Взгляд блуждал по весне и не видел её. Цветы, солнечные лучи, их отражение, преломление, изгибы молодых веточек, мазки весенних красок и переливы нежнейших оттенков, слияние в единый хор птичьих трелей – ничего не радовало, всё осталось где-то за пределами души и сознания. Да и какая радость, когда моей сестре, племянникам, маме и самому Глебу, плохо. Вспомнился стих, написанный мной много лет назад, когда мы с Кирой были, как говорится - "молодо-зелено". Кирка любила читать его наизусть.
Ты спроси – я отвечу.
Давай устроим встречу!
Так, словно, снова в детстве
вернёмся в старый дом.
Где ждут отец и мама,
собачка наша Клава,
где мы с тобой девчонки
и розово кругом.
Давай устроим встречу.
Зайдём с тобой под вечер,
зажжём по детству свечи,
а может фонари?
Украсим дом цветами
и детскими руками
мы нарисуем счастье –
от неба до земли.
Уж догорели свечи,
ведь есть конец у встречи.
Обидный, но достойный -
слезинки на глазах.
Погасли окна дома,
закрылась дверь – не ново,
но счастье с нами рядом,
в улыбке на губах.
- Привет, Глебушка!
- Привет, Стасёк! Я получил твоё сообщение, извини, не успел перезвонить. Что хотела, рыжая?
- Рыжая хотела поговорить с блондином, - ответила я, подыгрывая.
- Говори солнце моё, говори. Я в дороге, до дома полтора часа езды, наговоримся.
- Рассказывай, как дела? – спросила я самым безразличным тоном, на который была способна.
- Лучше всех, - бодренько соврал Глеб.
- А мне сорока на хвосте вести принесла другие, дурные вести.
- А ты ей хвост оторви, чтоб в заблуждения не вводила, - засмеялся он.
- Давай поговорим откровенно, - предложила я.
- Ты о чём, девушка?
- Глеб, это правда, насчёт другой женщины? - спросила я в лоб, уставая от роли любопытно-назойливой мухи, кружить вокруг да около.
- Кто тебе рассказал? – его голос уже не звучал весело и непринуждённо, наоборот – скрипуче-раздражённо.
- Кира, неделю назад, - соврала я насчёт "срока" получения информации.
Он замолчал, тяжело вздохнул, булькнул, как водосточная труба.
- Да не было у меня со Светкой ничего, понимаешь? Ты мне веришь?
- Я верю, что ничего между вами не было, но слова, ... они брошены, как семена в почву и уже проросли, как недоверие, измена, предательство. Почему ты назвал её "любимой"? Ты, что в беспамятстве писал, а она тебе в глубоком обмороке, так сладко отвечала? – съязвила я.
- Сам не знаю, как получилось. Стасёк, ты же умница…
- …придумай что-нибудь сама. Это ты хотел сказать?
- Стаська, когда мужику хреново, когда кажется, что жене он до фени, и вдруг от другой бабы он слышит, как хорош, умён, достоин любви – сама понимаешь. Отсюда и слова, и желание услышать хорошее о себе. Кира давно забыла, что у неё есть муж. Она орёт с утра до вечера на всех и вся, строит всю семью, как унтер-Пришибеев. Я не готов так дальше жить. Я хочу, чтобы меня любили, обнимали, ложились со мной в нашу постель, а не спали годами в другой комнате из-за моего храпа. Проснувшись, я хочу видеть Киркину моську, а не пустую подушку. Хочу, быть как прежде, необходим и любим. Иногда мне кажется, что у Кирки давно кто-то есть. Стасёк, я прав?
- Нет, не прав.
- Тогда почему, почему у нас так всё сухо и недушевно?
- Потому что вы, два дурака, забыли, что любовь надо вскармливать, как грудное дитя, она нуждается в напоминание о том, что она жива, и вам обоим необходима.
- Стаська, ты помнишь, когда Кирка уезжала в стройотряд на два месяца, а я влюблённый в неё по уши, ходил следом за тобой, водил в кино, покупал тебе её любимое мороженное, которое ты терпеть не могла, фисташковое. У тебя на фисташки была аллергия. Искал в тебе знакомые черты, искал в тебе свою Кирку, потому что ты была её старшей сестрой, а я - влюблённый в неё до безумия.
- У меня не было аллергии на фисташковое мороженное. У меня была аллергия на тебя, - засмеялась я, вспоминая те годы, наши молодые лица и лицо своего молодого супруга Вовки, который не мог понять, что происходит, когда я ему говорила, что пойду в кино с Глебом. - Глеб, а ты помнишь, как с Вовкой на рыбалку ездили?
- Ох, та рыбалка, - хихикнул Глеб, - не забуду её никогда. Мы вроде тогда и рыбки наловить не успели, даже удочки в воду не закинули - нажрались, как две свиньи, до поросячьего визга и песни орали. Стасёк, а помнишь, как мы в первые годы все вместе ездили на море, как бегали на танцы по вечерам, а твоя подружка Лёлька, смотрела за твоими девчонками. Ох, хорошо-то как было. Стась, я хочу, чтобы было всё, как прежде. Я, моя любимая Кирка, наши дети и много, много любви.
- Твоя жена хочет того же, а ещё она хочет вновь верить тебе.
Мы ещё долго говорили с ним, потом я долго говорила с Кирой.
- Добрый вечер, родная, как здоровье, настроение?
- Хорошо, Стасёк. Слушай, у Кирки с Глебом, всё наладилось, - шёпотом заговорила мама.
- А почему ты шепчешь?- также шёпотом спросила я. – Они рядом?
- Да нет, я одна, всё разбежались. Маринка ускакала на свидание, Кирка с Глебом ушли на прогулку, Семёнчик у друга в гостях, а мы с Яшкой, сидим друг напротив друга и разговариваем по душам.
Я улыбнулась, представив, как мама готовит кушать, а рядом с ней на столе сидит попугай-ара в жизни – Яшка и они мило "чирикают"…
Какой аромат! Кусты, деревья, усеянные нежно-зелеными листочками цветы, качая разноцветными головками, улыбаются мне.
Весна. Жизнь. Любовь. Рядом самый близкий и дорогой мой человек. Я прижалась к плечу мужа и поцеловала его в губы, зовущие, влекущие, жадные к поцелуям. Он улыбнулся, схватил меня в охапку, как букет полевых цветов – "рассыпал" по постели.
Иногда, чтобы понять, как дорог тот, кто рядом - надо на мгновение его "потерять".