(окончание)
Начало см. Агент НКВД:
http://www.proza.ru/2014/02/13/1150;
В ПЛЕНУ
1.
Плен, оказывается, неприятная штука, даже если тебя не бьют.
Павла задержали американские солдаты. Какой-то лейтенант отобрал у него пистолет вместе с кобурой и ремнем и, посадив в «виллис» между двумя конвоирами неграми отправил в штаб.
Штаб оказался на колесах и размещался в автобусе. Встретил его майор. Он высказал недовольство старшему из конвоиров:
– Сержант, ты же знаешь, мы наступаем, и нам негде здесь держать пленных.
– Нам приказал лейтенант Томпсон, – ответил сержант, обнажив в улыбке идеально белые зубы. – Это большой чин.
– Большой… – ухмыльнулся майор. – Мы скоро их фюрера возьмем за яйца, не какого-то вшивого эсэсовца.
– Я требую, чтобы меня доставили к старшему офицеру разведки, майор, – сказал Павел по-английски.
Майор от неожиданности округлил глаза: этот наглый эсэсовец говорит на его родном языке да еще требует встречи с майором Вильямсом. Он хотел возмутиться, но спохватился: кто их знает, этих разведчиков.
– Вам придется немного подождать. Майор Вильямс у генерала.
Не прошло и десяти минут, как автобус остановился и вскоре в автобус вскочил офицер. Он зло бросил на стол фуражку и сообщил:
– Немцы взорвали мост. Мы же договаривались с ними: мосты не взрывать. Теперь придется ждать, пока саперы наладят переправу. А все их хозяйство в обозе. Так нас русские опередят и войдут в Берлин раньше нас.
– Джон, – прервал офицера майор, – этот пленный требует встречи с тобой, точнее, со старшим офицером разведки нашей дивизии.
– Что вы хотите мне сообщить? – спросил майор Вильямс Павла. Он неплохо говорил по-немецки.
– Я прошу вас сообщить обо мне полковнику Брэдфорду из Интеллидженс сервис, – ответил Павел. – Вы должны знать его.
Вильямс с интересом посмотрел на Павла.
– Как вас ему представить?
– Оберштурмбанфюрер фон Таубе.
– Хорошо, я попытаюсь с ним связаться. Но пока вас отправят на сборный пункт.
2.
Павел открыл глаза и, увидев над собой доски верхних нар, вспомнил, что он в плену. Начинался пятый тягучий день его пребывания за колючей проволокой сборного лагеря, куда его отвезли вместе с пятью офицерами вермахта.
Ехали они в крытой машине под охраной двух конвойных американских солдат. Офицеры демонстративно отсели подальше от Павла, демонстрируя солдатам свое презрение к эсэсовцу. Конвоиры жевали свой чуингам и с безразличием поглядывали на пленных.
По отдельным репликам офицеров, Павел понял, что они дезертировали из части и сейчас радовались удачному избавлению от «русской мясорубки» под Берлином.
– Пусть эсэсовцы защищают бесноватого, – сказал один из офицеров, гауптман, ехидно взглянув на Павла.
Павлу же было не до них. Он надеялся на то, что американцы быстро свяжут его с полковником Бэдфордом, но, кажется, промахнулся.
Их выгрузили уже на территории сборного пункта. По всему было видно, что еще недавно это был концлагерь, в котором содержались русские и союзные военнопленные. Теперь сюда свозили и сгоняли пленных немцев и размещали в девяти дощатых бараках.
Дежурный офицер зарегистрировал Павла и его спутников в журнале и определил в барак № 3. Павел занял пустующее место на нижних нарах у стены. На них не было ни матрасов, ни одеял, ни подушек.
Едва Павел вытянулся на голых досках, как рядом с ним пристроился оберштурмфюрер СС в черном мундире, выдающем его принадлежность к гестапо. Он спросил Павла:
– Вы разрешите мне лежать рядом с вами, герр оберштурмбанфюрер?
