Ч. 3. Гл. 5. Повелительница бабочек

Алена Ушакова
Повелительница бабочек

Ночью Женя спала тревожно, ворочалась с бока на бок, испуганно вскрикивала. И всю ночь девушке мнился, чудился Незнакомец: «…Слово рождает новый мир…. Это необыкновенный сочинитель… Еще одна сказка – и будет поздно…».

- «Прототипами его героев невольно становятся знакомые…», -последние слова прозвучали, казалось, наяву.

Женя вздрогнула и проснулась. Я знаю, я его знаю! Девушка вскочила с постели, принялась бесцельно метаться по квартире и лихорадочно думать: «Я его знаю! Знаю!» Стоп, что еще Профессор рассказывал об этом странном сочинителе? Женя рывком открыла шторы, порадовалась бездонной черноте ночного неба, и перед ее мысленным взором вновь предстал Незнакомец: «Он - серьезный человек…».

Так, кого в ее окружении можно назвать серьезным человеком? Маму? Нет! – девушка с ожесточением замотала головой. Подруги, друзья, однокурсники, одноклассники, знакомые  под это определение точно не подходят. Разве можно Нечаева, Галуста, даже Олю Смирнову или Трофима причислить к серьезным людям? Смешно! Возраст обязывает этому определению не соответствовать. Ну, бывают, конечно, разные ботаники,    «в-ууумные» зануды, повернутые на учебе и будущей карьере, но в ее круге таких, слава Богу, нет.

«Его литературные труды, в отличие от профессиональных, никому не известны…», - вновь зазвучал голос Незнакомца. И Женьку, наконец, осенило. Как она сразу не догадалась, как ей раньше не пришло в голову? В Университете, на любимом историческом факультете,  на знаменитом четвертом этаже - вот где нужно искать Сочинителя! Именно там «случилась» с ней первая сказка, именно там обитают «серьезные люди, имеющие профессиональные  труды»! Почти все преподаватели – господа остепененные, профессора и доценты, доктора и кандидаты, все имеют энное количество опубликованных научных работ,  статей, очерков, а некоторые, как, например, Володин, Синявин и ее научный руководитель Мариэтта Петровна Семенова – и монографии.

Итак, начнем. Володина Александра Владимировича заподозрить в тайном сочинительстве – очень сложно. Наряду с работами по этнографии Володин активно публикует  стихотворные переводы и эссе, вряд ли он утаил  от общественности свои опыты в жанре художественной литературы. Это раз.

Синявин – два. Этот отпадает сразу. Его песенки под гитару у костра не распевал на истфаке только последний ботаник. И очень сложно, просто невозможно заподозрить в Сергее Петровиче способность скрывать что-либо от исторического сообщества. Свои вирши, не оцененные издателями, он на следующий день раздал  бы читать в рукописи половине факультета.

Мариэтта Петровна… Девушка задумалась. Ее научный руководитель – человек совсем не такой открытый и бесшабашный, как большинство истфаковцев. Солидный ученый. Вполне вероятно, что увлечение писательством может показаться ей непозволительным и несерьезным. И очень трудно представить, что она будет рассказывать  о своих литературных экспериментах кому бы то ни было. Напротив этого имени стоит поставить большой, жирный знак вопроса.

Так, кто еще подходит на роль тайного сочинителя? Серафима Аркадьевна? Пожалуй, о ней можно сказать то же, что и о Мариэтте Петровне. Поставим еще один знак вопроса.

Юрий Михайлович? Абсолютно уверена, что нет! Декана факультета, человека прагматичного и делового, просто невозможно представить несчастным сочинителем. Если бы у него появилась идея прославить свое имя писательством, он сделал бы это с легкостью, не мучаясь ни сомнениями, ни отсутствием средств.

Факультет населяет множество молодых, амбициозных аспирантов, также имеющих некоторые профессиональные труды (Катенька Волкова, Митя Ставицкий, Ленка Яковлева, например), но причислить их к серьезным людям тоже очень сложно.

