Рассказ
-------
мейнстрим
=======================
"Requiem aeternam dona eis, Domине"
------------------------------------
В Беларуссии отношение к войне и ко всему, что с ней связано, особенное. Потому что республика начала воевать с немцами с первого часа войны. Вся территория Белоруссии была временно захвачена оккупантами. На борьбу за её освобождение поднялся весь белорусский народ.
Это я написал не как листовку к очередному параду, я знаю, что так и было на самом деле. Воевали все - от мала до велика, партизанские отряды донимали захватчиков по всей республике. В семидесятых годах прошедшего века, мы гостили в Минске у своей тёти и решили пойти на экскурсию в Музей Великой Отечественной войны. Рассказывать о музее я не буду, за сорок лет мало что в памяти осталось.
Но вот то, что врезалась в неё навсегда - за всё время военных лет в огне войны Белорусь потеряла каждого четвёртого жителя! Вдумайтесь в эту страшную цифру - потерять четверть всего народа республики - потеря невосполнимая.
Вот об одном эпизоде Великой Отечественной войны я напишу сейчас несколько строк. Время стирает в голове, как компьютерный червяк с жёсткого диска, события и воспоминания. В чём мне повезло, так это в том, что я не раз разговаривал с людьми, прошедшими с оружием в руках тяжёлыми дорогами войны по лесам и болотам партизанского края.
Люди эти были замечательные, недостаток у них был один - о войне они говорить не очень любили, особенно когда их об этом просили. Если иногда о чём-то вспоминали, то что нибудь бытовое, но такое, от чего и сейчас затылок холодеет. И такое, что я до сих пор не забыл. И не забуду этих воспоминаний людей, которым мы обязаны тем, что живём здесь и сейчас. И никакие альцгеймеры я очень надеюсь, мне в этом не помешают!
Как раз в тот период, когда гостили в Минске, мы вместе с тётей ходили гулять в один из многочисленных парков Минска. Минск вообще замечательный город, был и остаётся ухоженным, зелёным и гостеприимным. Так вот в парке моя тётя постоянно встречалась со своей знакомой. Они здоровались тепло, как старые друзья, были они примерно одного возраста и долго вдвоём медленно гуляли по аллеям парка.
Мы в это время ходили с сынишкой-первоклассником на диковинные в те годы чешские атракционы "Луна-парка". Потом мы ели мороженое с газировкой и шли за тётей. Мне её подруга казалась немного странноватой, но лезть с вопросами к ней я не посмел. Тётя Хися наша была по жизни для нас молодых "железный Феликс".
Если про неё сказать - потерять в тридцать лет, которые ей исполнились в марте 1938 года, мужа-наркома, члена белорусского правительства, согласитесь, само по себе ужасно. Ещё и получить незаслуженно тюремный срок, как "женe врага народа". Потом отсидеть без вины восемь лет - это далеко не все испытания, которые ей Судьба уготовила.
Она едва не лишилась и двоих своих детей, которых НКВД отправило на "перевоспитание" в закрытый "детский дом". Каким-то чудом моя мама перед самой войной смогла их найти и забрать из этого страшного "детдома" - детской колонии. О тёте я соберусь и напишу отдельно, она того стоит. Но в войне с немцами она участия не принимала, копала канавы в ГУЛАГе вблизи города Акмолинска. Ныне этот город стал столицей нового государства Казахстана и называтся он Акмола. На казахском языке он переводится, если я правильно понял - "голодная степь".
Целый месяц мы жили у гостеприимной тёти в её однокомнатной квартире, вечерами гуляли около дома, её пятиэтажный "хрущёвский " дом стоял как-то особняком на берегу реки Свислочь. Минчане, если спросить живущих сегодня в Тель Авиве, в Сан-Франциско или в Сиднее, хорошо знали этот, совсем неприметный дом. В нём в советские годы располагался минский ОВИР. Это к слову пришлось, в 70-е годы выезд из страны "победившего социализма" был редкостью.
Taк вот, гуляя с нами, однажды она спросила, заметили ли мы её подругу по прогулкам в Детском парке. Конечно мы обратили внимание на немолодую, одетую в старомодный габардиновый макинтош даму. Ещё обратили внимание, на её чрезвычайно тихий голос.
И тётя нам рассказала историю этой женщины и откуда взялась их дружба. Эта история мне так залегла в душу, что я решился через сорок лет впервые её вам рассказать.
