В нем было столько огня, что ей никогда не бывало с ним темно или холодно. По ночам она могла гулять в самых глухих парках, а зимой ходила по улицам в босоножках и ситцевых платьях. И если мы счастливы от тепла и света, то она была вдвойне счастливее любого из нас, ведь ей было вдвое теплее и светлее, чем всем нам положено быть.
Но однажды ей ни с того ни с сего взгрустнулось: захотелось темной ночи и холодной зимы. Она слышала от подруг, что поцелуи в неосвещенных переулках так романтичны, а кружка горячего чая в озябших руках так приятна! И тогда она сказала ему полушутя: «Я хочу быть просто счастливой, мне не нужно никаких вдвойне. Не мог бы ты немного умерить свой пыл?»
А он и сам не знал, откуда в нем этот огонь и как его регулировать. Но отказать ей он не мог, потому что не хотел, чтобы она грустила. Поэтому он принялся крутить всякие ручки у своей горелки и докрутился до того, что совсем сбил пламя. А ей как раз расхотелось целоваться в темных переулках и стынуть на холоде. Но было поздно.