Одно из самых обычных и распространенных суеверий то, что каждый человек имеет одни свои определенные свойства, что бывает человек добрый, злой, умный, глупый, энергичный, апатичный и т. д.
Люди не бывают такими. Мы можем сказать про человека, что он чаще бывает добр, чем зол, чаще умен, чем глуп, чаще энергичен, чем апатичен, и наоборот; но будет неправда, если мы скажем про одного человека, что он добрый или умный, а про другого, что он злой или глупый.
А мы всегда так делим людей. И это неверно.
Люди как реки: вода во всех одинаковая и везде одна и та же, но каждая река бывает то узкая, то быстрая, то широкая, то тихая, то чистая, то холодная, то мутная, то теплая. Так и люди.
Каждый человек носит в себе зачатки всех свойств людских и иногда проявляет одни, иногда другие и бывает часто совсем непохож на себя, оставаясь все между тем одним и самим собою.
Л.Н. Толстой «Воскресенье»
Глава первая
Трепотня под «The Beatles»
Будним ноябрьским утром два автомобиля ехали от Москвы на северо-восток со скоростью, повыше дозволенной - но пониже уж совсем неприличной - по мало заполненному в этот час шоссе.
Впереди шёл тёмно-синий «Рэйндж Ровер», за ним не меняя дистанции, двигался чёрный «Инфинити».
В районе шестидесятого километра, когда окружающий шоссе лес расступился, открывая с правой стороны большое озеро, «Рэйндж Ровер» засигналил задними огнями и принял вправо, остановившись у озера на обочине, то же сделал и «Инфинити».
Ночью того дня прошёл снег, впервые с начала осени сразу же не растаявший, обочина была немного занесена им, ветер обдувал открытое пространство.
Около берега уже образовались белёсые полупрозрачные пленки первого льда, но основная гладь озера была агатовой, и что особенно могло привлечь внимание малочисленных любопытствующих, так это зрелище стоящей достаточно вдалеке от берега лодки с каким-то полусумасшедшим рыболовом-фанатиком.
Из обеих машин вышло по два человека по виду одного ближе к пожилому, возраста.
В «Рэйндж Ровере» приехали высокий полный очкастый мужчина в чёрной вязаной шапочке на седой голове и полупальто простонародного покроя, и достаточно худощавый мужчина поменьше ростом в широком плаще, перевязанном поясом, на одном конце которого свисала пластмассовая пряжка, головной убор у него отсутствовал.
Из водительской двери «Инфинити» появился простоволосый человек ростом с обладателя вязаной шапочки, но более стройноватых пропорций, одетый в обтягивающее чёрное пальто, которое даже далёкий от консьюмеризма человек мог определить как очень дорогое.
Из пассажирской двери на подножку джипа вылез задом вперёд невысокий дядечка, на котором была псивая тёмно-серая плащёвая куртка с чёрный вельветовым воротником и небольшая чёрная шапка-ушанка с кожаным верхом, наподобие тех, что носят американские полицейские.
Он неуклюже спрыгнул с подножки на снег, причём из всех троих он единственный был обут в какое-то подобие зимних ботинок, остальные были в лёгких чёрных туфлях.
Задние подошли вплотную к передним, не сговариваясь, все четверо, отворотились от дороги, произвели необходимые манипуляции с гульфиками брюк и полами верхней одежды, и четыре струи окропили свежий ноябрьский снег.
- Это что ещё за водоём? – задал общий вопрос джентльмен из «Инфинити», которого звали Серёга Гусаров.
- Корнеево озеро - ответил полный высокий в шапочке из «Рэйндж Ровера», его именовали Андрей Каравайчук – тут у Лукашки дача недалеко, может подъедем?
Как, Георгий Натаниэлевич, вы готовы приютить несчастных путников?
Названный и «Лукашкой», и «Георгием Натаниэлевичем» дядечка в серой куртке и шапке, фамилия которого к тому же была Мавенкер, спокойно ответил.
- Пожалуйста, Старый человек, велкомте.
Через заборчик перелезем – ключиков от калитки и ворот у меня с собой что-то не оказалось - костёрчик в мангальчике разведём.
Так, что нам для этого надо?
Спички мы у охраны одолжим, дровишки у меня за баней в ассортименте – яблоня, вишня, слива, вагонка, доски неструганные хвойных пород - на растопку у Фимки пару договоров из портфеля возьмём…
А вот с мясом для шашлыка могут быть проблемы.
Вам с Серёгой ещё машины вести, у Фимки задница тощая, я сегодня, как он утверждает, не подмылся…
- Лука, вот мы у всех были, а у тебя не были, у тебя дача-то вообще есть, или ты мистифицируешь как всегда?
Это хрипловатым голосом с лёгким характерной картавостью произнёс четвёртый в перевязанном поясом плаще, который звался Игорем Равинским.
Дядечка, имитируя местечковый акцент, тут же ответил:
- Я в отличие от вас, Ефим Лукич, то есть извините, Игорь Илитч, настоящий советско-российский труженык, который таки собственным потом и кровю заработал триаду состоявшейся жизни: дачку, тачку и заначку!
А вам, старому штынкеру*, подарить стране сына, дерево и дом мешает лень, безрукость и кондом!
*Пердун (евр.)
Игорь пожал плечами и усмехнулся.
- О, попёр рифмованный понос из Бродского-Троцкого!
Особенно, если учесть, вашбродь, наличие у меня отпрыска, уже давшего родине двух внучек, домишки, смею предположить, понехилее вашего и авто, отнюдь не вашего бюджетного класса.
- Так, джельтенмены, далеко ещё ехать? – спросил Гусаров.
- Серёнь, совсем немного, и мы у служителя Бога, тем более, что я знаю дорогу – быстро ответил Лука.
- Давайте по агрегатам, ноги уже замёрзли, здесь похолодней, чем в Москве-то.
Вон мальчик у нас в одних кедах.
Андрей шлёпнул руками по ляжкам и восхищённо произнёс:
- А я сперва и не заметил…Ты Лука, что - в раздевалке детского дома украл эти чуни?
И шлёмпер у тебя роскошный какой! Сеструха из Штатов прислала?
Мне прямо таки сразу захотелось руки на капот, и чтоб ты мне права зачитал!
- Козёл ты, Старый, ботиночки - это же последний писк!
Я их в итальянском магазине купил, они на меху, хотя при ближайшем рассмотрении оказались китайскими.
А шапчоночку приобрели на рынке в Петровско-Разумовском в эти выходные.
Они расселись по машинам, въехали на шоссе, причём «Инфинити» пришлось пропустить фуру, и поехали по нему дальше.
Метров через четыреста от их стоянки находился пост ГИБДД, стоящий около будки толстый старлей в светоотражающем жилете поверх бушлата равнодушно проводил их глазами: видали технику и получше...
* * * * *
Примерно за час до этой остановки по физиологической надобности обе машины встретились на шоссе прямо перед развязкой с МКАД.
Прибывший первым Андрей, сидя за рулём «Рэйндж Ровера», увидал почти одновременно подъехавшего на «Инфинити» Серёгу и Игоря, которого привезла к месту сбора персональная корпоративная «Волга».
Все трое пообнимались и поцеловались, обдав друг друга недешёвой туалетной водой, после чего Игорь отпустил своего водителя Виталика, напутствовав его словами:
- Ты, давай там…покрутись что ли по городу, в контору без крайней надобности не суйся.