Есть еще мадам Куренцова (за глаза прозываемая студентами Бабой Ягой), Борис Борисович Борисов («Б в кубе»), Екатерина Петровна Перекатина («баба Катя»), но в силу солидного, можно  даже сказать,  преклонного возраста представить их в роли сочинителей приключившихся с Женькой сказок крайне затруднительно.

И что в итоге? Множество «нет» и два жирных знака вопроса… Ничего! Женя в полном бессилии упала на кровать и, как ни странно, моментально заснула.

Когда свет дня, преодолев преграды из штор, достиг век девушки, она приоткрыла глаза и поняла, что ответ нужно искать на месте действий. На сборы –  полчаса и вперед.

Не страшно, что народ на факультете от тебя шарахается, как от чумной, и одаривает яркими проявлениями самых разнообразных чувств.
- Светлова! Ты, разве, не болеешь? – разочарование и явное огорчение. Это от Зинки Седовой.
- Жэээнь! Ну, пожалей себя, в таком состоянии -  и учиться! – искреннее сочувствие от Галуста.
- О, наша бесподобная староста, спасительница! Давно не видались! – дружеские объятия и бесшабашное панибратство от Олега Нечаева.
- Женька! Бедная моя! Больная и в строю! – эта порция сестринской любви от верной Оли Смирновой.
Страшно другое. И здесь, на факультете, она ни на шаг не смогла приблизиться к разгадке.

Студенческий день тянулся как обычно. Одна пара сменяла другую, один преподаватель восхищал 212-ю группу, другой доводил сверх меры. Учебное расписание было, наконец, исчерпано. Но встречи с одногруппниками, однокурсниками, факультетскими обитателями продолжали следовать одна за другой. И… абсолютно ничего интересного не происходило. Что толку, что друзей полон четвертый этаж? Помощи  в этом странном деле все равно просить не у кого.

Напрасно Женя заводила откровенные разговоры с Трофимом,  не замечал ли тот за известными историками известных странностей? Напрасно донимала расспросами Андрея, старожила факультета, аспиранта и по совместительству мужа лучшей подруги Оли. Напрасно находила массу предлогов, чтобы заглянуть за двери каждой кафедры, каждой аудитории, дважды побывать в деканате, трижды – у факультетских археологов, замучить глупыми расспросами Серафиму Аркадьевну, постоять в курилке, посмеяться над бородатыми байками Синявина и беспричинно поулыбаться Володину. Ни одной идеи, ни одной зацепки, ни одного намека! Пусто! Абсолютный ноль! Может, объявление на дверь  деканата приклеить: «Несчастный сочинитель! Мой мир в опасности! Отзовись!»? Декан, без сомнения, креатив оценит…

Под конец дня, растеряв последние надежды, староста 212-й группы с грустью покидала факультет.
- Я провожу? – несмело, как первокурсник попросил Трофим.
На улице сыпала снежная крупа. Женя зябко куталась в воротник меховой куртки. А ее приятеля капризы начинающейся зимы нисколько не трогали, а потому головной убор отсутствовал. Буйная шевелюра Трофима моментально покрылась снегом, но он не заметил.  Жене вдруг вспомнилась странная зимняя сказка, сердце сжалось от неожиданного сравнения, и девушка покачала головой, чтобы скорее избавиться от навязчивой идеи. Они шли вниз от Университета по Национальной улице.

- Какая-то ты загадочная, Женька, - невпопад начал Трофим. – Что с тобой происходит в последнее время?
- Сама не знаю, - девушка отвернулась. Изливать душу приятелю сил  не осталось.
- Нет, правда, - не уступал Трофим. – Колючая, серая, почти больная. Не узнаю Снегурочку – королеву раскопа!
Женя резко развернулась и направилась в противоположную сторону.
- Жень, не обижайся!

