Чужие крылья

Павел Морозовв
ЧУЖИЕ КРЫЛЬЯ…

Памяти соотечественников,
павших в первые минуты войны,
на передовых  рубежах, посвящается…               

           Виталий проснулся рано, было воскресенье, и на утро предстояла приятная поездка к любимой девушке, Вале, жившей в десяти километрах от их военно-воздушной базы. На базе почти никого из командного состава  не было, большинство находились в отпусках. Половина истребителей их полка проходили регламентные работы, со многих машин были сняты двигатели и вооружение, но Виталий задумывался об этом мало, он хотел только одного, что бы поскорее наступило утро и можно было поехать к Валентине. Они  в этом полку испытывали новые машины, помогали ознакомлению с ними строевых  пилотов, совершавших на них пробные полёты. Машин было всего две, и стояли они не вместе со всеми на одной общей стоянке, вытянувшись в две шеренги навстречу друг другу, а поодаль, возле старых и разбитых машин, дабы не привлекать к себе внимания…

            Утро выдалось чистым и безоблачным. На востоке уже начало светлеть небо, когда в ясной предрассветной тишине  послышался приглушённый гул большого числа авиационных моторов, который становился всё резче и отчётливее. Потом на западе показалось множество светящихся огней; это самолёты шли с зажжёнными габаритными огнями. Их было так много, что Виталий невольно залюбовался этим необычным зрелищем. Огни становились  всё ближе и ближе, казалось, что кто-то высыпал на небо столько этих цветных огней, что они заполнили собой почти всё пространство. Как  вдруг, часть этих огней,  приблизившись к их аэродрому, резко пошли к земле с пронзительным воем сирен, и раздались первые взрывы, затем взрывы превратились в сплошной огненный ад…

            Не понимая что происходит, Виталий, скорее инстинктивно, бросился к своей машине, стоявшей совсем в другой стороне лётного поля. Забыв о страхе, Виталий бежал так, как ещё никогда не бегал. Казалось что пилоты «неизвестных» самолётов прекрасно знали все свои цели и ориентировались как у себя дома. Они методично, заход за заходом уничтожали выстроившиеся, как на параде самолёты всех эскадрилий истребительного полка. Затем был нанесён не менее мощный удар по казармам, складам и базе материально-технического обеспечения полетов. Когда Виталий добежал до своей машины, стоявшей под маскировочной  сетью, территория авиабазы уже была объята пламенем многочисленных пожаров, в свете которых было видно мечущиеся в панике тёмные фигурки аэродромной обслуги. Виталий быстро проверил наличие топлива и все основные и вспомогательные системы самолёта и начал запускать двигатель. Потом, после запуска, слегка прогрел его и, вырулив на свободную от бомбовых воронок площадку, после короткого разбега, стал набирать высоту и увидел, как с востока волнами возвращались на свои базы вражеские бомбардировщики с большими жёлтыми крестами на плоскостях, а на смену им уже летели новые, чтобы закончить начатое…

           В свете лучей восходящего солнца  на Виталия никто не обращал внимания, он оглянулся и увидел у себя за спиной поднимающуюся к небу густую завесу чёрного, смолянистого дыма – всё, что осталось от базы их полка. Его задачей было теперь поскорее уносить ноги отсюда, чтобы спасти новую технику, выпущенную экспериментальной серией в количестве двух десятков машин, одна из которых так и осталась стоять на объятом пламенем аэродроме. Виталий спустился до тысячи метров и пошёл на северо-восток, вдоль железной дороги. Карты у него не было, но он знал, что горючего в баках его машины хватит на час, с небольшим, лёта и до того пока оно закончится он сможет достаточно углубиться на свою территорию, подальше от этих желтокрестых машин в это летнее июньское утро заполонивших, казалось, всё небо до самого горизонта. Хорошо, что документы успел захватить с собой, думал про себя Виталий. Время пробежало быстро, когда на приборной доске  загорелась лампочка аварийного остатка топлива. Виталий заложил крутой вираж и одновременно толкнул ручку управления от себя, потом, выровняв самолёт, увидел дорогу, по которой мчалась полуторка, оставляя за собой клубы светло-серой перетёртой в труху пыли. Сбросив обороты двигателя, Виталий повёл свою машину на посадку.  Потом колёса коснулись земли, и машину пару раз сильно тряхнуло,  раздался глухой удар и левая стойка шасси, ударившись о придорожный камень, с треском отвалилась и машина, упав на крыло, крутнувшись на месте, резко остановилась, при этом Виталий сильно ударился головой об электрический прицел и на какое-то время потерял сознание.
         