Меня сегодня уже наверное там не будет, но на всякий случай ты оставайся на связи…
А вот и наш пролетарий умственного труда уже торопится сюда!
Мужики, вы не знаете, почему, когда пахнет Лукой, то это всегда запах рифмованного поноса?
От перехода через шоссе к ним быстрым шагом подошёл Георгий, и тут же полез целоваться с Андреем и Серёгой, при этом привстав на цыпочки.
По всей видимости он услышал остатки фразы Игоря, и не то, что обиделся, но как-то воспринял её в несколько физиологическом смысле.
Но, чуть помедлив, всё же поцеловался и с ним.
- Зачем же вы так про мальчика, Игорь Ильич? - поспешил сгладить ситуацию всё понявший Старый - Жоржик-коржик у нас паренёк помытый, побритый.
Ноготочки на ногах стрижёт, чтобы, упаси Бог, валенки не продрать, одеколоном «В полёт» душится.
Сегодня вот только что-то позабыл, впопыхах наверное, Лукаш?
- У меня, Андрей Тарасович, пубертатный период, в отличие от некоторых, уже закончился.
Прыщи, что были, с морды сошли-с, поэтому нам одеколоны всякие, лосьоны не требуются, а если и пользуемся, то «Кёльниш Вассером, сорок семь одиннадцать»*, полтинничек еврюкейцеров за бутылочку, между прочим.
* Кёльнская вода
Мне, Андрюш, теперь не девки расщеперенные, как раньше, а всё больше сны о светлом будущем России снятся.
А как проснусь, так и тянет это самое будущее приблизить, прямо с первых шагов от койки к нужно;му сараю.
Утром я, когда мочусь, уму-разуму учусь
А когда я облегчаюсь, то ремёслам обучаюсь!
Вот, Андрюш, почему так - Лука бросил исподлобья взгляд на Игоря - никто у нас работать не хочет, а все желают есть белые пироги.
И сны им снятся не об России, и даже не девки им снятся - тут его взгляд стал особенно выразительным - поэтому…
В-общем так, я поеду с дядей Серёжей, он как человек, отдавший ряд годов дипломатической службе, думаю, приставать ко мне не станет.
Хотя кто вас, олигархеров, ездящих на «автоматах», знает?
Правая рука-то свободна, не то, что у меня с моей «механикой»…
- А ты чего, Лука, и вправду считаешь, что на «автоматах» одни богачи ездят - то ли серьёзно, то ли в шутку, у него никогда не поймёшь - спросил Старый.
- Да мы, Андрюш, люди простые, тёмные, из Села Алексинского.
Нам что красно, то красиво, что сладко, то вкусно, что громко, то весело, что…с «автоматом» - то богато. Нас вам облапошить-то ничего и не стоит.
Лука заунывно и нарочито фальшиво пропел на манер «страдания»:
Соловей кукушечку заманил в избушечку.
Намешал зерна с мукой, а сам за сисечку рукой!
Игорь, что-то вспомнив, усмехнулся и покачал головой из стороны в сторону.
- Со мной в ремеслухе, ну то есть в «Бауманке» учился один парень, Вячек такой Огибалов.
Паренёк спортивный, комсомолец-активист, исключительно весь положительный.
Ну так вот, пошёл он как-то раз в баню, приходит… народу мало, взял шаечку и потихоньку себе намывается, никого не трогает.
Вдруг подходит к нему старичок, такой достаточно крепкий, лысенький, пузень, усишки, и говорит Вячеку:
- Сынок, ты бы мне спинку-то потёр что ли, а я тебе потру после, если не возражаешь.
Вячек паренёк вежливый, деревенский, отвечает:
- Пожалуйста, папаша, без проблем, хотите на лавку ложитесь, хотите раком становитесь.
Ну дедок лёг на лавку, Вячек его обиходил по-сыновни, тот только кряхтел и постанывал.
Потом очередь до Вячека дошла, ему на лавку что-то не захотелось, побрезговал, может быть.
Он в лавку руками упёрся, ноги раздвинул, ну старичок его трёт по мере сил, а потом вдруг ка-а-ак сгребёт его мошонку в кулак, не больно правда, и восклицает сиплым голосом:
- Ах ты, кукушечка моя!
И морду такую игривую состроил, старый мерин.
- Представляю картинку – оживился Лука – стоит парень с открытым ртом, с хрена капает пена, а про шайку, по моему, у Зощенко есть…
- Ну да! Так вот Вячек культурно освободился, вылил шайку на себя, а потом ка-а-ак треснет этой шайкой дедку по кумполу, плашмя конечно.
Тот сразу и на пол, сиськи набок.
Народ оборотился, банщик подскочил, голосит:
- Хулиганство, людей убивают среди бела дня, сейчас милицию вызову!
А Вячек банщика за фартук на груди схватил и тоже орёт:
- Ты чего, падло, пидарасов в баню пускаешь?
Налил холодной воды в шайку, на дедка вылил, тот вроде очнулся и боком, боком в раздевалку. Народ обоссывается, а банщик-то по серьёзке попёр.
Вячека к директору потащил, тот давай милицию вызывать, бумагу составлять.
Слава Богу, дедок-то до этого всего свалил, но, тем не менее, Вячека потом чуть из комсомола-института не выгнали, как он ни оправдывался.
Сам момент опедерастывания никто ведь не видел…
- Завёлись Шуваловы на любимую тему - сказал Старый - садитесь уже по машинам, кукушата потасканные!
…В «Рэйндж Ровере» Игорь, зябко вскидывая плечи и позёвывая, сказал Андрею:
- Старый, ты не будешь обижаться, если я прикорну зачуток.
Вчера до часа ночи с казахами из Актобе общался, заводные, сволочи.
Лилька с утра что-то вроде скандала устроила, пробки…
Там, правда, казах был только один, и выжрал он, кстати, поменьше прочих.
И вообще-то мы сидели в «Парижском дворике»...
Я хотел высококультурно винишком обойтись, ну там устрички, морской наборчик, фуа-гра, улиточки…, а русский и немец казахстанский - хренушки, давай ханку требовать - там, как ни странно, в винной карте было - горячее им, злодеям, подавай.
Если что сами заплатим…хрррр, хрррр…
В «Инфинити» же Гусаров и Мавенкер вели неспешный разговор, который был начат почти сразу при выезде на шоссе с МКАДа.
- Сто лет тебя, Лукаш, не видел!
Так чего этому падре от нас понадобилось, ты как думаешь?
Прёмся, как на задание, хотя Старый и я сейчас в свободном полёте, тебе с Фимкой тоже недурно бы провоняться.
- Да и я насчёт Трибуна, честно говоря, и не вем, пан Серёжа.
Старый человек говорил, что звонил так серьёзно, просил нас именно четверых приехать, может заболевание какое у него?
Тем более, что всех вместе он, по-моему, никогда ещё не принимал.
- Да, я всё никак не мог к нему собраться, всё какие-то дела, поездки.
Вы, промежду прочим, практически случайно меня застали.
Собрались мы в пятницу с Асей Абрамовной в город Лондон.
Чуть-чуть обновить одежоночку, ну там маечки, трусики, носочки. Ты-то, парень, был там?
- А то як же, два раза, один, если помнишь, с тобой в командировке, другой с Ефимом.