Трофим нагнал девушку за минуту и… неожиданно нежно погладил по щеке. На минуту ей показалось, что весь снег, и тот, что сыпал с неба, и тот, что застудил душу, растаял. Но только на минуту. Когда Трофим наклонился,  и его губы коснулись ее губ, Женя рывком отстранилась.
- Ах, извините, совсем забыл, что вам, мадмуазель, я не мил…

Какое оно странное – это чувство вины перед человеком, которого… не любишь! Испытываешь дружескую симпатию, искреннюю привязанность,  уважаешь, но… не любишь. Не обещаешь полюбить, не даришь напрасную  надежду на взаимность. И все равно рано или поздно  раскаяние, сожаление за это нечаянное преступление отравит горьким привкусом  предательства.
Они брели в полном молчании какое-то время, прежде чем Женя выдавила из себя:

- Прости, Тро… Андрей… Я не хотела тебя обидеть…
- О, да, конечно, - усмехнулся молодой человек и вдруг взорвался. – Ты «не хотела обидеть»! Все девушки так говорят. Нежнейшие создания из шелка, духов, страз, косметики и …ложной добродетели. Сначала с легкостью дают номер мобильника, с первого раза соглашаются прийти на свидание, восторгаются без меры, улыбаются невпопад, очаровывают, завораживают. А потом… Пошел вон. Наскучил, надоел, мордой лица не вышел, не угодил, ко двору не пришелся. Не те цветы подарил, с комплиментом напутал, не тот столик в ресторане заказал, на брильянтовое колечко не накопил. И моментально найдется тот, на кого тебя с легкостью можно заменить. Все вы одинаковые!
- Да, что на тебя нашло, Трофим? – удивилась Женя. – Не ожидала, что ты так девушек не любишь!

- «Девушек я не люблю!» Как бы не так!  – не унимался тот. - Шлюх я не люблю. Почему, если красивая девушка, то обязательно шлюха?
- О-о-ооооо! – когда отзвенела Женькина пощечина, Трофим медленно потер ушибленную скулу. – Рука у тебя, Евгения, тяжелая! И это уже лишнее. Я не о тебе. Я о других твоих сестрах. Мне почему-то неизменно только такие легчайшие экспонаты из вашей шайки – лейки встречаются. А другим… тебе… я совсем не нужен.

Сказал, резко развернулся и пошел прочь. А Женя осталась стоять на тротуаре одна. Скверно, как скверно. Отвратительно… Снег нарисовал соленые слезы на щеках. Зачем надо было ссориться с Трофимом?

Женя не поняла, как добрела до дома и сразу же оказалась в постели. Почему шерстяным пледом нельзя укрыться от печалей, угрызений совести и тяжелых мыслей? В пятом часу утра, потерпев в войне со злой бессонницей позорное поражение, Женя с трудом выпуталась из-под своих пледов-одеял, накинула на плечи халат, обреченно поплелась на кухню, включила свет и принялась готовить кофе. Странно, но девушку совсем не удивили звонок в дверь и появление на пороге квартиры в предрассветный час нежданного гостя.

«Трофим?» - с надеждой подумала Женя, но за дверью стоял… высокий голубоглазый парень в джинсовом костюме.
 - Ингвальд!!!
- Жень, привет! Я пройду? – космический студент уверенно оттеснил удивленную хозяйку  и вошел в квартиру.
- Ты варишь кофе? Я вовремя, - улыбнулся юноша, через секунду оказавшись на кухне. – Ладно, вру, этот ваш напиток мне вряд ли придется по вкусу. Не будем экспериментировать. И у меня, как всегда, мало времени.

- Ингвальд… Что случилось? - наконец, очнулась Женя.
- Ты знаешь сама, что случилось. Профессор, наверное, у тебя уже побывал?
- Побывал…
- Женька, мне нельзя сейчас здесь быть. Но я знаю, ты в тупике, я хочу помочь! – Ингвальд схватил девушку за руку и убежденно заговорил. – Тебе нельзя медлить... Твой мир в опасности. Они – тоже в опасности, они потеряны и несчастны, а это может обернуться страшными  последствиями. Ты должна им помочь!