Когда очнулся, он увидел перед собой двух сельских мальчишек с любопытством смотревших на него. В глазах у него всё плыло, в голове – шумело,  лицо было залито кровью,  и он не сразу понял, что слова, сказанные одним из мальчишек, обращены к нему: «Дядь, а дядь, а ты шпион, да? Что случилось, авария, да?» Виталий попросил их расстегнуть привязные ремни и позвать кого-нибудь из взрослых,  с большим трудом выбрался из кабины и присел на землю, потому как голова продолжала сильно кружиться. «Дядь, а ты что герой, да?  А ты Чкалова знаешь?» – не унимался лопоухий мальчишка, внимательно рассматривая машину. «Да уж… Герой, кверху дырой!» – выдавил из себя Виталий. Потом спросил: «Самолёты с большими жёлтыми крестами здесь летали?» « Не-е, не летали, здесь вообще никто не летает, вот только ты один залетел, да и то, как-то неудачно. А вон и Колька с дядей Стёпой на подводе едут!» – стоя на крыле самолёта, сказал мальчишка. «Кто это такой, дядя Стёпа?» - спросил Виталий. «Да это председатель наш, страшно злой мужик, вечно всем не доволен, только и знает, что орать на всех»- дал ему исчерпывающую характеристику мальчишка. «Да, не повезло значит вам с председателем» – подытожил разговор Виталий.
         
 Подъехала подвода, запряжённая парой гнедых лошадей, и с неё сошёл грузноватый мужчина лет сорока в брюках, заправленных в короткие хромовые сапоги, в расстёгнутой косоворотке и, обойдя искорёженную машину, со вздохом сказал: «Да! Ну и угораздило тебя садиться на эту дорогу, лучше места не нашёл что ли?» И посмотрев на Виталия, добавил: «Ты ещё и ранен, и как ты сюда к нам попал только?» « Он всё спрашивал про самолёты с большими жёлтыми крестами» – вмешался в разговор лопоухий мальчишка. «Какие такие самолёты с крестами? Это - германские, что ли?"- сразу насторожился дядя Стёпа. После чего подошёл к Виталию и спросил: « А документ какой у тебя имеется?» Виталий поднял на него свои тёмно-карие глаза и тихо ответил: «Да, имеется там в кабине".
         