Муж этой дамы, её звали Любовь Семёновна, в 70-е годы работал каким-то большим начальником в Совете Министров БССР. А в конце 30-х годов он был секретарём мужа моей тёти, наркома просвещения Белоруссии, Олеся Воронченко. Но ему посчастливилось избежать репрессий культа личности, а его шефа они накрыли чёрным крылом.
В начале Великой Отечественной войны Минск бомбили уже в первую ночь. Наши войска отступали с такой скоростью, что Любовь Семёновна с семьёй уехать из города на Восток не успели. Как всех евреев, оставшихся в городе, их взяли на учёт. Я не знаю точных дат, но зимой 1942 года их семья попала в одну из колонн, которую пешком вывели из Минска в лес. Куда их ведут и что с ними будет, они себе это чётко представляли.
Но вот то, что произошло с ними по дороге смерти, призойти не могло по определению. Они с мужем оказались в задних рядах печальной колонны евреев - смертников. Вдруг немец - охранник, который шёл с автоматом рядом с колонной, приблизился к ним и сказал по-немeцки "Вег, вег!"
Колонна шла по узкой дороге лесом, густой сосняк был прямо у дороги. Раздумывать времени у них не было, вгорячах они нырнули в сосняк и побежали в лесную чащу. Им обоим было в то время лет по тридцать, силы ещё оставались и страх их утроил.
Сколько и где они блуждали в лесах, тётя не сказала или я не запомнил. Звезда у кого-то из них ярко светила им на небесах. Они наткнулись в далёком глухом лесу на партизанскую базу.
Здесь я сделаю отступление - партизанское движение лишь казалось науправляемым. Может оно так и было вначале войны. Но где-то в начале 1942 года в Москве был организован Центральный штаб партизанского движения. Это штаб из столицы командовал, как воевать в условиях леса и болот, местным жителям-партизанам. Потом из Москвы стали ещё присылать в отряды "комиссара"-НКВДешника. А где появлялись эти безжалостные истуканы, кроме смерти ничего хорошего уже не было.
Возглавлял эту партийную структуру один из любимцев вождя, Пантелеймон Кондратьевич Пономаренко. Один из первым приказов по партизанскому краю был: "Евреев в партизанские отряды не принимать!" Этим приказом он автоматически подписал смертный приговор преставителям народа, который и без этого приказа с особой жестокостью уничтожался гитлеровцами и их местными прихвостнями - предателями.
Любовь Семёновне и её мужу и на это раз несказанно повезло в лесу. Командир партизанского отряда оказался знаком с её мужем по партийно-хозяйственной работе в одной из областей Белоруссии и был порядочным человеком. Он взял их в отряд, несмотря на московский приказ из Штаба.
Как они с мужем прожили и воевали в партизанском отряде не скажу, не слышал. Но живыми они остались оба, что само по себе ещё одна большая награда Судьбы.
Всё, вроде бы, гладко до неправоподобности. Я бы прочитанное поставил под сомнение, если бы не одно большое "НО". В той колонне, в которой их вели в последний путь и из которой им посчастливилось чудом вырваться, остались двое их детей. Девочка восьми лет и шестилетний мальчик. Больше они их никогда не увидели.
Тётя рассказала нам, что за прошедшие с того времени почти четверть века, у её приятельницы появились признаки душевного расстройства. Она всё время повторяла одно и тоже:"Зачем я убежала от них! Как я могла оставить детей одних!"
Х
Давно ушла к детям Любовь Семёновна. Больше десяти лет назад, на девяносто шестом году позволила себе умереть и моя "железная" тётя. Пережив при этом своих мучителей - следователей НКВД и лагерных вертухаев - изуверов. Пережив докторов, которые вернули её к жизни, сделав несколько операций на больном желудке.
Пережила она и родного сына и невестку. Сын её, мой брат Володя, был небыкновенно приветливым и добрым человеком. Моя мама часто мне гворила, что Володя - вылитый Олесь, его отец.
В тюремном детском доме он заразился полимиелитом и всю жизнь сильно хромал. Он умер в ночь того дня, в котором его сыну исполнилось сорок лет. Тёте до самого её ухода[не могу написать смерти] Всевышний за её необыкновенное терпение и выдержку, оставил ей ясный ум и твёрдую руку.
Незадолго до кончины я ей звонил в Минск. Словами "Знаешь, Сёмочка, я устала жить." - был наш последний разговор. Такая вот была оптимистическая трагедия - одна из чудовищных гримас Молоха минувшей войны.
2014год. Май. Израиль.
Для инвесторов, редакторов и спонсоров:semen_v47@yahoo.com; скайп:semen-volkov