- Господи, кому еще я должна помочь?! – воскликнула Женя и отстранилась. – Какие вы с Профессором - странные визитеры! Появляетесь ниоткуда, говорите загадками, а у меня с детства аллергия на кроссворды.
- Не переживай! Ты на правильном пути!
- А ты не случайно побывал у нас на факультете? – вдруг осенило девушку.
- Не случайно…

Теперь Женя решительно схватила Ингвальда за руку.
- Кто он – мой тайный сочинитель? Скажи мне, Ингвальд! Ты же знаешь!
 - Я не могу, - юноша почти стыдливо опустил глаза. – И помни – их двое…
- Уже двое? – поразилась девушка.
- Они не помнят, не знают себя. Этот мир, твой мир, изменил их до …невозможности.

- Кого? Кого изменил мой мир? У меня ни одной зацепки! – Женя уже кричала.
А Ингвальд грустно улыбнулся:
- Я не могу назвать имена.
- Как они здесь оказались? Что они делают на истфаке? – настаивала на ответах девушка.
- То же, что и все, - учатся, преподают…
- Но, Бог мой! Кто это? – Женькино терпение лопнуло, и, тем более что космический студент уверенно направился к двери.

– Стой! – закричала девушка, бросившись через кухню и коридор вслед за Ингвальдом.

Перед взором девушки промелькнул образ явившейся ниоткуда женщины гигантского роста в  серебряном комбинезоне с бесстрастным выражением красивого лица. «Лола – воин Профессора? Или Ингвальду уже полагается собственная дама-воин, одна из неизменных спутниц космических странников?» - подумала девушка, когда ее гость, вслед за своей странной спутницей, исчез в облаке фиолетового свечения.

- Подарок! – успела услышать Женя последние слова Ингвальда. – Вспомни о подарке на твое восемнадцатилетие!

Клубы фиолетового дыма уже растаяли в маленькой прихожей Женькиной квартиры, а смысл этих слов все еще не дошел до сознания девушки. «Подарок? Какой подарок?» И вдруг память обожгли воспоминания. Самый странный из дней рождения – 6 декабря в чужом далеком мире Франции. В одной из башен замка Шато-Флери взволнованный юноша – принц Робер, в присутствии своего дяди – младшего сына короля Карла Великого – принца Ричарда вручает Жене шкатулку из дерева сиреневого цвета.  А вот давняя встреча с Ингвальдом – последним принцем из королевского рода де Флер на площади у главного собора ее родного Города.  В его руках та же шкатулка: «Она принадлежит тебе по праву». Звезда королевы Марии! Самый дорогой и таинственный подарок в ее жизни…

В один миг Женя оказалась в большой комнате у книжного шкафа. Вот здесь на второй полке за толстым томом Брокгауза и Эфрона, синим кирпичом Немецко-русского  словаря надежно спрятана сиреневая шкатулка. Женя  так и не решилась показать Звезду никому из знакомых, даже маме.  Постепенно это вошло в привычку – в минуты грусти, в полном одиночестве открывать шкатулку и любоваться сияющей на сиреневом бархате золотой звездой с драгоценным камнем посредине. Реликвия, передававшаяся из поколения в поколение среди женщин в королевской семье де Флер. Спасая Звезду, жертвой интриг погибла принцесса Анна – младшая дочь короля Карла Великого, как две капли воды похожая на Женю. Дисектриум - так назвал Звезду Ингвальд. Жене, принцу Роберу и принцу Ричарду удалось разгадать тайные свойства этого артефакта из родного мира Страйга. И это открытие стоило спасения целого мира. При помощи таинственного прибора жители мира Франции установили контакт с морскими монстрами – Великим Ужасом. Все это вспомнилось девушке в одно мгновение, и также стремительно пришло решение.
 