Хороший город Лондонск, у меня там двоюродная сестра замужем, недавно прислала…Чего она прислала?
- Проверяешь, скотина? Шёлковый платок в заказном письме.
Ты лучше скажи, чего тебе привезти из Великоинглиша?
«Бентли» у тебя уже есть, фиш’н чипс* санконтроль не пропустит…
* Рыба, жареная в кляре с картошкой-гарниром, типовое английское блюдо
Ладно уж: разоряться, так разоряться!
Магнитик на холодильник получишь с видом Шанхая, погубит меня эта доброта когда-нибудь.
- Очень тронут вами за все эрогенные зоны, постараюсь отплатить взаимно.
- Да не стоит…, так что насчёт мотивов трибушкина деяния?
- Хрен их этих монахеров разберёт…
Примерно месяц назад мне позвонил, похоже, освежённый.
Говорит: Приходи, Лука, на квартиру моего ученика на Дубках, у меня там есть французский – фраер, будто я не знаю, что французский - коньяк «Мартель».
Я отказался, сказал: «мамка заругается», в смысле моя Людмила Юрьевна, благоверная, а сам подумал: Где «Мартель», там и бордель!
Похоже, постник наш потихоньку оттаивает, не иначе кандидатку в матушки себе нашёл, будет переквалифицироваться в попы-управдомы.
Батюшкам-то дозволяется, правда, полагаю, без нетрадиционных способов.
- Нетрадиционных? А это что регламентируется каким-то образом? Разъясни-ка, пожалуйста!
- У старых староверов регламентировалось, почитай «Золото Бунта»*, но тут дело может и не в регламентации...
* Роман Алексея Иванова, кто интересуется: часть третья, глава «Бойтэ»
Лука перешёл на назидательный тон:
- Батюшки в этом плане, они ведь плоть от плоти народной, а народ - он мудрей всяких там сексуальных затейников. Он чем руководствуется в этих делах?
Лука поднял вверх указательный палец и, покачивая им, продекламировал:
Чем лизать солёный клитор, фёдор свой под нёбо класть
Лучше выпить водки литр, матеря попутно власть!
Серёга, усмехнувшись, а затем дурашливо оттопырив нижнюю губу, вздохнул и произнёс.
- Разумно… Эх надо было всё-таки напитков купить, закусочки какой-никакой, а с другой стороны мы со Старым за рулём.
- Да он раза три подчёркивал, чтобы никаких напитков и ед не привозили, хотя вроде как и не пост.
- Ладно, вернёмся, заглянем в какое-нибудь интеллигентное заведение.
- А как же выпивание на водительском месте?
А, понял, поедем в таксо? Ты толстый и красивый парниша!
- Ну на месте и узнаем, что за проблемы у этого толстого и набожного парниши.
Так чего тебе запустить, битломанчик ты наш?
- Давай, давай… «Magical Mystery Tour»!*
* Альбом Битлз «Волшебное путешествие»
Вот интересно, считается неудачным альбомом, а там и «Fool on the Hill», «Strawberry Fields Forever», «All you need is Love»*.
* Песни из альбома «Волшебное путешествие»: «Болван на горе», «Земляничные поляны навсегда», «Всё, что нам нужно - это любовь»
- Произношение у вас, Георгий Натаниэлевич, ну прямо…кентерберрийское!
- Это не произношение, Сергей Григорьевич, а абсолютный музыкальный слух, то есть я как бы слова выпеваю, даже когда не выпиваю.
А вот у вас произношение действительно какое-то странное, прямо как у контры, да ещё и бЕриевской!
Надо бы проверить вас на связь с этим врагом народа, говорю как человек, родившийся в один датский день с Юрием Владимировичем Андроповым*, между прочим!
*Родился 15.06.1914 г.
- Пошёл, пошёл плясать, дома нечего кусать…
- Сухари, да корки, да на ногах опорки! Помнишь ещё, как мать моя покойная пела?
- Да, Елизавета Самойловна частушки всякие, праздники церковные знала лучше любого русского, я прямо потрясался.
- В Селе Алексинском жили, прикладной интернационал…
- Лука, я тебе такую музыку прокручиваю, а ты даже комплимента насчёт качества воспроизведения не соизволил.
А между прочим, это мне в Риге специально сделали полное собрание сочинений на дисках, начиная с Гамбурга и кончая «Let it be»*
* «Пусть будет так» Последний альбом Битлз, изданный до распада группы
- Ремастерированное?
У меня тоже в таком качестве есть, я из инета скачал - Лука открыл потрёпанный портфель, лежащий у него на коленях и достал флэшку - тут всё, и ещё Чайковский, Шопен, «Травиата» три исполнения…
- Сколько вы слов всяких неприличных знаете, ремасте…, я вот только «гомосексуализм» и выучил, правда, богатое слово.
Так что такое этот твой, как ты сказал: «реммонтаж»?
- Сельский юноша, ну что с вами поделать, хорошо хоть пьёте в меру.
Это песни обработали на компьютере, глубины, объёма добавили, совсем другое звучание, не то, что было тогда на «Яузе» Ишимбаева.
- Ишимбаев – это кто?
А, вспомнил - это тётки твоей муж, его фамилия, кажется Быстрицкий, как он кстати?
- Помер в январе, сердечный приступ.
Хороший мужик был дядя Изя, малость только с придурью, йога, гомеопатия…
- А с чего он Ишимбаевым-то вдруг стал?
- Да я, когда он на нашем горизонте появился в качестве жениха, поэму сочинял «Приключения в Москве знатного овцевода и по совокупности парагвайского шпиона Обломбая Ишимбаева».
Хорошая поэма была, жаль, что не закончил.
Наверное от ревности к тётке и кличку ему эту придумал, а кроме того «Изя», «Ишим» - вроде оговорки по Фрейду.
Ты не поверишь, но всё семейство наше, как ни странно, включая и тётку, кликуху эту подхватили, даже по шее ни от кого не получил.
Так он и остался до конца дней своих, и в воспоминаниях родных и близких «Ишимбаевым», а в некоторых случаях «Ишимом».
А своим магнитофоном он мне давал пользоваться в порядке мелкого подхалимажа, только чтобы плёнка была «тип шесть» и за свой счёт.
Как же стало сейчас хорошо, а, Серёнь? С этими сотовыми…
Я по своему почти и не звоню, генетическая местечковая жаба душит, а вот радио и эмпэтришник – это ваааще!
Вставишь наушники и сразу оказываешься в уютном, что ли, коконе, ну вроде как мы сейчас с тобой.
Вокруг ноябрь, холодрыльник, а мы внутри, в тепле, уюте, на свидании со своей молодостью.
- Ну ты прямо романтиком стал, Лука, стареешь батенька. Потерпи малость, ещё успеешь, парень!
- Да нет, я это к тому, что не я один такой битломан престарелый.
Я как-то ехал в электричке с дачи - машина моя тогда гахнулась - народу мало, врубил, я, значит, родное, ножонкой подрагиваю, губёнками подпеваю, глазёнки закрыты…
Напротив меня мужичок сидел, в Бужаниново подсел, такой образованной наружности, симпатичный, на вид чуть меня помоложе.
Открыл я глаза, смотрю, мужичок улыбается:
- Извините, пожалуйста, можно я попробую догадаться, что вы сейчас слушали? «Help»*?
