В Ярославле плачет Ярославна

Вадим Гордеев
               

Время тянется, фирменный поезд «Москва-Ярославль» всё едет и едет. 
За окном региональный пейзаж – посёлки, заборы, поля, перелески.
Проводница в аккуратной униформе, чай-кофе-минералка. Казённый сервис.
Ничего особенного. Всё привычно, всё знакомо.

Вот такая проза. Жизни.
 
-Что будем пить?- профессионально учтиво интересуется проводница.

-Сначала водку, потом чай,- улыбаюсь в ответ.

-Ресторан  в седьмом,- уточнила  представительница РЖД.

В вагоне ещё человек несколько случайных-незнакомых.
Через проход две девушки слегка за тридцать, в облегающем, блестят  подведёнными  глазами. Лица  простые и не слишком  эмансипированные. Пьют кофе. Общаются. Инструкторы по фитнесу. Едут  на тренинг  в Ярославль.

Девушки посматривают на моего соседа в футболке с портретом Че Гевары и пиджаке. Он моложе меня, и лучше выглядит. Ешё у него перстень с печаткой на левой руке.
У той, что с краю, бюст провокационно выпрыгивает из блузки прямо в проход.  Пообщаться  или  ну на фиг?
Благоразумие взяло верх. Продолжаю  смотреть  в окно.
Косой серенький дождик  мочит  райцентр Александров. 
Сосед пошёл курить в тамбур.

За окном всё бежало, бежало тусклое сентябрьское утро.
Где-то в лесу  поезд  начал тормозить и встал надолго, и земля перестала вращаться.

Ё-ё-е-еооо!

А в  Ярославле плачет Ярославна.

-Фигня!- читаю по лицу проводницы, собирающей стаканы в фирменных подстаканниках.

Застоявшийся поезд наконец-то сдвинулся-поехал, и быстро начал разгоняться-навёрстывать.
Пейзаж заспешил, побежал за окном.
Вагон вздрагивал. Его мотало-бултыхало.

В десять пятьдесят, согласно расписанию, вышел в Ростове Великом.
Пустой вокзал. Толстый мужик, придерживая велосипед, с достоинством откусывал  мороженое.
Уездная архитектура без излишеств. По длинной улице небыстро вихляет рейсовый  ПАЗик с пассажирами.

-Чуден Ростов при тихой погоде,- сообщил встречавший меня Сергей Иваныч.

-Вроде  Гоголь  это про Днепр говорил,- уточняю я.

-Это потому, что он в Ростове не был!- парирует  патриотичный  местный живописец.

С чмоком  вырываем обувь из грязи.
 
Обедаем в ресторане «Теремок». Там же пьём водку.
 
-По сто пятьдесят коньяка и  два салата «Цезарь»,- афиширую богемные замашки.

-По двести водки и два салата «Столичный»,- корректирует сотрапезник.

В итоге отпуск начинаю со свиной отбивной с картошкой фри и ста пятидесяти «Немирова с перцем».
Картошка была остывшей, а перцовка тёплой.
Говорили  всё время о живописи.
По телевизору над баром, с брутальной хрипотцой рвал душу шансон.

-Для веселья славный град Ростов Великий плохо оборудован,- констатирую я.

-Ещё не вечер!- не согласен Сергей Иваныч.

Бюджетные хетчбэки, седаны, отечественные легковушки подпрыгивают на колдобинах на фоне Кремля и Торговых рядов. Женщины с сумками.
Девушки с накрашенными лицами и баночками джин-тоника.

По обыкновению сидим на древних валах. Любуемся пейзажем. 
Большое озеро. Широкое небо. Вокруг всё старое, одноэтажное. 
На огородах копают картошку. В озере ловят рыбу.
Смакуем  массандровский  портвейн под свежие огурцы.
 
-Бухаете, Сергей Иваныч?!- улыбается какой-то мусорного вида мужичонка.

-Интеллигентно киряем,- обиделись мы с Сергеем Иванычем.

Мужик подождал, когда нальём.
Не налили.
Мужик сглотнул и скрылся из сюжета.

-Какой был город!- вздыхает Сергей Иваныч, с тоской глядя на типовую казарму с казёнными прямоугольниками окон и бетонным забором.

Тут же на берегу, консервативно, на газетке, распивали под музыку из легковушки рыбаки.

-Шариковы, мать их, с семнадцатого года столько церквей порушили в городе,- не унимается Сергей Иваныч.

-Нет, декабристам надо предъявлять,– не соглашаюсь с местным живописцем, они зачем-то разбудили Герцена. А ты, Шариковы,Шариковы…, в корень зри!

Сергей Иваныч только вздыхает.

-Пойдём,  погуляем по Подозёрке,- предлагаю я.
 
Вечерний ветерок рыхлит озёрную гладь.
В Яковлевском монастыре звонит колокол.
На подступах к нему красуются коттеджи на совковый лад.

Упс!
 
За невысоким забором, среди яблонь  пара гипсовых  пионеров с голыми коленками, с горном и барабаном, правда у одного были отбиты нос и ухо. 
Рядом  на озеро смотрели юная физкультурница. Коренастый Ленин в пиджаке  тянул руку в направлении светлого будущего. Бюст дедушки Калинина и голова древнегреческого философа, поставленная на табуретку, улыбались вечеру  цвета шотландского виски.

-Интересно?- щурится из палисадника курносый жилистый мужик.

-Ага,- признаюсь с улыбкой.

-Вот, коллекционирую теперь. Ещё пару Ильичей привезу, и летом музей открою.
А чего, пусть туристы смотрят, фотографируют. Вот в Ярославле мужик открыл свой музей, ну-у, а мы чем хуже…? Вон скока туристов летом ходют по городу.

-А где берёшь экспонаты?

-Чего?

-Пионеров с Ильичами, где берёшь, спрашиваю.

-А-а. Этих двух из пионерлагеря привёз,- кивнул он в сторону горниста с барабанщиком. Ты не смотри, что они гипсовые – тяжеленные! Вдвоём с сыном грузили в «газель» - одному никак не управиться было. Калинина  сын из колхоза привёз, а вот Ильича из техникума взяли. Он там на клумбе стоял. Физкультурницу, когда снег растаял, в парке подобрал. Вон того мужика завхоз в школе отдал.
 
Мужик достал сигареты. Закурил.

Все скульптуры были  неумело  раскрашены в яркие цвета.
Чёрные  волосы, синие глаза, красные рты. Пионеры в красных галстуках и синих  шортах. Ленин в сером костюме, жёлтой  рубашке и галстуке в неаккуратный горох.

-Ну-у, ты нагнал пафосу!

-Чего…?!

-Покрасил зачем?

-Так красивей.

-Я сфотографирую твой музей под открытым небом?

-Валяй, только на пиво не забудь дать.

Лезу в карман куртки за деньгами.
Вокруг криво. Неровно. Раскидистое дерево. Сквозь жухлые листья - небо.

Сергей Иваныч смотрит на озеро и говорит, что завтра будет дождь.

-Сам догадался?

-Днём по телевизору сказали.


Таганка,  май  2014.

картинка Сергея Ивановича Соколова