3-я история. Загадочный воздух

Геннадий Киселев
 

 А на следующий день выяснилось, что у папы с мамой совпал отпуск. Срочно был созван семейный совет, на который пригласили и нас с Петькой. Первым слово взял папа.
— Совпадение отпуска в июне бывает раз в сто лет. Это событие просто необходимо отметить чем-нибудь запоминающимся. Я предлагаю совершить совместную поездку на море, — папа вопросительно посмотрел на маму.
Они всегда так поступают. Я-то знаю, родители обо всем договариваются заранее. Но на семейном совете последнее слово должно принадлежать маме. Мама подняла за поездку обе руки.
  —Решено и подписано, едем на море! — ликующим тоном закончил своё выступление папа.
— На море! Ура! — это закричали мы с Петькой, но я рано обрадовался.
— Серёжа, — мама вздохнула и виновато посмотрела на меня, — к сожалению, в совместную поездку можем отправиться только мы с папой и Петькой. Тебе придётся поехать в пионерский лагерь. Я понимаю, как неприятно всё это сейчас слушать, но ничего не поделаешь. Так сложились обстоятельства.
— Вы меня наказываете за то, что я без спроса ходил петь в «Ударник»?
— Ну что ты, — мягко сказал папа. — Мама сказала правду, так сложились обстоятельства. Но если тебе наша поездка будет не по душе, ты сможешь наложить на неё вето, и мы никуда не поедем.
— Николай, — мама покачала головой.
  — Он парень грамотный,— возразил ей папа. — А если про вето ещё не проходил, попробую объяснить. «Накладывать вето» — означает иметь право запрещать  другим людям совершать те или иные поступки, если тебе эти поступки не по нраву. Примерно так.
Я сразу загордился. Произнесу сейчас это самое слово, и они никуда не поедут. Только мама почему-то истолковала мою гордость совсем по-другому.
— Чего набычился? — она легонько взъерошила мне волосы на затылке. — У папы в этом году практически не было выходных дней. А сколько лет он по-человечески не отдыхал, даже представить себе трудно.
— А Петька? — буркнул я. — Он тоже много лет по-человечески не отдыхал?
— А я без тебя не поеду, — заявил мой младший брат.
— Этого ещё не хватало! — всплеснула мама руками. — Не поедет он! Как миленький поедешь. Что это за круговая порука такая? Тебе в этом году идти в школу в первый класс. Южное солнце и морской воздух твоему организму просто  необходимы.
— Серёжкиному тоже, — упорствовал Петька.
Мне стало стыдно. Мой младший брат оказался более верным другом, чем я.
— Кто же с этим спорит? — с досадой сказала мама. — Но мы не можем тебя отправить в пионерский лагерь вместе с Серёжей. Ты ещё мал. А взять вас двоих у нас просто нет никакой возможности. Ты и так будешь проживать там с нами почти на нелегальном положении. Спроси об этом Серёжу, ведь он уже был с нами на море.
  — Когда? — изумился я.
— Мы брали тебя с собой, когда ты был в Петькином возрасте. Вспомни, пожалуйста, сколько ты вместе с нами натерпелся мучений?
Я честно пытался припомнить подробности той давней поездки, но, сколько ни старался, не смог.
  — Не мучайся, — сказал мне папа и укоризненно посмотрел на маму. — В то время он был младше теперешнего Петьки на целых четыре года.
— Возможно, так оно и было, — нервно сказала мама. — Но сейчас разговор идёт совсем о другом. Решай, Серёжа, — обратилась она ко мне, — либо ты соглашаешься, и мы едем, либо папа сегодня же отказывается от путёвок, которые ему предлагают в профкоме.
Я опустил голову. Легко сказать: «Решай». Если бы я предложил маме такое... Впрочем, мама бы нас, конечно, отпустила. Мне только было обидно, что по воскресеньям в лагерь ко всем будут приезжать родные, а ко мне нет.
И тут слово взял папа.
— Принять такое решение самостоятельно ребёнку не по силам. Ему между чувством и долгом не разорваться. У меня есть иное предложение.
— Какое? — загорелся я, и южное солнце засияло над моей головой.
— Не торопись, — папа почесал подбородок. — На первый взгляд оно мало чем отличается от предыдущего, но на второй … — и он достал из кармана конверт.— Вот письмо от твоей бабушки. Она приглашает нас провести отпуск у неё в Светлогорске.
  — Она ж на гастроли уехала, — не очень вежливо перебил я папу.
— Гастроли отменили, — с радостью воскликнул папа и сам устыдился этого.— Они весь июнь будут работать дома. Я ведь хотел свой отпуск провести у неё. Но теперь к бабушке предлагаю ехать тебе одному.
— Одному?! — тревожно воскликнула мама, как будто папа посылал меня на Северный полюс.
