под запах печёной картошки, о том, как раньше жили люди.
Жаркий полдень сегодняшнего дня канул в вечность, уступив место вечерним сумеркам…. Мне его немножко жаль. Ведь этот огнедышащий «дракон» подарил мне незабываемые минуты тихого счастья, которые я пронесу через всю свою жизнь….