* «На помощь» Альбом Битлз и одноимённый кинофильм
Я говорю:
- Да, «Help», а как вы догадались, я что, так громко подпевал?
- Да нет, я по вашей артикуляции определил и ритму подрагивания ноги.
Да и выражение лица у вас было, ну такое…, что ли специфическое.
Потом, зараза, заулыбался, понял, что перед ним такой же чувствоюморной псих сидит, то есть оценит и не обидится, и говорит:
- Не буду я вас больше мистифицировать, я вообще-то звукорежиссёр, а у вас наушники в ушах не очень плотно установлены!
Ну мы с ним очень мило поболтали до Москвы.
Он много чего интересного рассказал об аранжировках их песен, сам, оказывается, на «Эбби Роуд»* стажировался, сейчас он всё больше по классике.
* Студия звукозаписи в Лондоне, есть одноимённый альбом «The Beatles»
- Познакомился с мужичком-то?
- Что я, Элтон Джон какой-нибудь, с мужиками в транспорте знакомиться?
«Вы» и «вы», а он между прочим тоже особенно не рыпался…Да и не обожаю я его.
- Кого?
- Элтона Джона, как и всех, кто после ребят, да, честно говоря, и самих ребят после распада…
Купил не так давно пару дисков Мак-Картни, не поверишь, после четвёртой песни, выключил. Могу тебе подарить.
- Да не стоит, у меня самого штук пятнадцать, я тоже их и не слушаю.
- Вот, Серёнь, удивляюсь я, слушая совсем раннее, Гамбург, Каверн: какая-то банальщина, «бесамемучи» мусорные, и вдруг - такой прорыв, и откуда что взялось?
Тут действительно начинаешь верить, что Шолохов сам «Тихий Дон» написал…
Ведь у него до этого только одни «Донские рассказы» были изданы.
Особенно мне «Шибалково семя» там понравилось, очень Бабеля напоминает, рассказ «Соль» из Конармии, а остальные – ничего особенного, хотя, ничего не скажешь, достаточно мастеровито.
- В какие вас дерби понесло, интересуетесь классикой?
- А то как же.
Меня, коллега, привлекает, так сказать, конспирологический аспект проблемы.
Ну и литературоведческий.
Вот ты читал Медведеву-Томашевскую и Бар Селу*?
* Авторы различных исследований, посвящённых чужому авторству «Тихого Дона»
- С тобой, Лука одуреешь, башка лопнет!
Про каких-то баб спрашиваешь, причем у одной имя и фамилию переставил местами, надо, наверное, «Селла Бар».
Она чего не русская, что ли, какое ей дело до нашего Шолохова?
Сколько вы, товарищ, сведений всяких понахватались!
- Оххонюшки, сложно иметь дело с полуграмотными.
А вот насчёт моих сведений, я сейчас тебе своим сиденьем об капот как жахну за товарища Александра Македонского и за слёзы наших матерей.
Эта хрень с авторством, Серёня, меня зацепила после прочтения от нечего делать последнего тома собрания сочинений «Статьи и выступления» и нашей с тобой работы с контакте с главным шолохознатцем, там, на Поварской.
- Фотий? Как же помню его, он нам ещё окрошку расхваливал в ресторане ЦДЛ.
- Как крупный специалист в области окрошкостроения, заявляю вам, что эта прославленная цедээловская окрошка – гомно! Пепси-кола со взбитыми сливками.
В настоящей окрошке должен быть квас – вырви глаз, как и сметана.
Вот помню в Кантемировке на базаре…
- Погоди, Лукаш, а ведь, по-моему, вопрос с авторством уже решён окончательно.
Какие-то рукописи выкупили, деньжищи, даже по моим понятиям приличные, фигурировали.
Напомни, пожалуйста.
- Вот я тащусь от этих фраеров, «рукописи», «вопрос решён», «вопрос решён»!
Ты, как думаешь, выглядел процесс плагиата в двадцать третьем году?
Просканировал паренёк текст, пропустил его через «файнридер».
Потом нажал «контрол эф», команда «заменить», потом «найти», положим какого-нибудь Ермолая Федосеева и заменить по всему тексту на Григория Мелехова или там Ефросинью Пупкину на Аксинью Астахову?
Нетушки, паренёк работал, творил, переделывал.
Да он-то, по моему, особенно и не скрывал.
Во втором, кажется томе, когда не про казачье, есть малюсенькая фраза, типа: Всё это мы…дословно не помню…узнали из бумаг там…какого-то офицера.
Ну, в общем, надо перечитать на досуге, поанализировать, да всё некогда.
Я так своим крестьянским умом понимаю: был, скорее всего, исходный материал типа ну там «Хождения по мукам» или «Белой гвардии», в котором ядром повествования должны были стать образы как бы сказать… образованных людей, вроде Листницкого, Моховой, я знаю кого?
А Шолохов сделал героями более знакомый ему слой людей, ну и социального заказа никто не отменял, конечно.
Но! Но при этом как бы непроизвольно сделал это в литературной манере, показав мир простых людей как бы «изнутри», как бы глазами человека высокого общества, как, скажем, это делали Толстой, те же Астафьев, Шукшин, сейчас Сорокин, Алексей Иванов, Сергей Каледин, где-то Акунин.
Вот читаю «Дон» этот, ну не моё это произведение.
Ты же знаешь мои вкусы из тех времён: Бабель, Олеша, Булгаков, Эренбург ранний, там «Хулио Хуренито», «В Проточном переулке»…
А тут читаю и не понимаю почему, но чувствую - гениально.
Вроде как помнишь, у Хэма про Достоевского: Как можно так плохо писать и так сильно действовать!
- Не, Лукаш, не помню. Откуда это?
- «Зелёные холмы Африки», мощная вещь.
Он там ещё и толстовских «Казаков» расхваливал, вот как раз за это самое: мир Лукашки, Ерошки, Марьяны глазами Оленина.
- Но Михал Лександрыч ведь много довольно всякого другого понаписал.
За красивые глаза «нобелевку» хрен дадут.
- Так вот насчёт, как ты говоришь, «многого другого» и сомнение появляется в авторстве «Дона».
Ну вот что такое «Поднятая» со всякими там щукарями, нагульновыми, половцевыми – уровень «Свадьбы в Малиновке».
Тому же Бондарчуку пришлось в этом кино, ну как его, …Василию Макаровичу ещё бедному пришлось играть…
- «Они сражались за Родину».
- Вот, вот, так там, чтобы публику рассмешить идиотским рассказом про какую-то там «окопную болезнь», Никулину специально трусы на жопе порвали, а так бы никто и не рассмеялся.
Вообще, паря, менять талант на комфорт – бартерочек выгодный, но талант почему-то быстрее кончается, чем комфорт приумножается.
Помнится, в семьдесят восьмом послали меня в командировку на Дон, в одной казачьей станице компрессорная была, я там ремонтом командовал.
Ну дела я все удачно закончил, давай, думаю, в Вёшенскую съезжу (там рядом), посмотрю на Шолохова живого.
Вот, Серёнь, странность какая…
Вроде бы как сам я - чистокровный йудей, а казачья тема, ну прямо покоя не даёт.
Как хор донской или кубанский «Пчёлушку златую» или «По Дону гуляет» грянет, всё внутри аж трясётся.
А сам как люблю погорланить!
