- Привет!
- А, ты? Привет-привет!
- Что сопишь, как загнанная лошадь, как дела?
- Да какие дела? Убираю дом после бурных праздничных дней. Ты можешь себе только представить, какой у меня дома тарарам, когда дети и внуки разъезжаются?!
- Не помогли убрать?
- Я тебя умоляю! Убрать? Не смеши! Ты, что не знакома со своими племянниками? Хорошо, если бы они не забывали половины тряпья из своих сумок и чемоданов, а по отбытию восвояси, оставляли моё, хоть хорошо попользованное, но на своих местах. А кухня, ты бы её видела! Она вообще переехала на другое место, спасибо, что ещё не в нашу с Вовкой спальню. Кастрюли не в том шкафу! Приправы – не на той полке, посуда разложена не в том порядке. А, … ты чего звонишь?
- Ну, спасибо, уважила вниманием сестру. Вспомнила.
- Прости, я затурканная после праздничной недели в своём "общежитие". Хотя, ты же меня знаешь, я привыкла, но порой хочется тишины, чистоты, и чтоб под ногами не сновали, как мыши беспризорные. Прости, опять я о своих "тараканах". Ты как? – спросила я младшую сестру.
- А ты не знаешь?
- Нет, а что я должна знать из того, что не знаю?
- Тебе мама не рассказывала?
- О чём? – я насторожилась.
- О чём? О том, что творится в моей семье! – выпалила она.
- Сестерь, ты меня не пугай, мне совершенно перестал нравиться твой настрой. Я тебя с рождения знаю, как облупленную, но когда ты начинаешь вещать замогильным голосом, ты меня пугаешь. Лучше бы ты орала, как обычно.
- Стаська, я умерла, - произнесла полушёпотом Кира.
- Кира, что произошло? – в доли секунды я забыла обо всём, что меня злило, раздражало, ещё мгновение назад.
- Тебе мама точно ничего не рассказала? Партизанка! Стаська, у Глеба другая женщина,- выдохнула она.
Я медленно опустилась на диван, прижимая к груди коврик, который чистила с остервенением от налипшей шоколадной крошки. Он больше меня не интересовал, как и всё, казавшееся важным ещё минуту назад.
- Как ты узнала?
- За день до праздников, он вернулся домой уставший и свалился спать. Маринка поздно вечером вспомнила, что её любимый папочка не завёл себе будильник. Она взяла его айфон, чтоб поставить ему на утро будильник, как вдруг пришло сообщение. Она его прочла. Я когда её увидела – испугалась. Она была бледнее полотна, слёзы из глаз градом, руки трясутся.
- Мама, что это? Что это за гадость? Нашему папе какая-то Света прислала любовное сообщение. Она протянула его айфон.
"Любимый, я не могу без тебя уснуть, хочу к тебе. Мне плохо".
- Стаська, когда я это прочла, плохо стало мне, - призналась Кира.
- Что ты с этим всем сделала? – выдавила я, ставя себя на место своей сестры, с ужасом понимая, что сама не знаю, как бы поступила в таком случае, когда внутри перегорают все "предохранители".
- Я его разбудила и потребовала объяснений, а также настаивала показать мне всю их переписку.
- Да ты…
- Он орал, как взбесившийся бегемот, что всё это глупости, и они пишут друг другу выдержки из понравившихся текстов и стихов, обще-любимых книг.
- Охренеть…
- Но, если в вашей дружеской переписке, ни какого компромата, чего ты бесишься? - спросила я его, - продолжала сестра, не обращая внимания на моё мычание в трубке.
- Почему вы копаетесь в моём телефоне, в личной переписке? - орал он.
Маришка с соплями н слезами пыталась ему объяснить, что не из любопытства открыла его телефон, а чтоб папочка с утра был разбужен будильником и не опоздал на работу, а тут …сообщение. Она не хотела его сразу будить и решила прочесть. Если что-то срочное – разбудит, если нет – подождёт до утра.
- После скандала и споров он таки открыл переписку. Стаська, лучше бы я не читала, ну скажи, на кой фиг, мне всё это было нужно? - выла Кира.
- Кирочка, ты это читала? – спросила я в ужасе, - но ведь это неприлично!