  В это утро на факультете Женька чувствовала себя по меньшей мере… террористкой. Сиреневая шкатулка, завернутая в платок и надежно спрятанная в сумке, своей тяжестью напоминала о страшном плане разоблачения, а в голове звучали слова Ингвальда: «Учатся и преподают… Учатся и преподают…»
Между тем на первых двух парах ничего примечательного не произошло. Начался обеденный перерыв. Обычно в большую перемену Женю находил Трофим, и они обедали или вольно тусовались на факультете вместе. Но сегодня, как не трудно догадаться, этого не случилось. В кафе «Универ» или в студенческую столовую, куда звала Оля Смирнова, Жене идти не хотелось. Сославшись на отсутствие аппетита, девушка осталась в одиночестве. И ноги сами привели ее почему-то к двери  …кабинета методлитературы. Кроме хозяйки, в этот час в кабинете никого не было. «Вот это мне и требуется!» - подумала девушка и учтиво поздоровалась с  Людмилой Павловной, известным вузовским филологом, кандидатом наук, подрабатывающим на полставки на историческом факультете. Эта неприметная, маленькая женщина в очках сегодня выглядела как-то необычно. Женя не сразу поняла, что Методическая завша (как ее давно прозвали историки) просто не заплела как обычно  косичку, а распустила волосы мышиного цвета. Это придало Людмиле Павловне  какую-то привлекательность, в чем обычно ее заподозрить было очень сложно.

Испугавшись пристального взгляда Жени, заведующая кабинетом методлитературы с преувеличенным старанием принялась заполнять массивный журнал выдачи книг. А студентке 212-й группы ничего не осталось, как, получив очередную порцию книг, необходимых для подготовки курсовой работы, молча проследовать на свое любимое место за столом у окна.

Прочитав страниц десять из огромной статьи об общественном сознании и психологии современников какой-то революции, Женя оторвала взгляд от книги, так как ее посетила интересная идея.

- Людмила Павловна! А не могли бы вы помочь мне? – воскликнула  девушка.
Хозяйка кабинета округлила глаза от удивления (ибо самоуверенные историки редко обращались к ней за помощью) и медленно произнесла:
- А что вы хотели?

- Видите ли… мне, право, очень неловко… - Женя искусно изобразила смущение. – Я… пробую… писать… кое-что…
- Вы же, Светлова, кажется, курсовую работу  у Мариэтты Петровны пишите?
- Нет-нет, я не о курсовой. Я пробую писать… Сказки!
Последнее слово девушка почти прокричала, а Людмила Павловна заметно вздрогнула.

- …Сказки?
- Да, но это не совсем сказки, это их стилизация, переосмысление, новое прочтение… – залепетала Женя, по-прежнему смущенно опуская глаза в пол. – И мне нужен совет. Может, вы или кто-нибудь способен дать мне совет? Прочитать мои опусы. Стоит ли мне писать? Имеет ли это писательство смысл? Вы не знаете, кто у нас на факультете может дать мне совет? Кто еще пишет прозу?
Сочиняя на ходу историю своего «увлечения сочинительством», она  не сразу заметила, как странно поменялась в лице Людмила Павловна.

- Я… Мне жаль, но я не смогу вам помочь. И не знаю, кого вам порекомендовать, - наконец выдавила она и поспешно отвернулась от девушки.

«Все-таки не зря «завшу» считают странной, - решила Женя, - филолог, а помочь не может. Значит, наш  таинственный сочинитель к ней за советом не обращался. Впрочем, понятно, на то он и тайный, что даже  единственному на истфаке филологу не захотел доверить свои вирши…»

В кабинете вновь воцарилась тишина. До окончании перемены оставалось еще минут двадцать, и Женя не спешила покидать  царство методлитературы… Прочитать ей удалось, впрочем, только одну страницу. Мысли витали слишком далеко от темы курсовой работы.

«И чем же мне может помочь Звезда королевы Марии?» - напряженно думала девушка.
И снова, в который раз за эту перемену, ее посетила идея. Раскрыв сумку, Женя извлекла шкатулку, отбросила в сторону платок и медленно  открыла сиреневую крышку. Благо, «завша» была занята собственными делами, и любоваться мягким сиянием Звезды, кроме Жени, было некому. Девушка заворожено вглядывалась в нежное мерцание таинственного камня в золотом обрамлении. Фиолетовые тени неясно отразились  на потолке кабинета. Звезда постепенно усиливала свечение. И в тот момент, когда Жене показалось, что от реликвии исходит тепло, явно что-то произошло, что-то изменилось в кабинете методлитературы. Звук упавшего стула и вскрик Людмилы Павловны привели Женю в чувство.