— Одному, — подтвердил папа. — Вдвоём с Петькой они просто уморят старушку. Ей всё-таки за шестьдесят. Серёжа поживёт у неё месячишко, заведёт себе новых друзей, посмотрит замечательные спектакли бабушкиного театра. Человек он уже взрослый, самостоятельный. Думаю, краснеть за него не придётся. Тем более, бабушка по нему очень соскучилась. Что ты скажешь на это, Серёжа?
Про мою взрослость и самостоятельность от папы мне ещё слышать не приходилось. Но я его понял. Ему очень хотелось поехать с мамой к морю. И тут я согласился. Да, да. Взял и согласился.
— Решено и подписано. Еду к бабушке в Светлогорск заводить новых друзей!
Мама растерялась от моего неожиданного согласия, даже заплакала. А потом сказала, что такой жертвы с моей стороны не забудет никогда. Папа крепко пожал мне руку. Петька с этой минуты и до самого моего отъезда в Светлогорск не отходил от меня ни на шаг.
И у меня началась поистине райская жизнь. Папа с мамой кидались исполнять любые мои желания. Но, если честно, я даже начал дни считать до моего отъезда. Почему? На это у меня были причины. Во-первых, мне очень хотелось увидеть бабушку. Во-вторых, у нас в классе учился сын заслуженного артиста республики Бурова. На спектакли, в которых он играл,  билеты раскупались чуть ли не на год вперёд. Он-то был, можно сказать, гордостью нашего города. Его даже в Москву приглашали работать. Вот. Но он наотрез отказался. Так прямо и заявил, что хочет умереть на этой дорогой для него сцене. Не верите – спросите, у кого хотите. Весь наш город вам это подтвердит. А вот Шурка, учителя между собой называли его Буровым-младшим, ничьей гордостью не был, но очень хотел таковой стать. И тут ему повезло. Дали сыграть в одном спектакле нищего мальчишку. Всех дел там было — со слепым дедом по сцене ходить и тянуть противным голосом: «Подайте на пропитание», — как раз по его способностям. Но воображать он после этого стал... Придёт в класс, сядет за парту, уткнётся лбом в кулак и так весь урок просидит, не шелохнётся даже. Как у него здоровья на это хватало? Я бы умер, вот так истуканом сорок пять минут высидеть. Ни одно поручение не заставишь выполнить. У него всегда на всё один ответ: «Некогда мне. Сегодня опять весь вечер за кулисами провести придётся». Девочки, конечно, млели от восторга, поддакивали. А по мне, он просто от поручений отлынивал. Я ему сказал, чтоб он про кулисы сказки не рассказывал, а жизнью класса занимался. А он пальцем согнутым постучал мне по лбу и сказал: «Зелен ещё арбуз». Я его разок, конечно, стукнул. Пусть не выпендривается. Так со мной девчонки потом больше месяца не разговаривали. А Галина Андреевна вызывала маму в школу и сказала, что я варвар, не понимаю на кого руку поднимаю. Мне, конечно, влетело. Но какой же я варвар, если у Крылова зелен виноград, а не арбуз? А кулисы, как мне папа объяснил - такие куски материи, которые висят вдоль сцены с двух сторон снизу доверху и закрывают от зрителя то, что ему, зрителю, видеть не положено. Мама на такое папино объяснение только загадочно улыбнулась. А девчонки наши меня на смех подняли, когда я им папину версию про кулисы выдал. Тогда я задумался, может, папа и сам не знает, что это такое. Вот и решил, раз на море не берут, повидаю бабушку, уж она мне толком расскажет, что это за чудо такое – театральные кулисы. Кто знает? Может, я зря тогда Шурку стукнул? Может, после того, как  я побываю за кулисами, тоже по сорок пять минут истуканом сидеть буду.
  Поэтому, когда после аэропорта мы с бабушкой уселись за вишнёвый пирог, испечённый в честь прибытия высокого гостя, то есть меня, я сразу спросил:
— Бабушка, что такое кулисы?
Она внимательно посмотрела на меня, потом не спеша разрезала пирог, положила на мою тарелку самый большой, сочный кусок и сказала:
— Кулисы, Серёжа, это место, где актёр проводит большую и лучшую часть своей жизни. Я, например, провела за кулисами всю свою жизнь и ничуть об этом не жалею.
  — Ну и что? — спросил я.
— Что, «ну и что»? — не поняла бабушка.
—Чего он-то весь урок истуканом сидит? У него же лучшая часть жизни в школе проходит.
— Ты о ком говоришь, Серёжа? Кто и где у тебя сидит?
— Почему Шурка на уроках вот так сидит? — я попытался это изобразить на собственном примере, но локоть соскочил с края стола, и я с размаху шмякнулся лбом о тарелку с пирогом.
Вишнёвый взрыв потряс бабушкину комнату!
—Ты жив, Серёжа?— донёсся до меня сдавленный бабушкин голос.
