Клятва

Любовь Григорьева 2
 
         Клятва

 
    
- Родилась я не здесь, - сказала Елена, - Я родилась в городе под названием ...
   
Детство было трудное и голодное. В нашем мире шла война. Но дети есть дети, и любые обстоятельства своей жизни воспринимают, как само собой разумеющееся. Так должно быть, а почему так, кто его знает?
   
Я росла любящей девочкой. Но больше всех я любила мою крестную мать. Так любила, что невозможно передать. Я любила её всю мою жизнь и не видела вокруг себя ни одной женщины, которая могла бы сравниться с ней по степени обаяния, доброты, трудолюбия и веселого, неунывающего нрава.
   
Её высокие человеческие достоинства можно описывать бесконечно. О её жизни можно было бы написать целый роман, но сейчас не до романов.
    Скажу только, что она была старой девой, веселой матершинницей.

Мат в её устах звучал как новое словотворчество, потому что она весь его переиначила на свой добрый лад. Все, что исходило из её уст, было чисто.

Она родилась в деревне. После революции вместе с семьёй переехала в город и  всю жизнь проработала на фабрике ткачихой.  Её портрет не сходил с доски почёта.

Она содержала семью своей старшей сестры. После ухода на пенсию, она вместе с сестрой стирала халаты для продавщиц их магазина, и воспитывала  детей своих племянников.

Отдать своего ребенка в руки этой удивительной женщины, всё равно, что поручить его воспитание тетушке Ласке.  Таким образом, будучи бездетной, она вырастила из пеленок множество детей, хотя никогда не стремилась стать нянькой всему многочисленному потомству своих племянников.  Просто совесть не позволяла ей отказываться от этого трудного дела.
   
Отец мой явился с войны пьяницей и забулдыгой, но, будучи толковым мужиком и членом коммунистической партии, много лет работал директором.
   
В доме он появлялся нечасто, но когда появлялся, скандал гремел, на всю квартиру.
    Мы жили на первом этаже. Моя крёстная мать жила на четвертом этаже.
   
Матушка бежала за помощью к моей крестной, та тотчас приходила, и часто лупила пропойцу, совмещая внушение кулаками с внушением матерными словами. Тот к моему великому удивлению, как правило, затихал, и принимался храпеть.
 
Крестную я  стала воспринимать, как спасительницу людей от всех бед. 
   Однажды, когда крестная ударила отца поленом по башке, он завалился между двумя кроватями, возвёл очи к небу и, ёрничая, воскликнул, -  Караул! Лилипуты убивают! 
   
Меня это так рассмешило, что я первый раз в жизни посмотрела на отца другими глазами. Родня моей матушки действительно была низкорослой. 
   
Потом мы сменили квартиру, и для меня это было большим стрессом, так как я  не могла уже каждый день общаться с моей звездой.
   
Прошло много лет. Я переехала в другой город, и всё в моей жизни сложилось хорошо. Но душа, познавшая много проблем и неприятностей, оставляла желать много лучшего, так как часто дребезжала, как немазаная телега.
Душа хотела покоя и не только для себя, но для всего мира живых.   
   
Однажды я поехала в родной город навестить моих близких, и первым делом пришла к крестной матери. Дома её не оказалось. Оказалось, что она уже несколько лет больна сахарным диабетом. Она почти ослепла, на ноге появилась незаживающая рана, и её отправили в больницу умирать.
   
 Я помчалась в больницу вместе с племянником крестной. Врач сказал, что ногу нужно ампутировать, иначе смерть. Но поскольку крестная уже сама за себя не отвечала, то врач обратился за разрешением к её племяннику. Тот молчал.

Я подумала, - Ей семьдесят восемь лет. Она и с ногой уже никому не нужна, так кто будет ухаживать за ней без ноги.
Я спросила врача, - Если не делать операцию, сколько она может прожить?
Он ответил, - Не больше трёх дней.

Тогда я взяла ответственность за решение вопроса на себя, и сказала, что не нужно делать операцию. Племянник охотно согласился, и вопрос был решен.
   
Крестную, как и многих умирающих вывезли в коридор. Я села рядом с её постелью и начала рыдать. Я рыдала так, что казалось, сердце разорвётся.

Я держала её за руку, и поливала слезами край её постели.  На постели образовалась приличная лужа, но я ничего не замечала.
Я причитала про себя, как заведенная, - Господи, пошли ей покой!
Больше у меня не было никаких слов.
   
Не знаю, сколько времени я просидела так, но вот ко мне подошли две женщины из палаты крестной и сказали, - Ты, наверное, святая. Она так кричала здесь эти дни. А теперь молчит. Видишь! Она как будто улыбается!
   
Я воскликнула сквозь слёзы, - Какая я святая! Это она святая. За что же ей это!
    Потом я попросила врача отпустить нас домой. Я хотела, чтобы крестная умерла на своей постели.
   
Все врачи и сестры вели себя удивительно. Они покорно выполнили мою просьбу. Они дали мне одеяла, чтобы я завернула в них  мою драгоценность. Врач сделал ей укол морфия, и она уснула.

Скорая помощь привезла нас домой. Санитар и шофер бережно подняли носилки на четвёртый этаж. Деньги за доставку категорически отказались взять.
   
Я обезумела. Я начала караулить её. Я не хотела, чтобы её родственники приближались к ней.
Я думала, - Они сделают ей больно.
   Её старшая сестра села с ней рядом, и так просидела всю ночь. Я же обессилела. Легла на постель, но не спала. Я караулила.
Утром крёстная умерла. Я тотчас успокоилась.
   
На могиле крёстной я поклялась самой себе, - Если я заработаю деньги творческим трудом, то поставлю ей такой памятник, которого не было еще ни у кого в мире.
    
Стресс не прошёл для меня даром. Душа была истерзана на мелкие клочки. Слёзы не просыхали, а в голове билась только одна мысль, - Почему! За что! Почему самые прекрасные люди так мучаются в этом мире! 
   
После этого события я поняла вдруг, что стала  душевнобольной. Я поняла, что лечить меня некому и потому решила заняться изучением медицины. Мне уже не впервой браться за новое дело, и я  направилась в библиотеку за медицинской литературой. Не успела войти, как тотчас увидела нужную книгу.
   
Я ухватилась за неё мертвой хваткой, так как она вещала именно об исцелении души.
Я пять лет проверяла эту технологию на самой себе. Мой муж сначала вызвался быть моим помощником, но потом сказал, - Не нужен тебе никакой помощник. Ты сама себе помощник.
   
Не буду перечислять все муки, которые я приняла от этой технологии. Скажу только, как я прозрела.

Я наловчилась вызывать у самой себя картинки прошлого. Они являлись так, как если бы я сидела вместе с ними в одной комнате. Единственная разница только в том, что я не видела действующих лиц.

Эти картинки вызывать очень тяжело. Иногда два, три часа я напряженно думала о прошлом. Картинки появлялись неожиданно. Сначала вокруг головы начинало вертеться как бы огромное колесо, потом я впадала в полутранс, и являлись картинки прошлого с четкими голосами, в которых я узнавала голоса моих родных и близких.

Но не было в этих картинках ничего позитивного. Единственно, что они мне дали, это ненависть к жизни.

Продолжение следует.