Девушка подняла глаза и увидела, что завши за ее конторкой нет. Женя вскочила с места, оставив Звезду одиноко лежать на столе. Подбежав ближе, девушка вскрикнула от ужаса. Людмила Павловна   лежала ничком на полу. Голова женщины  касались серой стены, а ноги в стертых туфлях без каблуков уперлись в край коричневой конторки.

- Вам плохо?
Женя прикоснулась к плечу завши, соображая, что лучше, наверное, бежать за помощью. Но Людмила Павловна вдруг встрепенулась и с помощью Жени на удивление быстро поднялась на ноги.
- Может быть, вам воды? Или врача позвать? – спрашивала Женя, помогая завше сесть на стул.

- Голова закружилась… почему-то, - слабо проговорила женщина. – А это что?
Тут и Женя заметила, что ее звезда излучала очень интенсивное свечение. Фиолетовый луч пронзил пространство и достиг Жени и Завши. Женя решила немедленно спрятать странный подарок, но в этот момент на пороге кабинета возник новый персонаж.


Трофим стремительно зашел внутрь и остановился, словно остолбенев. Дверь вслед за ним закрылась с громким стуком. И в этот миг, именно в этот миг, Женя поняла, что, как говорят телеведущие, настал момент истины.
Звезда королевы Марии пульсировала мягкими фиолетовыми всплесками, в кабинете методлитературы во всю лил иллюзорный  звездный дождь. И Жене вдруг вспомнилось, как несколько месяцев назад, незадолго до того, как началась вся эта странная история, те же герои собрались в том же месте. Только тогда вниманием Трофима полностью владела недавняя первокурсница, Королева раскопа, а хозяйке кабинета, как всегда, впрочем, отводилась роль безмолвного, никому не интересного статиста. Сейчас же все было наоборот. Трофим, казалось, не заметил присутствия бывшей подруги. Во все глаза с непонятным и почти маниакальным восторгом взирал он на завшу. Та, еще бледная после обморока, с растрепанными волосами, невольно подалась назад и вместе со своим стулом почти впечаталась в такую же серую и некрасивую стену.

- Трофим… Андрей… - прошептала Женя, не ожидая ответа.
«Почему он? Ну, почему? Только не он!» - мысли толчками крови стучали в виски.

А Андрей Трофимов, двадцатипятилетний молодой человек, без пяти минут выпускник университета, личность на истфаке уже знаковая, закрыл глаза. И пока Женя гадала, упадет ли он, подобно Людмиле Павловне, в обморок, тот словно заснул.   
- Элькуэньйя! – Трофим открыл глаза, схватился за голову, взъерошил волосы и закричал. - Элькуэньйя! Элькуэньйя! Энкнум эбуа эблуаайя!

- Что с тобой? – всерьез испугалась Женя.
Но Трофим говорил и кричал на странном, непонятном языке, обращая эти странные, непонятные слова единственной слушательнице – Методической завше. Женя, которую никто не замечал, бросилась к столу, осторожно, будто боясь обжечься, взяла в ладони Звезду королевы Марии и, как когда-то давно, два года назад, на берегу чужого моря из чужого мира, подняла  вверх. Сиреневый луч засиял золотом, и голос Трофима зазвучал в знакомой  интонации.

- Элькуэньйя – повелительница бабочек! Я вспомнил тебя. Наконец, я вспомнил тебя! Не Завша, не Людмила Павловна, а – Элькуэньйя – вот как  зовут тебя, госпожа моя!

Последние слова, произнесенные торжественно пафосным тоном, ввели Женю в настоящий ступор. Как во сне, девушка наблюдала невиданную сцену. Грациозно преклонив одно колено в галантном поклоне, подобострастно, да-да, именно подобострастно, Трофим поцеловал руку завши.

- Величество! О, мое величество!
А Людмила Павловна, одинокая женщина непонятного возраста, думаете,  она, подобно Женьке,  была ошарашена такими знаками внимания? Ничуть. Высокомерная усмешка нарисовалась вдруг на ее губах, и, милостиво разрешив юноше прикоснуться к своей руке, со стула, словно с царственного трона, она бросила ему:

- Это ты, Элькуйн? А я все гадала, кого ты мне напоминаешь?
- Элькуйн? – воскликнула Женя.
- Элькуйн, спутник повелительницы бабочек! Как ты нашел меня? -  медленно, растягивая слова, словно превозмогая необыкновенную лень, спрашивала странная женщина.