  Я поднял голову, пытаясь протереть глаза. Бабушка по-прежнему сидела напротив и тряслась от смеха, размазывая вишнёвую мякоть по лицу. Виновато хлопающий ресницами, перепачканный алым соком, я сидел напротив, готовый заплакать от обиды и злости на самого себя, на пирог и даже на бабушку. Устроил цирк.
Бабушка извинительно замахала руками.
— Прости мой нелепый смех, Серёженька. Не смогла удержаться. Уж больно смешно у тебя получилось. Не каждый артист так сумеет. Для этого надо иметь врождённый комический дар, — она ещё раз хихикнула и тут же сочувственно сказала, — ступай-ка, дружок, в ванную.
  —…Так про какого истукана ты мне собирался рассказать?— спросила она, когда мы снова уселись за стол, а растерзанный кусок на моей тарелке был заменён другим.
— Про Шурку Бурова, про кого же ещё.
  — Погоди-ка, — остановила меня бабушка, — это не сынок ли Александра Христофоровича?
— Да, — удивился я. — А ты откуда их знаешь?
— Потом объясню. Рассказывай про Шурку.
Я рассказал.
— Вот оно что, — внимательно выслушав меня, вздохнула бабушка. — Так Александр Христофорович в нашем театре смолоду начинал. Талантливый, красивый, мужественный. Настоящий Ромео. Барышни его у всех ходов-выходов караулили. Это потом его в ваши края пригласили, когда он тут прославился. А какой душевный человек был. Вот супруга его…— бабушка пожевала губами и неопределённо пошевелила пальцами, — вздорный характер дамочка имела. Всё приставала к Александру Христофоровичу, будто ведёт он себя несоответственно таланту. Дескать, к добру не приведёт его запанибратское отношение со всеми в театре, особенно с обслугой. Её, по правде говоря, у нас не любили. А с год назад слух дошёл — разошлись они. Она от Александра Христофоровича ушла, а сынок с ним остался.
  — Шурка без мамы живёт?— вытаращился я на бабушку.
— Выходит так, — сказала она. — А ты не знал?
Я только покачал головой. Кто бы мог подумать? Шурка в классе никому ничего не рассказывал. Брюки у него всегда наглажены, пуговицы на месте, воротнички чистые. Кто же ему всё это делал? Неужели он сам? Не Буров же старший.
— И ещё до нас один невесёлый слух дошёл. В рюмку стал заглядывать Александр Христофорович после того случая. Вот твой Шурик и пропадает в театре за кулисами, чтобы за отцом присматривать. При мальце-то стыдно ему будет с друзьями угощаться. Дружок твой  потом, может, просто спит на уроках. Спектакли-то поздненько заканчиваются. А насчёт «кусков материи», из которых сделаны кулисы,— передразнила она папу,— скажу одно: куски эти необыкновенные, и сила в них заключена волшебная.
— Я тебя про это и спрашиваю, что в них такого необыкновенного, расскажи?
  — Сейчас ничего говорить не буду. Придёшь в театр и, если у тебя кроме глаз душа имеется, во всём самостоятельно разберёшься.
Мы с бабушкой принялись за пирог, а дальше пошли совсем неинтересные постороннему уху разговоры про папу, маму, Петьку...
В конце ужина я решился задать бабушке вопрос, который давно волновал всё наше семейство:
— Бабушка, в твоём возрасте возиться с реквизитом уже тяжело. Почему бы тебе к нам не переехать жить? Мы так скучаем по тебе.
— Это тебя папа научил? — ледяным тоном спросила она.
  Я изо всех сил отрицательно замотал головой, но она мне, конечно же, не поверила.
— Ты ему передай, внучек, пожалуйста, что напоминать женщине о её возрасте, даже если она мать и бабушка, невежливо. Что касается моего переезда, то я просто не смогу жить без театра. Я всю жизнь дышала театральным воздухом, без него я задохнусь.
— Бабушка, а что если я тоже потом не смогу дышать другим воздухом? — с опаской спросил я.
— Я была бы рада этому,— оживилась она,— только твой отец в своё время надышался этим воздухом предостаточно. Однако из него получился прекрасный инженер по технике безопасности. И, слава Богу. Хоть на баяне он и пиликает прилично, но без души. А сейчас, Серёжа, — предупредила она мой новый вопрос, — давай-ка примемся за посуду и на боковую. Завтра утром у нас детский спектакль «Остров сокровищ». Реквизита там воз и маленькая тележка.
  — Бабушка, — взмолился я, — последний вопрос, честное слово. Я всё время слышу это слово и дома, и от тебя. Знаю, что ты заведуешь этим цехом. Так скажи мне, наконец, по человечески, что такое реквизит?!
  — А вот это ты узнаешь и увидишь опять-таки завтра, — заговорщицки подмигнула она.

История 4 http://www.proza.ru/2014/05/14/805