БРОДЯЧАЯ
Чуть-чуть беспомощно
Вагоны качаются,
И всё получается
Само собой –
Не то чтобы грустные,
Скорее, усталые,
Мы возвращаемся домой.
Вагоны мечутся,
И ветры бродячие
На станциях шаркают
Ногами в пыли,
Ворча по-отечески
На наше ребячество,
Что завело нас на край земли.
Дороги длинные
Не нами придуманы,
Одет в них, как в кружево,
Весь шар земной.
Но, чтобы там ни было,
Легко или трудно нам –
Мы возвращаемся домой.
Это песня Сергея Никитина на стихи Сергея Крылова, которую мы часто пели в институтские годы. В молодости весь мир казался нам беспредельно большим, но, в то же время, мы могли за не такие уж и большие деньги поехать в очень далёкие места. Хотелось всё увидеть своими глазами. Это сейчас, когда дети уезжают жить в другие города, то мы сокрушаемся – чего же дома не хватает. А когда мы были молодыми, то много ли нам надо было времени, чтоб собраться и уехать за тридевять земель. Чаще всего мы садились на поезд и уносились в неведомые дали. А иногда и в очень знакомые, но далёкие края. С того самого времени, при виде поездов, что-то в нас отзывается лёгкой грустью из далёкой молодости.
На протяжении всей студенческой поры мы регулярно ездили на зимние скалы на Средний Урал, приурочивая это мероприятие к 8 марта. На майские праздники садились в общий вагон и отправлялись на Шихан, Шайтан, Азовку или на другие скалы. Летом ездили в альплагеря на Памир, Тянь-Шань, Кавказ. В случае таких далёких поездок мы обычно летали на самолётах. Быстро и не так дорого. Самое же интересное – это когда большой компанией, да с двумя-тремя гитарами, мы отправлялись в общем вагоне куда-нибудь далеко. Например, на октябрьские праздники на Северный Урал. Идёшь по городу с лыжами, абалаковскими или яровскими рюкзаками, из под клапанов которых торчат валенки. А в городе не то чтобы снег, а просто моросит осенний дождик. Вот было развлечение для прохожих, которые не знали, куда мы отправляемся в таком-то виде. Самое интересное начиналось в вагоне, зайдя в который, мы сразу сбрасывали рюкзаки и компактно устраивались на всех трёх уровнях полок, занимая иногда половину вагона, а то и почти весь. Доставались спальные мешки, нехитрые припасы. Кто-то, к ужасу проводника, шёл с ведром за кипятком и заваривал на всех чай. При этом, надо сказать, что спиртного не бывало никогда. Да и курение у нас не приветствовалось. Поэтому наши вечера никогда не перерастали в какие-то оргии. А вот книги в наших рюкзаках были всегда.
И вот тогда, когда все устроились, а впереди долгие часы дороги, кто-нибудь доставал из чехла гитару и начиналось самое интересное. Пели все. Пели много. Пели известные песни и не очень. Иногда можно было услышать что-то новое, а то и наоборот, старое и никем не слышанное. Были и попытки сделать что-то самим. Пели много песен Ю.Визбора, В.Вихорева, Е.Клячкина, А.Городницкого и других очень интересных авторов. Пели разные переделки песен, но такие, которые и сейчас вспоминаешь с теплом. Например, на мелодию чудесной французской песни «Manchester et Liverpool» мы с большим удовольствием пели:
«Малахитовым узором
Покорила нас Азов-гора.
К своим скалам наши взоры
Приковала навсегда.
Нежной веточкой берёзы
Ты притронулась слегка к глазам,
Свои сказы, свои грёзы
Щедро подарила нам.
На горе, на счастье нам жизнью большой отпущен срок.
Так дай нам, Хозяйка, взглянуть на Каменный Цветок.
Здесь Данила, горный мастер,
Упустить свою мечту не мог –
Его Настю, его счастье,
Отнял Каменный Цветок.
Век прошёл, а ты, Хозяйка,
Так же манишь нас вслед за собой,
И бежим, оставив счастье,
Вслед за каменной судьбой.
На горе, на счастье нам жизнью большой отпущен срок.
Так дай нам, Хозяйка, взглянуть на Каменный Цветок.»