– Пожалуйста, – ответил Павел. – Только здесь уже нет ни оберштурмбанфюреров, ни оберштурмфюреров. Все мы бывшие. Называйте меня Паулем.
– Карл Лемке, – представился оберштурмфюрер. – Для вас просто Карл.
Павел ждал, что скоро выяснится его принадлежность к английской разведке и за этим последует освобождение. Так в бесплодном ожидании прошел день, за ним второй. Лишь на третий день его вызвали в комендатуру.
За столом сидел широкоплечий офицер с квадратной челюстью и приплюснутым носом, выдающим боксерское прошлое его хозяина. Здесь же находилась молодая женщина.
– А она прелестна, – подумал Павел, ощутив прилив нестерпимого желания разрядиться с этой красоткой. Но от этих мыслей его отвлек грубый голос офицера. Он лениво проговорил:
– Я капитан службы безопасности Гриффит. Я буду тебя спрашивать, ты будешь мне отвечать, эсэсовская морда.
Красотка начала было переводить, но Павел прервал ее:
– Я не эсэсовская морда, капитан, а офицер разведки и требую немедленно передать меня полковнику Рэдфорду.
Гриффит удивился тому, что «эсэсовец» заговорил на английском языке.
– Тогда мы обойдемся без тебя, Элен. Иди пока отдохни, – сказал он переводчице.
– Очень милая дама, не правда ли, капитан? – сказал Павел, когда Элен вышла.
– Итак, ты оберштурмбанфюрер СС Пауль Таубе… – не обращая внимания на реплику Павла, сказал Гриффит.
– Не СС, а СД, то есть разведки, которая еще недавно именовалась абвером, – прервал его Павел. – Ее шеф адмирал Канарис арестован гестапо за попытку покушения на Гитлера.
– Это не меняет дела в отношении тебя, Таубе…
– Извольте меня именовать правильно, капитан, – снова прервал Гриффита Павел. – Я фон Таубе, если хотите знать, барон.
– Не перебивай, – Гриффита начинал злить этот эсэсовский выкормыш. – Коротко изложи мне свою биографию: когда и где родился, учился, служил.
– Родился я в Петербурге в девятьсот десятом, учился в основном в Москве, окончил военную школу, в звании лейтенанта служил в Красной армии…
– Так ты русский? – удивился Гриффит.
– Нет, немец. Мой отец барон фон Таубе, мать графиня фон Шерер…
– Постойте – теперь прервал Павла Гриффит – Все это ты расскажешь мне на эту машинку, – он указал на стоящий на столе магнитофон. – Знаешь, что это такое?
– Конечно, капитан, – усмехнулся Павел. – Это звукозаписывающий аппарат. Его любили в гестапо. Кстати, он германского производства.
– Вот мы и запишем твой рассказ на этот аппарат. Начинай.
– Поскольку одной катушки хватает на полчаса, я постараюсь уложиться в это время, капитан – сказал Павел и начал рассказ о своей жизни. Конечно, он излагал ее в том же варианте, что было зафиксировано в его абверовском «личном деле». И закончил тем, как стал работать на английскую разведку.
– Значит, вы передали англичанам данные на всех ваших агентов, направленных на длительное оседание в Россию? – спросил Гриффит, едва Павел замолчал.
– Вряд ли на всех, капитан. Кроме моей школы и школы в Зуле, готовили и другие. Но через мои руки прошли дела сотни с лишним курсантов. Так что я считаю, что принес определенную пользу английской разведке.
Гриффит, ничего не ответив, отпустил Павла.
3.
– Что вы на это скажете, капитан? – спросил Гриффита полковник Чейз.
Гриффит подтянулся и с некоторой долей осторожности ответил:
– Я предлагаю немедленно поехать в Зуль и изъять «личные дела» на интересующих нас агентов. Уверен, что они нам скоро могут понадобиться.
– Их могли уничтожить прежде, чем наша армия освободила город.