Когда-то мы с Людмилой и Машкой на Дону у одних там Золототрубовых гостили.
А у них каждые выходные: застолье - кстати, именно с настоящей окрошкой - и с песнями на сороковой минуте, так я часто солировал в запевах.
И все местные прост-таки восхишшались, говорили: Ты, Жорик, настоящий казак, только водки мало пьёшь.
К чему бы это? От чтения Исаака Эммануиловича?
Ну, это к слову.
Проехали на автобусе «Базки», ну то есть станицу Базковскую.
Вёшки на другом берегу Дона, люди показывают нам: вот райком, за ним - дом Шолохова.
Смотрим: метров триста берега Дона огорожены, домик внутри белый.
Начали вдоль забора гулять - а со мной конструктор был, Соломонов такой - так он, пупок, начал пальцем тыкать, этажи считать: два или три.
Гляжу: «Волга» недалеко стоит, в ней мужичок специфического вида, дверь-то открывается, и он к нам направляется.
Я Соломонова за рукав, и дёру оттуда.
А за забором за тем коровки мычали, курочки квохтали, уточки гагакали…
Прошлись мы с Соломоновым по Вёшкам, по их мага;зинам, а там…
В промтоварном…галоши, куртяшечки болоньевые - помню, в книжном «Судьбу человека», - грех, конечно, но по сути-то «мексиканский сериал», в пяти изданиях – помню.
А в продовольственном…маргарин-хлеб был, это я точно помню, а вот мяска-колбаски – что-то не припоминаю.
- Да, Лукьян, ты прямо Писарев с Радищевым в одном флаконе.
Подобрал бы лучше мне списочек чего почитать, из нового-то.
- Я тапереча только электронные читаю, ворую в инете.
Бедный инвалид полового фронта, средств не имею на новую макулатуру.
Старую-то девать некуда. Помру, всё на помойку выбросят.
- Чегой-то мы про себя в таком уничижительном тоне насчёт этого самого фронта.
Ты ж у нас вон какой красавчик седовласый, чистый Ален Делон.
Старишься прям синхронно с ним!
Да и вообще что за грустные мысли! Давай улыбайся, вон зубищи, как у Тома Круза.
- Хорошо бы ещё и пузо, как у Круза! И голос от Карузо…
А то вон смотришь на себя обнажённенького в какое-нибудь продолговатое зеркало, типа в ванной, и вспоминаешь Скумбриевича: голова бреющегося англичанина на бабьем теле!
Лука с брезгливым выражением лица, передёрнув плечами, продолжал:
- Ну насчёт тела не такое оно уж и бабье, зад всё-таки сильно поуже плечёнок-то, но сиси, бока и момон…
Он вдруг оживился, вытаращил глаза и похлопал ими, это бывало, когда Луке в голову приходило что-то ассоциативно-неожиданное.
- А знаешь, Серёнь, с кого, как мне кажется, писали Ильф и Петров Скумбриевича?
С Горюнова, был такой актёр до войны.
Если помнишь, играл он Карасика во «Вратаре», ещё каких-то интеллигентов энтузиастов-пятилеточников, кстати, и Гамлета, чтоб было буквально по Шекспиру «Он тучен и одышлив».
Да, посмотришь этот «Вратарь», всякие там «Весёлые - или горячие что ль, денёчки» -какой же примитив очаровательный.
Уровень игры актёров, прямо как, как, как…ну вот эти судебные инсценировки показывают по телевизору.
Я так понимаю, всяких потерпевших, обвиняемых, свидетелей они нанимают в очередях на зрительскую массовку.
Интересное кино было тогда, зубы ужасные у актёров, один Жаров или Утёсов чего стоили!
Да Бог с ними, сейчас заведёшься…
Так вот насчёт «улыбайся», так это летели мы со Старым и Ефимом Лукичом из городу Парижску.
Это они мне в складчину вроде как подарок на день рождения сделали: Увидеть Париж и…ну вроде пока помирать не планирую, может быть в другой раз.
Мы с друганами позволили там себе культурную программу, с проживанием, между прочим, в Латинском квартале, посещением различных хемингуёвских питейно-съестных заведений, и просмотром тётенькиных сисев как в «LIDO de Paris Cabaret», так и в «Moulin Rouge»*.
* Парижские кабаре: «Лидо» и «Мулен Руж»
- Ишь ты, какие вы ненасытные, Шуваловы, и туда, и сюда!
Небось, Старый ещё в «ЛИДО» и повыкобенивался, с ужином билеты взял.
Он и меня в своё время на это дело раскрутил, пижонская морда!
- Мало того, Фимка, будучи слегка в нетрезвом виде, мне ещё перед походом и галстук-бабочку в махгАзине недешёвом на «Boulevard Saint-Michel»* купил, такую, знаешь ли тёмно-синенькую киску, в меееленький беленький горошек, ленинский фасончик.
* Бульвар «Сен Мишель»
Я в зеркале магазинном и сортире лидовском на себя насмотреться не мог, тем более, что надел костюмчик аглицкий, в Лондоне на «Edgeware Road»* купленный в единственной там не индо-пакистанской лавке.
* Еджвер-роуд: Улица в Лондоне (этническая принадлежность магазинов – исходя из впечатлений автора)
А Старый, сучёнок, чуть ли не ковбойке в кабары эти заявился.
Я дико извиняюсь, но в зале, между прочим, рядом с нами не кто нибудь, а народный артист был - Кедровский.
- Это какой же Кедровский? Чего-то фамилия знакомая, в каком театре играет?
- Ой, я про театры, честно сказать, не знаю, но их два брата.
Один помоложе такой малорослый с чёлочкой и гнусавым голосом, всё спецназовцев и неподкупных сыщиков играет, а другой красавЕц - аристократию изображает, имя у него, кажется, «Аристотель» что ли.
Они, кстати, и не родственники великому мхатовскому Борису Кедровскому.
Так вот: красавЕц у барной стоечки курил, а мы сидели у перил!
То есть наши места были за столом на балконе, первый ряд!
А подали нам какое-то говно микроскопическими порциями, рыба-лаврик на главное.
Что за «лаврик»? Никогда названия не встречал, похож на голавля, такой же мучнистый.
- Ну ты бы взял, да попросил двойное пюре к рыбке-то, раз голодным пошёл.
Яичко там под маёнезом, всё же ведь французские блюда, хлебушка побольше.
Или вообще тюфтелики с макаронами заказал, запеканочку творожную с соусом из сгущёнки, всё посытнее было бы.
Какой вы, Георгий Натаниэлевич, всё-таки привереда, неисправимый скэптик, и я бы даже не побоялся употребить такое определение, как «диссидентствующий молодчик», вот не буду вас больше в дорогие рестораны приглашать!
- Ладно, ладно, ты это, Серёж, Андрюхе и Игорю, того, не рассказывай.
Я же так…в порядке «Париж – город контрастов».
- Ты, что, Лука, последний юмор потерял, я ж тоже в порядке дразнилки.
Представление-то понравилось?
- Представление? - оживился Лука - ну, что касается того, за чем ходют, то в «ЛИДО» у всех плюмажисток - как яблоки «Гольден», такие жёлтенькие в универсамах продаются.
В смысле - все одного размера и округлости.
А в «Мулен руже» - тоже, как яблоки, но из тех, что бабки при дороге предлагают в вёдрах, то бишь - есть сиськи и поболе, есть и помене, есть и совсем непонятной формы.