 Прослышав, что неподалёку от их села приземлился самолёт, любопытствующий народ стал собираться, чтобы посмотреть на это диковинное зрелище и к дороге потянулись вереницы людей. «Вот оно, началось, чем бы ни заниматься, лишь бы не работать, сенокос в самом разгаре, а они, понимаешь ты, разгуливают тут!» - глядя на это зрелище, недовольным голосом громко сказал председатель, держа в руках документы Виталия. «Так, фотография на месте всё остальное – то же, так про какие такие самолёты ты выспрашивал, товарищ  военлёт?» -посмотрев на Виталия в упор, спросил дядя Стёпа. «Какие самолёты? Немецкие, конечно, они сегодня рано утром всю нашу базу под ноль раскатали, я один успел взлететь и то, только потому, что машина совсем в другой стороне стояла. Так что дядя война началась»,- подытожил разговор Виталий. «Какая ещё война? Ты это брось! У нас с германцами договор о ненападении и товарищ Сталин сказал, что войны с немцем не будет. Ты это, народу не говори  об этом, тут и без тебя баламутов хватает, приедем в правление, позвоню куда следует, там разберутся, что ты за птица! Война ему, видишь ли, померещилась"-закончив разговор, кладя документы Виталия к себе в карман, сделал вывод председатель. «Дурак» - только и ответил на это Виталий. «А вот мы посмотрим  кто дурак? Знаешь, что за распространение панических разговоров бывает? То-то!»  Дядя Стёпа помог Виталию дойти до телеги и громко крикнул собравшимся людям: «Эй, вы, а ну-ка все назад, здесь вам не цирк!» И уже тише и спокойней у одного из мужиков спросил: «Иван Степанович, ты сегодня по радио последние известия слышал?» «Да слыхал». « И что там говорят?» «Немцы на Англию напасть собираются». «Вот так, на Англию, понял?»- обращаясь к Виталию, продолжал председатель. «А что, что-то случилось?» - забеспокоился  Иван Степанович. «Да так, ничего, приедет уполномоченный НКВД – разберёмся, а пока аероплан вон постерегите, пока трактор за ним не пришлю. Не дело ему здесь стоять!» И председатель, присвистнув, резко тронул с места лошадей.
            
В правлении колхоза оказалось прохладно и сыро, пахло кошками и ещё чем-то затхлым. «Мне бы воды попить»,- спросил Виталий. «Сейчас принесу»,- сказала дородная женщина, во всю глазевшая на Виталия. «Что за дела? С районом связи нет. Эй, Семён, седлай-ка Чёрного и айда галопом в район, узнай-ка, в чём там дело?» – отдав распоряжения, посмотрел на Виталия председатель. «Расскажи-ка лучше о себе, сокол ты ясный?» «Что рассказывать, вы бы лучше помогли голову перевязать, а то кровь всё ещё сочится». При этих словах дядя Стёпа посмотрел на дородную  молодую розовощёкую женщину, оказавшуюся Глашкой и та, молча стремглав выбежала из комнаты, при этом председатель успел смачно хлопнуть её чуть пониже спины, сказав при этом на выдохе: «У-ух, хороша-а! Люблю пышнотелых женщин, но не найдя поддержки у Виталия, как то сник и уже по-дружески сказал: «Я раньше на заводе работал, а здесь, без малого, восемь лет как. Ты это, ты на меня не обижайся, ты только правду скажи, пока никого нет?» « Какую тебе правду ещё? Что от тайги до британских морей Красная армия всех сильней, что ли?» - с раздражением ответил Виталий. «Надоел ты мне дядя, смотрю я на тебя и вижу, ущербный ты какой то»- выдавил на одном дыхании Виталий. «Сам ты ущербный! Эвон как заговорил»- сощурив свои маленькие голубые глазки, со злостью в голосе проговорил дядя Стёпа. На что Виталий ему с ехидцей ответил: «Стёпа он и в Африке – Стёпа…». «Ты на что это всё время намекаешь? На моё социальное происхождение, да? Сам то, что, небось, из недобитых дворян, да? Да ты знаешь, сколько я их вот этой самой рукой  порубал в гражданскую?» На что Виталий лишь вздохнул и молча отвернулся. Затем прибежала Глашка с пузырьком йода и куском белой марли. «Ты, это, сначала водой промой, а потом уже и йодом мажь»- дал ей ценные указания председатель. «Уж сама знаю, чать сестринские курсы зимой в районе кончала» - ответила на это Глашка. В ней действительно было что-то особенное, как, впрочем, и во многих русских женщинах, думал про себя Виталий. «И как это вас, товарищ военлёт, так угораздило»,- заглядывая ему в глаза, спросила Глафира. «Да вот бодаться решили с большим горным орлом, он меня и одолел»,- пошутил Виталий. «Так уж и с орлом? К тому же горные орлы в наших местах не водятся». Приняв тон, заданный Виталием, ответила Глафира. «Вы на нашего председателя не обижайтесь, он у нас добрый» - поправляя блузку, туго обтягивающую её высокую грудь, продолжала Глафира. При этом она явно хотела понравиться Виталию, видя в нём  человека из другого мира, мира в который ей, Глафире, путь был пока заказан. «А вы в Москве живёте?» «Да нет, родители живут на Урале, а я там, куда пошлют». «А я думала, что все военлёты, как Чкалов, живут только в Москве». «Глаза у тебя красивые и грудь, не даром на тебя дядя Стёпа глаз положил». «Дурак! У дяди Стёпы жена и трое детей». Обидевшись и надув пухлые губки, сказала Глафира. «А глаза у меня мамины, такие же серо-зелёные, ну, я пошла». И она, аккуратно свернув остатки марли, и взяв йод, вышла из комнаты…
          