– Нужно в том убедиться.
– Предположим, что дела уничтожены. Просто утремся, капитан?
– Возможно, кое-что вспомнит Таубе. Разыщем бывших сотрудников разведшколы, ее начальника.
– Для дилетанта в разведке вы неплохо думаете, Гриффит. Но мне не нужны объедки с английского стола.
Чейз достал сигару, откусил зубами кончик и прикурил от длинной спички. С аппетитом выпустив первый клуб дыма, он продолжил:
– Мы должны опередить англичан и успеть заполучить всех немецких агентов. С окончанием войны вскоре окончатся и наши союзнические отношения с русскими, и начнется новая война, наша война, тайная. Армия агентов, которую передал Таубе англичанам слишком жирный кусок для них. Отправляйтесь в Зуль и если сохранились интересующие нас дела, заберите их.
4.
Заканчивался седьмой день плена. Павел лежал на нарах и размышлял о том, не сорваться ли ему из лагеря. Охранялся он не столь надежно, как это было при эсэсовцах. А точнее, из рук вон плохо. Немцев держала за колючей проволокой лишь их дисциплинированность и привычка к подчинению старшим: приказано победителями не покидать пределы лагеря, вот они и сидели на месте. Красная армия, похоже, уже вошла в Берлин.
Размышления Павла прервал неожиданный окрик американского сержанта:
– Эй, ты, Таубе, срочно в комендатуру!
Он вошел в уже знакомый кабинет и увидел кроме капитана Гриффита второго военного. Тот был постарше и возрастом и чином.
– Я полковник Чейз, – представился незнакомый военный. – Вы меня заинтересовали, Таубе. Вы занимались засылкой «консервов» в Россию. Поскольку германская разведка вместе с рейхом приказали долго жить, мы, то есть, американская разведка хотели бы перекупить эти «консервы» у вас в обмен на вашу свободу и благополучное существование по окончании войны. К тому же, у нас с Советами есть договоренность о выдаче им всех русских военнопленных, включая и предателей, пошедших на службу к немцам. А вы ведь бывший русский офицер, выслужившийся у нацистов до чина оберштурмбанфюрера СС. Вас они обязательно повесят.
Павел бесцеремонно взял со стола полковника лежащую пачку «Кэмела», достал из нее сигарету, пачку кинул назад на стол, закурил и, сев на стул, сказал:
– Я служил не в СС, а в СД, то есть в разведке, полковник. А теперь о «консервах»: я говорил капитану Гриффиту, что дела на курсантов, обучавшихся в Зуле, остались в школе. Это семьдесят с лишним штук. Мне было приказано Шелленбергом спрятать их в тайнике, но известные вам обстоятельства помешали мне выполнить его приказ. Где они сейчас, поинтересуйтесь у начальника школы штурмбанфюрера Штолля.
– Уже поинтересовались, Таубе. Капитан Гриффит побывал в Зуле, – ответил Чейз. – Штолль успел их уничтожить до нашего приезда.
– Чем же я могу быть вам полезен? Все отснятые материалы я передал англичанам. У меня пленки пяти последних дел находились в чемодане, но он исчез вместе с моими личными вещами, когда меня взяли в плен ваши солдаты. Думаю, поиски его бессмысленны. Хотя… – Павел замолчал и посмотрел на Чейза, как тот отреагирует на брошенную наживку. Он понимал, что должен заинтересовать американца собой.
– Что хотя? – спросил полковник.
– Хотя я не могу предоставить вам точных данных на самих агентов, ибо не знаю кто где устроится на месте, но я знаю, кому и по каким адресам они должны сообщить о себе резидентам.
– Вам известны их адреса?
– Мне известны почтовые отделения и фамилии получателей, полковник.
– Вы нам их назовете?
– А вы гарантируете мне жизнь и свободу, полковник?
– Это в моих силах, Таубе. Чтобы вы здесь случайно не попали на глаза русским, мы для начала вас спрячем в укромном месте. Конечно, вам придется сменить имя.