Обратно же и расовый состав: в отличие от «ЛИДО» в «РужУ» этом были и чёренькие, и монголовидные, и всякие.
Публика же в основном издавала рёв во время акробатическо-жонглёрско-клоунских реприз, если честно говорить, на уровне так примерно, саратовского цирка.
И канкан был не фонтан: пареньки только и старались, а девки на ходу спали.
Нет, ты не подумай, мы и «Mus;e du Louvre», «Mus;e d’Orsay», «Mus;e national Picasso»* посетили.
* Лувр, Музей Д’Орсе, Музей Пикассо
Всё по-хорошему, по-тУристски.
- Чего-то я вспоминаю такое, насчёт этого «по-тУристски»…
- Ну как же, ты чего не помнишь что ли?
Как вы нажрались с Шимо тогда на слёте на Истре, а Забловский нашёл у вас в палатке бутылку портвейна, а потом нас всех выстроил и говорит так трагически:
«Гусаров и Покровский поступили не только не по-тУристски, но и я бы даже сказал - не по-товарИщески».
Серёг, я же ведь тебе про возвращение собрался рассказать, а ты меня перебил.
- Да кто кого перебивал…Ещё раз подчёркиваю изысканность вашего произношения, теперь уже и французского, агентствуете, милейший в двух разведках?
- Перестань! Ну так вот, летим мы назад, аэробус аэрофлотовский, фирменный, композитором каким-то поименован: то ли «Вано Мурадели», то ли «Цезарь Кюи».
Ходят стюардессы по проходам, а сами страхолюдные, как на подбор!
Скажу тебе, браток, проводницы в поезде «Москва-Рыбинск» по сравнению с ними – ну просто модели.
И самое главное, выражение лиц у всех… такое…равнодушно-брезгливое, как у уборщиц в вытрезвителе.
А Старый малость подзаправленный был коричневым винцом - если не ошибаюсь, они с Фимкой «Dewar’s»* и до взлёта, и после взлёта пили - и так задооорно говорит одной:
* Дьюарс – сорт виски
- Девушка, а чего вот вы не улыбнётесь, вам бы так пошло!
А она ему совершенно серьёзно отвечает:
- А хрена смешного-то?
Так вот, Серёнь, и я говорю: А чего смешного?
Жрать-пить по причине диабетическо-гипертонического заболевания ничего нельзя, а насчёт иным злоупотреблять, если честно, то нет ни средств, ни времени, ни, самое главное, желания.
Да и известный писатель-деревенщик Эрнест Палыч Хемингуёнков-то чего говорил? «Если б ещё не надо было с ними разговаривать…».
Лука, глядя куда-то вдаль, пошевелил одновременно кончиком носа и губами, потом шумно выдохнул ртом-трубочкой, заодно на мгновенье вытаращив глаза.
Потом, повернувшись к боковому окну машины, задумчиво продекламировал:
Нам суждено достаться бабам
Невольно нежным, притворно слабым
Расчёт их верен и проверен
Любви клочок… и долг безмерен
В киоске чувств такая малость
Была нужна: тепло и жалость,
Понять, простить, чуть сладкой боли…
Да вы о чём? Я должен что ли?
Ведь пополам ломоть тот грешный
Делили в радости поспешной!
А долг-то - твой, текут проценты,
Как кровь кармином из плаценты
Не отработаешь, не спишешь…
Да ты уже почти не слышишь.
Гляди, а сердце вроде скачет?
Уже не дышит? Помер, значит.
- Твои вирши, что ль?
- А чьи ж ещё, у меня денег нет Бродского нанимать!
Н-да…Как говаривал Константин Сергеевич Станиславский: «Любите не себя в женщине, а женщину на себе».
Они взаимопонимающе помолчали, Лука снова оживился.
- Ну что мы с вами, Сергей Григорич, всё о грустном, да о грустном, давайте уж что ли поболтаем за холеру в Одессе!
Так вот насчёт бумажного чтива.
Раньше как приезжал из командировок, всегда книги привозил, особенно из Вологодской области, Серова Василия Исаевича, например, чудилу антисемитского.
Вот козлина, гениальный писатель!
«Жизнь Олеши Смолина», некоторые места в «Предтечах» – это уровень чуть ли не Толстого, а как начнёт про евреев, блевать хочется.
Самого послушать – так чистый жидяра по выговору, ну прямо как Исаак Донин у нас такой в Селе был...
- Сколько же ты, Лука, всяких разных книжек прочёл, не надоело? Пишут, пишут, как будто что-нибудь есть, что до них не написано!
- Так я, Серёнь, с уважением отношусь ко всему, что более-менее складно изложено, нет, серьёзно.
По моему мнению, так всякий писатель имеет свою изюминку.
Ну вот, например, был такой Пётр Просвирин, у него роман такой есть «Судьбина», помнишь ещё в экранизации поёт эта полька-то…
Тут Лука, стараясь голосом изобразить задушевность, затянул:
- Мы пааамить, мы пааамить, мы долгая память друг друга…
Так вот в этом самом романе как хорошо сцены порнографического характера разработаны, так жизненно. И ещё про симптомы язвенной болезни.
Ты перечитай как нибудь на досуге.
- Абзательно, особенно про язвенную.
Сам, между прочим, гастрит в институте чуть не заработал, так что, уважаемый Георгий Натаниэлевич, о ваших проблемах знаю не понаслышке.
Так, «Тур» кончился, давай что? Йез, сейчас поищем…поищем…
О, давай вот это что ли: «A Hard Day’s Night»*.
* Ночь трудного дня – ранний альбом Битлз, есть ещё и кинофильм
Как же вы с Ромкой Фоменко пели эту, эту…, ну где ещё слова были: «Give me more…».
- «I Should have known better»* , она вторая в альбоме.
* Мне бы узнать тебя получше
Тут Лука во всё горло, довольно правдоподобно изображая звучание губной гармоники, электрогитар и даже стук барабана, запел:
Should have known better with a girl like you
That I would love everything that you do
And I do, hey hey hey, and I do
Whoaaaa,
Never realized what I kiss could be
This could only happen to me
Can't you see, can't you see
That when I tell you that I love you, oh
You're gonna say you love me too, hoo, hoo, hoo, oh
And when I ask you to be mine
You're gonna say you love me too…
…Всё тут было, как в оригинальном исполнении: и «берро» вместо «better», и «уора» вместо «what I», и «love» с оканьем по-вологодски вместо классического, как учила их в юности незабываемая англичанка Кларисса Петровна, «лав»…
- Ну ты и горланить горазд, как слова-то все ещё помнишь?
- А чо? Люди, между прочим, в Клязьминском пансионате, когда мы на каникулах туда ездили, за магнитофон принимали!
Да где ещё и погорланишь, как не в твоей колымаге.
Дома нельзя, за идиота примут, и правильно сделают.
Только что в лесу, когда, скажем, грибы ищешь, да ещё в одиночку.
Я сейчас со своей битломанией в глазах молодёжи, наверное, также забавно выгляжу, как мои папка-мамка когда-то в моих и Лялькиных глазах со всякими там Петром Лещенко, Козиным, Шульженко!
Ей Богу, никогда бы и не предположил, что до такого доживу.
- Как сеструха-то твоя в Штатах поживает?