- А писать такие слова чужой бабе прилично? – закричала в трубку сестра. – "Любимая, я без тебя не могу заснуть. Перед глазами твоё лицо. Хочу слышать тебя, быть рядом с тобой. Я задыхаюсь здесь, ... не могу пить и есть", - это прилично? – рыдала Кира. – Ты, не можешь есть? - спросила я его, - так от чего ты так "отощал", что весишь сто двадцать килограмм или ты разжирел от переизбытка чувств?
Я плакала, слушая Киру, которая так нуждалась в поддержке, у которой разрывалось от боли и предательства сердце.
- …это дружеская переписка, - ответил мне Глеб.
Я вынырнула из своих горьких раздумий, продолжая слушать сестру.
- Конечно, дружеская, но почему со словами "любимая Светочка"? Это, с каких пор, женатые мужчины, так разговаривают с чужими женщинами?
- У меня с ней ничего нет, и не планировалось, - отбивался Глеб.
- А, не планировалось значит? Значит, это внеплановая "операция "Ы" – новая, успешно предварённая в жизнь со словами нежными, ласковыми. Дружеская переписка, не запланированная, но резво протекающая!!!
Сестра замолчала, было слышно, как она нервно прикуривает сигарету и вздыхает.
- Стаська, я в тот момент умерла. Никогда не позволяла себе мысли, что мой муж может закрутить роман с другой женщиной. Я так верила ему…
- Что за женщина объясни мне, Кира. Откуда она взялась? – позволила я себе нарушить молчание.
- Они с Глебом работали в одной фирме, потом он поменял работу. Она умная баба, хороший и знающий специалист. Он к ней обращается по поводу рабочих проблем. Она помогает. Мы с Глебом были когда-то у неё в гостях.
- Она молодая, красивая, какая? – спросила я.
- Она толстая и старая, примерно твоего возраста, Стась, он, что совсем охренел?
- Спасибо, родная, ты как всегда очень тактична, - не сумела я промолчать, обидевшись на недостойную оценку своего возраста, - но Кира меня не слышала…
- …меня будто изнутри вынули, оставив пустоту и кости. Эта пустота ходит на работу, говорит с людьми, детьми, успокаивает маму, а меня самой нет. Как дальше жить? А Глеб клянётся, что у них ничего не было.
- Кира, а если я скажу, что у них ничего и быть не могло, ты расстроишься или обрадуешься? – спросила я.
- А чёрт его знает?
- Тогда скажу, - осмелилась я, - у твоего мужа ничего с новоявленной "Еленой Прекрасной" не было, они оба слишком толстые, для прелюбодеяний. Я никогда с тобой на эту тему не говорила, но мы же, не вчера родились, что-то знаем и понимаем, даже когда об этом молчим. Я права?
- Права, стыдно в этом признаться, но права. Я уже забыла, не только как это делается, а и то, как этот процесс называется, - Кира выла в трубку, сморкаясь мне на ухо и причитая. – Я боюсь с ним спать, боюсь, чтоб не начал приставать, боюсь, что у него поднимется давление, разволнуется от страсти и помрёт на мне. Что я потом делать буду?
- В таких случаях – хоронят! Господи, что я мелю? Не слушай меня дуру старую, от возмущения ляпнула, - оправдывалась я. – Ты говорить с ним пыталась без крика, спокойно?
- А я и не кричала, у меня голос пропал и силы. Сама себе поражаюсь, - призналась Кира. – Стаська, но Глеб клянётся, что у них не было ничегошеньки.
- Поверь ему, Кирка, точно, не спал он с ней, может потискались чуть-чуть, он ей и признался, что жене давно безразличен, не интересен стал. Она и пожалела его, сказав, как он хорош, мил, умён. Что такими мужчинами, как он не разбрасываются. Этим она его и околдовала. Вот с этого момента и пошли из него слова сладкие. Мужчин нельзя "упускать" из вида. С мужьями надо не только ругаться, но и спать, разговаривать, выгуливать их по вечерам, обнимать, не забывая шептать на ушко, как он важен женщине, необходим, любим.
- Как же мне теперь его расколдовать, Стаська?
- Стань такой, какой ты была двадцать лет назад. Нежной, внимательной, некрикливой и сварливой каргой, а феей. Перестать командовать, будь женщиной, а не главнокомандующим фронтом. А ещё, Кира, я много лет назад поняла одну важную истину, всегда и обо всём нужно говорить друг с другом, даже о самом малом и незначительном, обсуждать радостные и невесёлые моменты, уметь слушать и тогда услышанной будешь. Невозможно требовать от других любви, внимания, ласки – не даря взамен.
продолжение следует
заставка из интернета