– Меня это устраивает, – усмехнулся Павел. – Правда корреспонденция от агентов к ним начнет приходить не ранее, чем через 2-3 года после окончания войны, а то и позднее. За это время мои шефы надеялись возродить нашу разведку в новой Германии, восставшей из пепла и начать вскрывать «консервы».
– А «консервы» за это время не испортятся? – поинтересовался Чейз. – Они могут просто исчезнуть на столь обширной территории, как Россия.
– Мы старались отбирать только тех, в ком и со временем не потухнет жажда мести, полковник. Отъявленных мерзавцев. Правда, различные обстоятельства могут подсократить их количество, но кое-кто, уверен, зацепится там.
КОНЕЦ ОБЕРШТУРМБАНФЮРЕРА ФОН ТАУБЕ
(вместо эпилога)
1.
Гитлер покончил с собой, Германия подписала капитуляцию, наступил мир. Шли майские солнечные дни. Только настроение соседей Павла по бараку было далеко не весенним. Их надежды на то, что русские и союзники, оказавшись лицом к лицу, при дележе добычи, как еще недавно предсказывал Геббельс, завяжут новую военную свару, не оправдывались. Да и самого Геббельса уже не было. По слухам, доходившим до лагерников, он тоже покончил с собой. Угнетало пленных эсэсовцев и то, что прибывшие американцы приступили к расследованию преступлений, совершенных ими.
Павел ожидал продолжения разговора с полковником Чейзом, но тот появился в лагере только в конце месяца. Его сопровождал незнакомый майор.
– Итак, Таубе, вы изъявили работать на нашу разведку, – проговорил Чейз, едва они втроем уединились в одном из кабинетов в здании лагерной администрации. – Ваше желание удовлетворено. Отныне вы Вальтер Штраус. Сегодня же вы покинете лагерь и вместе с майором Уолкером отправитесь в место, где вас ни один черт не достанет. Майор введет вас в курс ваших новых обязанностей.
– Полковник Чейз представил мне вас как опытного разведчика, Штраус, – сказал Уолкер. – На первом этапе нам предстоит организовать ускоренное обучение агентов из немцев для наблюдения за действиями русских в восточной зоне Германии. Позднее займемся обучением агентов из русских, находящихся в лагерях для перемещенных лиц, для работы в России. Насколько я знаю, вам это дело знакомо.
2.
Так Павел очутился в тихом баварском городке Кауйбойрене. В здании, напоминающем замок, за высоким каменным забором и прятался шпионский инкубатор, во главе которого стоял майор Уолкер. Павел не знал, что здесь ему придется безвыездно провести два года, не имея возможности связаться с Центром.
Конечно, можно было сбежать из Кауйбойрена и добраться до Восточной Германии, но, раскрыв себя американской разведке, он ставил под удар операцию Центра с «консервами». Ведь кое-кто из них должен был советским контрразведчикам послужить приманкой для вновь засылаемых агентов ЦРУ.
– Терпение, терпение и еще раз терпение, – убеждал себя Павел.
Только летом сорок седьмого Павел получил повышение и был назначен заместителем начальника западноберлинского филиала разведцентра. Вскоре после прибытия в Западный Берлин ему удалось связаться с Центром.
Американская разведка, клюнувшая на сеть агентов, подготовленных абвером и СД для работы в Советском Союзе после войны, шесть лет использовала ее, не догадываясь, что многие агенты уже давно арестованы и получили по заслугам. Лишь небольшая часть их была оставлена на свободе под пристальным наблюдением контрразведчиков. Однако после провала нескольких операций с использованием законсервированных агентов американцы начали догадываться, что русские водят их за нос. У них появилось подозрение, что к этому причастен заместитель начальника западноберлинского разведцентра Вальтер Штраус.
Во избежание ареста в начале весны 1955 года полковнику Лунину было приказано вернуться в Советский Союз.
КОНЕЦ