- Да как все они там: Богу молятся и часто моются.
- Ты привет ей передавай от меня…
Серёга вдруг оживился:
- Слышь, а волосня какая у тебя была роскошная!
Тебя всё завуч-то гоняла, Валентина Петровна, стричься.
- Да, гоняла, да и не только она одна! Кто меня только не гонял…
Практически каждый вечер за ужином батя мой, Натаниэль Гиршевич, заводил один и тот же разговор:
- Иду я сегодня мимо «Космоса» - вариант мимо «Дома обуви», «Серого дома», ну и тому подобное - смотрю: стоят трое ребят.
Двое из них такие приличные, аккуратно одетые, спортивные, коротко пострижены, посмотреть есть таки на что.
А рядом с ними стоит такой… бидлис - тут следовал выразительный косяк в мою сторону - грива немытая, похоже и шея под ней такая же, в этих ваших жемсах вонючих - их только что так стали вместо «техас» называть - и пальцами…
Ну тут батя начинал показывать, как этот самый «бидлис» кончиками ногтей большого и указательного пальцев вытягивает вдоль волос то ли вшей, то ли гнид, в расчёте на пробуждение у меня эстетического чувства и брезгливости, всё-таки сын художника!
Потом не выдерживал моего равнодушия:
- Слушай, давай я уже дам тебе три рубля на стрижку, хотя знаю, что стоит полтинник.
Ну идьйот же ты, ну идьйот!
Мать тут же начинала его поддерживать, а Лялька тогда маленькая ещё была, хохотала, всё батю просила повторить историю про бидлиса…
Ну уж «идьйота» я не выдерживал…
- Ну чё ты па, сразу «идиот»! Чего идиот-то?
- Идьйот, потому что тебе не идёт!
У тебя лицо полное, тебе надо что-то классическое, «полечка», может с пробором, я
знаю что?
Вот под «бокс», «ёжик», даже «полубокс», думаю тебе не стоит подстригаться.
Нет, тебе ещё пэйсов не хватает, и вообще у тебя же колтун может завестись, ты что не понимаешь?
Нет, ты даже не идьйот, а идиотик (почему-то без акцента?).
Тут батя делает соответствующую гримасу, долженствующую изобразить постоянно сонное выражение моего лица.
- И вообще, когда мужчина на женщину похож, ты что не знаешь, как это называется.
Вот у нас в мастерских один демонстратор был Агеев, так он губы подкрашивал…
А мне уже смешно становится, на ум из Маршака лезет:
Жил на свете старый пидор,
Его звали?...Скажем, Сидор.
И дружил с ним старый гей
Гей по имени Аггей!
Серёга, мгновение посоображав, с недоверчиво-насмешливым выражением лица воскликнул:
- Да ладно тебе, Лука, заливать-то!
Из Маршака…, скажешь тоже, тогда и слова такого не знали «гей».
«Пидор» может и был, а вот «гея» точно не было!
- Песню не порть, литературовед!
Ну дальше уже бабка встревала:
- Натан, это стыдый позор, ты что уже совсем мышигенер, такое при детях!
Вон этот цэдрейтер уже лыбится.
А гонцн тук! Лорочка, иди в ту комнату, ман хаис, включи телевизор, скоро Сопот показывать будут, кстати, я замечаю, твоих битлахс что-то не очень туда приглашают!
- Амушл кабак! - тут уж не выдерживала мама - ладно бы эти его патлы.
Я уже просто про вас устала на родительских собраниях выслушивать как вы учитесь.
Ты бы, кстати, мог бы как отец, хоть раз сходить туда…
- А у меня всё нормально, чего вы про родительские! – это уже Ларка начинала ныть.
- Про тебя и речи нет, лезет, в каждую бочку затычка!
В-общем галдёж про молодёжь, ну не тебе мне рассказывать.
А я стричься вообще и до этого не любил в связи…как бы это сказать…с некоторыми этно-ф-и-з-и-ологическими, во, особенностями кожных покровов головы!
В детстве раннем я этим делом, правда, даже гордился.
В третьем классе мы с Танькой Кокориной сидели, помнишь её? Из «А» класса?
- Помню, хорошенькая была киска, я даже было хотел подкадриться.
- Смена тогда была у нас вторая, заканчивали чуть ли не в семь, одуревали с усталости.
Так мы с ней соревновались, кто больше перхоти на парту начешет.
Представляешь, черная столешница, а на ней…Я почти всегда у Таньки выигрывал.
А с тринадцати годов, когда снится нам любов, да плюс к тому появляются прыщи, идеи, поллюции, а у Таньки повыше пупка ещё и два комка, играть в начёс на парту как-то расхотелось...
И парикмахеры тогда, сволочи, бестактные были, поэтому я старался в эти «лапы брадобреев» попадать как можно реже.
Про «Битлз» я узнал в шестьдесят втором.
Мой тогдашний приятель Сашка Павлушин где-то достал маленькую пластиночку японскую, и у кого-то надыбал магнитофонных записей и журналов с фотографиями.
Парень он был в сущности несчастный, жертва послевоенной эпидемии полиомиелита.
Как сейчас помню эту его ногу ниже колена: палка с чем-то вроде кожаного шарика с пальцами на конце…
А его батёк, дядя Вася мужичок был зажиточный, начальник колонны в таксопарке.
Помню: сидит под фикусом с газеткой, пижамка шёлковая, морда красная с синими прожилками…играйтесь, ребята, играйтесь.
Так вот он Сашку либо лупил ремнём до крови за отметки - если честно, за дело, учился Санёк так ещё - либо задаривал, в смысле денег отваливал, причём, чем старше Санька становился, тем дороже становились эти искупления комплекса родительской вины.
Магнитофон «Мелодия», полустудийный, как он хвастался, фототехника, аппарат-зеркалочка, экспонометр, вспышки, для проявки-печати полный набор, винтовка-пневматичка, аквариумы какие-то, марки, чего-то там ещё...
Ну, в общем, - предел мечтаний четырнадцатилетнего идиота.
Очень любил дядя Вася, когда Сашка при нём инвентаризировал своё имушшество.
Сам участвовал, особенно, если при этом присутствовали такие его приятели, как я,
тоже вроде… ну не из богатеев, но из еврейского интеллигентно-обеспеченного слоя, брат двоюродный Венька, сын доктора наук.
Ну, я как пластинку, записи прослушал, журналы просмотрел, так и заболел на всю оставшуюся жизнь.
Потом ещё Сашка где-то достал тексты песен, а мне подарил вкладыши из финской жвачки.
Там фотографии были с автографами, так я часами их копировал, как князь Мышкин.
Веришь ли, и сейчас смогу воспроизвести.
Орать сразу стал, но вот, правда, на гитаре так и не удосужился научиться, уж слишком больно пальцам было, а на фортепьяно я всё больше «классику» изображал.
Лука усмехнулся.
- Из рок-н-ролльного разве, что только финал «Лунной сонаты» мог сыграть…
Я ведь, Серёнь, в музыкальной школе в хоре солировал, пока басить не начал.
Мне, идиоту, тогда наша хормейстерша Лидия Михайловна сказала:
- Жорик, помолчи годик, пока мутация голоса не пройдёт, и у тебя будет великолепный баритон, слух у тебя абсолютный, дыхание…Куда там, помолчи!