«Это что, какая-то мифология?» - подумала Женя, а вслух произнесла:
- Что все это значит? Андрей, объясни мне.
Но ее никто не слушал.
- Как ты нашел меня?

- Я блуждал. Долго странствовал. А здесь будто спал. Так долго! - Трофим уже встал с колен, но голова юноши все также была склонена в почтительном поклоне.
- Сон был приятным?
- Да, иногда. Но…
- Ты не был счастлив здесь?
- Я не знаю…

- Зачем ты последовал за мной, глупый мальчик? Ты мог бы испытать счастье в родном краю. Я освободила тебя.
- Я не мог… оставить вас… Мой долг… - сбивчиво говорил Трофим.

Во время этого странного диалога Женя пыталась собраться с мыслями. Звезда как маленькое сердце пульсировала в ее ладонях. Женя уверенно направила сиренево-золотой луч в сторону Людмилы Павловны:
- Это вы …рассказывали мне сказки?

- Я ничего не рассказывала, - удивилась та.
- Сказка о Снежной королеве, о Белоснежке и царевне, о Сером Волке и
Иване-царевиче…

- Я писала. Когда мне было грустно. Я никому не призналась в этой своей маленькой слабости. Это же стыдно - взрослой женщине для самой себя сочинять сказки. Тебе наскучили мои герои, Женя?

- Ваши сказки оживают в реальности, ваше слово создает угрозу моему миру, нарушает его целостность! – закричала Женя, что было силы. Как еще все эти крики не были слышны в факультетском коридоре? Казалось, кабинет методической литературы существовал теперь отдельно, автономно от истфака и …всего ее мира.

- Ты права, хранительница Звезды, права… Как сказал тот мужчина в университетском сквере: «Оставаясь лишь выдумкой в этом мире, за его пределами сказки обретают реальность». Мой сон длился слишком долго, -  ответила та, которую Трофим назвал Повелительницей бабочек.

Женщина поднялась со своего стула, гордо выпрямила спину и всплеснула руками. По тому, с каким восторгом смотрел на свою повелительницу Трофим, Женя поняла, что сейчас должно произойти что-то необыкновенное.

Вам сложно представить одинокую, неприметную женщину банального возраста «совсем за тридцать» настоящей королевой? Вы наивны. Отсутствие мужского внимания и долгий сон,  сон жизни как прозябание – явления временные. И вот волосы мышиного цвета разливаются каштановой волной, очки с толстыми линзами, скрывающие сияющие карими алмазами глаза, падают на пол и разбиваются вдребезги,  черты лица приобретают былое совершенство. Улыбка победительницы, женщины, уверенной в себе и силе своего обаяния, озаряет ее лицо. А чудо не заставляет себя ждать.

Повелительница бабочек, раскинув руки в стороны и сложив губы трубочкой, легонько дует, поднимается ветер. И из этого маленького вихря выныривает яркий хвост, разматываются разноцветные ленты, проходит всего миг и красочная мозаика распадается на десятки, сотни невиданных бабочек – синих, красных, оранжевых, коричневых, фиолетовых.

У Жени захватило дух, когда бабочки разлетелись повсюду, и за этим цветным мельтешением и нежным шелестом маленьких крыльев кабинет методлитературы с серыми стенами, коричневой конторкой, бледно голубыми столами и окнами с зимним пейзажем исчез бесследно.

- Мальчик! – воскликнула Повелительница бабочек, обращаясь к Трофиму. – Нам пора домой. Этот сон слишком скучен, чтоб длиться так долго.

Она закружилась в странном танце и в разные стороны от ее фигуры разлетелись белые махровые бабочки. Они окутали белесым облаком  свою Повелительницу и ее спутника. 
- И ты следуй за нами, Хранительница Звезды, - услышала Женя, прежде чем и сама оказалась в эпицентре белого смерча.

       …Так началась седьмая сказка.