 Голова у Виталия шумела, и он прилёг на лавку, думая о гостеприимст
ве русского народа. Боль в голове постепенно начала стихать и он вспомнил, что со вчерашнего дня ничего не ел…
            Было уже далеко за полдень, когда прискакал из района Семён, и приехал  представитель НКВД, как он сам себя представил, младший оперуполномоченный, лейтенант Гусеницын. И без всякой подготовки, проверив документы, начал расспрашивать про немецкие самолёты, которые бомбили базу их полка ещё утром… Потом встал со стула и сказал, что задерживает Виталия за явную ложь и панические настроения, сейчас составит протокол задержания и гуляй Вася. При этом уполномоченный с удовольствием прихлопнул в ладоши, будто составлять протокол для него было самым любимым занятием в его жизни. Но Виталий его не слушал, ему было обидно и больно за народ великой страны, вот так ведущий себя перед лицом смертельной угрозы. Уполномоченный распорядился на счёт повреждённого самолёта, что бы до приезда военных его охраняли, и, связав бельевой верёвкой руки Виталию, повёл его к своей пролётке, ждавшей  на улице…
         
  По дороге они почти не разговаривали, и лишь не доезжая до районного центра километра два, услышали гул летящих самолётов. На что уполномоченный гордо сказал: «Вот они где, настоящие сталинские соколы, летают, тренируются, а ты, как мокрая курица сидишь здесь, у меня в пролётке». Но тут со стороны посёлка раздались частые взрывы, и над лесом взвилось несколько смоляных столбов дыма. «Вот вам и сталинские соколы», - с иронией сказал Виталий. На что уполномоченный  только стиснул зубы и молча ударил кнутом пегую кобылку, что бы резвее бежала…
          
 Приехав в посёлок, они увидели несколько воронок от авиабомб и полуразрушенную железнодорожную станцию… «Да-а, ну и дела», - сдвинув фуражку на лоб, сказал Гусеницын. «Выходит, ты оказался прав, военлёт. Но почему тогда по радио ничего не сообщили, в газетах ничего нет, никакого объявления?» «Ты меня об этом спрашиваешь?»- взвился Виталий - «Лучше руки развяжи, а то затекли совсем.» «Ничего, не сахарный, до райотдела потерпишь…»
          
 В райотделе царила полная растерянность и неразбериха, говорили только о самолётах с жёлтыми крестами, невесть откуда взявшихся на их голову.  Уже вечером, передали по радио заявление Советского правительства о том, что фашистская Германия, без объявления войны, напала на нашу страну…
            Через шесть дней в этом райцентре были мобильные авангарды немцев.
            Виталий стал героем Советского Союза, он прожил большую, долгую жизнь в которой было всякое, и хорошее и плохое, но даже и через пятьдесят девять лет в памяти с особой отчётливостью сохранились картины той ночной бомбардировки, когда так вероломно обрушившиеся на их головы чужие крылья, навеки поделили его жизнь и жизни многих других людей на «до» и «после», для миллионов из которых приставка «после» так и осталась навечно непреодолимым барьером, через многие годы ставшая светлой памятью для тех, кто жил, живёт, и будет жить далеко после них…
                22. 11.2000г.