Ну и внешний вид начал приводить в соответствие с учётом имеющихся возможностей!
Нравился я себе с волосами до бровей, ух как нравился.
Встанешь, бывало, перед зеркалом, рожу состроишь, ну как бы в себя вглядываешься, и сразу становишься похожим на Пола в смеси с Джорджем.
На Джона-то я уж точно не походил, а на Ринго с его синагогальным шнобелем и козлетоном мне и вовсе походить не хотелось!
- Ну ты, как я помню, вдруг как-то вдруг сразу поимел нормальную причёску, где-то в конце девятого….
- Ну конечно, это Дуля ведь тогда весной, причём из лучших чувств, возьми и сделай фотосессию: Жорик на балконе всматривается в просторы Звёздного бульвара, Жорик изображает игру на гитаре, Жорик на диване нога на ногу, Жорик в коричневой болонье стоит на тротуаре, руки в карманах, ноги шире плеч.
Отпечатал, дал мне, как посмотрел я на свою тогдашнюю толстую морду в обрамленье волосни сосульками…
Сказал я Дуле «спасибо», а потом порвал эти фотки, и…пошёл в парикмахерскую.
Правда, сообразил постричься почти наголо, чтобы, дескать, нонконформистский антураж соблюсти, а харя при этом ещё толще стала выглядеть.
Не постигаю я, Серёнь, этот битловский - фу, терпеть этого слова не могу, а по-другому прилагательного и не состроишь - феномен как бы тебе это объяснить…ну что ли…чистой музыки.
Слушаю я их, пою про себя, с ума схожу, а как задумаешься: а что есть-то, кроме музыки?
Ну чего?
Стихи Джоника Леннона идиотские, включая даже всякие там «Across the Universe»*, субкультура эта ихняя, индийщина, философия.
* «Через Вселенную» – одна из достаточно поздних песен Битлз
Фильмы Марка Лестера шизофренические, кроме, конечно, песенных вставок.
Поверишь, шли мы с тобой тогда в девяносто пятом по Ливерпулю.
Вокруг и Пенни Лейн, и Каверн, музей-магазин, ну там - в доках, ну не зацепляет, хотя, конечно, паренёк я воспитанный и тактичный, охаю и ахаю.
Смешно с текстами песен, вот как-то попытался осмыслить, например, «She loves you»*, так наши «сюси-пуси» всякие - это поэтические шедевры, не говоря уж о самой моей любимой «Он уехал прочь на ночной электричке».
* «Она любит тебя» – ранняя песня Битлз, считается, что именно она сделала их знаменитыми
- Ты чего, Лука, рехнулся?
- А что? Сколько философских подтекстов, истинной жизненности!
Представь воображаемые обстоятельства: девчонка-недотрога из хорошей простой моральной подмосковной семьи, место действия Люберцы, Катуар…
Лука, с каждым словом оживляясь, попёр:
- Небось отказала пареньку-москвичу в оральном сексе на первом свидании, а он её послал с использованием ненормативной лексики, и вот теперь так ей запрокурить обиду хочется, нервы хоть чуть-чуть успокоить.
Небось с пятого класса уже «Винстон» поддельный смолит, а спички-то возьми и промокни, случайно из наружного кармана в сумочку переложить забыла…
Невинности излишней драма о жизни без стыда и срама!
А мастера старые, которые песенники? Лебедев-Кумач, Фатьянов, Долматовский-Матусовский…
Тут Лука опять во всё горло, причём абсолютно не глумливо и с достаточно красивым баритональным окрасом запел, размахивая в такт правым кулаком:
Заводов труд и труд колхозных пашен
Мы защитим, страну свою храня,
Суммарным боем орудийных башен
И быстротой, и кучностью огня, та-та-та-та…
Горя огнём, м-м, сверкая блеском стали,
Пойдут машины в яростный поход, та-та-ра,
Когда нас в бой… пошлёт товарищ Сталин, хы!
И первый маршал в бой нас поведёт! та-та-та-та
Ух, фантастика, фактически термоядерная энергетика!
Вот будет внук, первым долгом эту научу петь, и ещё другую, мою любимую!
Лука теперь уже с вальсовым вступительным проигрышем, также с полной серьёзностью, делая дирижёрские движения рукой, но уже ближе к тенору, пропел:
У нас в подразделении отличный есть солдат
Он мастер в деле пения, на вид молодцеват.
О солнечной Армении рассказывать он рад,
Но знает, тем не менее, отлично автомат!
Парень хоро-оший, парень хоро-оший, вот он тут как тут.
Все его любят, все его знают, не без основанья, пум-пум-пум-пум
Парень хоро-оший, парень хоро-оший, как тебя зовут? та-ра-тай-та
По армански Аванэс, а па русски – Ваня!
И тут хор:
По-армянски Аванес, а по-русски – Ваня!
Тут проигрыш опять…
Ещё один старательный ефрейтор есть у нас.
Он парень зажигательный…
- Кончай ты, Бунчиков-Нечаев*, еврей-ефрейтор ты наш, или как правильно: «ефрей-еврейтор», попоёшь свои псалмы там, у батюшки!
* Известный в пятидесятых-шестидесятых дуэт исполнителей советских песен
И, по-моему, ты там что-то напутал с «суммарным боем», хотя песня про танкистов точно заводная.
А я, знаешь, чего больше всего люблю, вот это: «Голова стала белою, что ж я с ней поделаю, почему же ты не встретилась, со мною вчера…»
- Да, финиш, анализируешь рифмы Доризо, прямо завидно становится:
Как боится седина моя твоего локона!
Ты еще моложе кажешься, если я около...
Морда Луки внезапно приняла хитро-насмешливое выражение, он погрозил приятелю пальцем.
- А ты, Серёнька, у нас оказывается традиционали-и-и-ст!
Небось, тащишься втихаря от Пугачёвой, и этих, ну как их там…Варелии, Разъебаума! Вот дослушаю Алсу и тогда схожу поссу, так что ль?
- Вот именно так и никак иначе.
Ладно, Бог с ней с советской классикой.
Я специально в следующий раз закажу для тебя ПСС Дунаевского.
А давай-ка, Лукьянчик, запустим, допустим… «Revolver»*!
* «Револьвер» - альбом, считающийся некоторыми вершиной творчества Битлз
Чёрт, надо было всё-таки напиточков в Москве купить, здесь по дороге, поди, ничего приличного и найдёшь.
Ой, забыл, я же за рулём!
Ефим, козёл, мог бы ведь своего водилу сорганизовать, демократ хренов!
Старый вот тоже без Олега, говорит: тот мизинец на ноге сломал вчера, во дворе в футбол гоняли.
- Не надо этот «Revolver», не люблю я его чего-то, «а ныдность», как бабка моя говорила.
Давай тематическое, дорожное, «Rubber Soul»*, к примеру, сонг пэрший - «Drive my Car».
* Резиновая душа – альбом Битлз, на обложке которого они уже бородатые и по-разному причёсанные, песня «Правь моей тачкой»
Ой-ой-ой, а что там деется?
Ну-ка, брат, вперёд позырь, уходи-ка вправо.
Хочет мочевой пузырь облегчить орава!
- Чей стих? Пиз...ернак-Мандальштамский?
Не читал, но осуждаю, - отрывисто и строго сказал Серёга, поддёргивая мизинцем рычажок включения поворотника.
* * * * *