Об авторе этой переделки, к сожалению, я никогда ничего не слышал. Когда пытался «найти концы», то всё замыкалось на том, что это, скорее всего, коллективное творчество студентов одного из вузов Свердловска. Подобная же переделка есть на другую мелодию о горе Волчиха, на которой в XIXвеке побывал Александр Гумбольдт. По его подсказке крепостными графа Шувалова были открыты на Урале первые в России алмазы. Существует много различных переделок, написанных на мелодию ранее существующих песен. Такие, например, как «Старая Баксанская», «В Кейптаунском порту», «Где-то есть город, тихий, как сон»… и многие другие. Каждая из этих песен не столько переделка, сколько полноценная самостоятельная песня.
Особенно было интересным, когда в одном вагоне встречались несколько групп туристов, скалолазов или водников. У всех были свои предпочтения, своя тематика и всегда можно было услышать, а то и переписать, что-то для себя новое. Можно было поделиться своими песнями, узнать какие-то новые аккорды, позволяющие более свободно подбирать аккомпанемент для песен. Я с детства играл на 7 и 6-струнных гитарах и поэтому нередко перемежал песни с исполнением какой-либо классической музыки, что, надо сказать, было вполне органично. А потом мы снова пели:
«…Друг,
Сядем без третьего.
Вдруг
Больше не встретимся:
Тяжело бьётся в порог
Серый океан дорог.
Там
Кажется кубриком
Нам
Тамбур прокуренный
И трясёт старый мотор
Шалый многошпалый шторм…»
Вадим Егоров
Ещё в школе я услышал у своего друга, Владимира Лосева, песню, записанную его старшим братом на магнитофоне. Сейчас я понимаю, что она игралась на 7-струнной гитаре и была написана, видимо, годах в шестидесятых. Сколько я не искал автора, мне так и не удалось узнать, кто её написал. Всегда хорошо с хорошими людьми. Но из любого правила… В девяностых, когда между Киргизией и Узбекистаном были столкновения, вплоть до стрельбы, мне пришлось ехать из Бишкека в Ош. Что-то было с самолётами, и они не летали. Всё бы ничего, но поезд шёл сначала по Киргизии и больше половины вагона было забито киргизскими «дембилями», разодетыми соответствующе и весьма навеселе. В какой-то момент все эти расхристанные парни вдруг исчезли и на следующей станции их заменили уже их узбекские «коллеги». Поезд идёт по узбекской земле. Через некоторое время вагон почти опустел и на другой станции вновь набились киргизские ребята. Будто и не выходили. При этом и те, и другие задираются между собой и с притихшими пассажирами. Но пассажиры-то свои, а что мне делать? Сижу на боковушке, а напротив меня сидят два огромных молодых мужика, все в татуировках. С ними две девицы, не уступающими им в комплекции и колорите. Спокойно грызут варёных кур и всякую зелень. Видно, что уголовники, но русские и говорят на вменяемом языке. Совсем без мата. Настолько они внушительно выглядели, что солдатики, проходя мимо них, сразу становились тихими и старались быстренько исчезнуть из поля видимости. Ехать довольно далеко, и они меня пригласили к своему столу. Выгрузил на стол свои припасы. Хорошо сидим. Смотрю, а на второй полке гитара. Показываю – давайте сыграю. А один говорит: «Семиструнка. Сейчас на таких не играют». «Давай, хоть посмотрю на неё». Сначала сыграл прелюдию си-минор В.Моркова, а затем ту давнюю песню. Так и доехали без всяких приключений. До сих пор я с теплом вспоминаю эту компанию. А песня? Песня – вот она:
«А поезд мчится, на стыках резче
Колёса по рельсам стук, да стук.
Четверо в тамбуре водку хлещут.
Бычки в томате с ножа жуют
Эй, проводница, брось ругаться,
Что мы с титана стянули стакан.
Просто нам сегодня не спится
И каждый из нас немного пьян.
А за окном огни, минареты,
Вот скоро луч солнца прорежет тьму.
Четверо мрачно жуют сигареты,
Носами прижавшись к ночному стеклу.
Эй, проводница, брось ругаться,
Что мы с титана стянули стакан.
Просто нам сегодня не спится
И каждый из нас немного пьян.
А за окно светлей зарница.
Сейчас бы гитару со стенки снять.
Но как назло говорит проводница:
«Кончайте, ребята. Ложитесь спать.»
Эй, проводница, брось ругаться,
Что мы с титана стянули стакан.
Просто нам сегодня не спится
И каждый из нас немного пьян.
Просто нам сегодня не спится
И каждый из нас немного пьян."