Мама

                Мама.



Голову  ломило  так,  не  пошевелиться.  Во,  как  вчера  нажрались.  Где-то  рядом  валяется  брат.  Ему  было  не  приподнять  голову,  с  усилием  перевернулся  на  бок.  Луч  солнца  пробился  через  грязные  подтёки  на  стек­ле,  освещая  такой  же  грязный,  заплёванный  пол  с  давленными  окурками.  Его  глаза  сфокусировались  на  этом  солнечном  пятне.  Такая  же  грязная  клеёнка  на  столе,  висела  облезлыми  фалдами. 


На  столе  была  батарея  пустых  бутылок  и  помятых  алюминиевых  банок  из  под  пива.  Часть  банок  раздавленных  каблуками,  валялась  на  полу,  вперемешку  с  окурками,  раздавленным  солё­ным  огурцом,  и  уже  высохшей  краюхой  чёрного  хлеба.
Чуть  скосив  глаза  в  сторону,  там,  ближе  к  дверям,  на  полу,  ва­лялся  его  брат  в  грязной  майке,  со  спущенными  чёрными  семейными  тру­сами. 


Голая  задница,  с  завитками  волос  у  копчика,  резала  глаза  своей  бе­лизной.  И  лужа  мочи  (ещё  не  высохшей),  хоть  как-то  уравновешивала  эту  раздражающую  белизну.
Господи,  как  голова  болит  и  пересохло  в  горле.
Заметил  помятый  листок  телеграммы  приклеившийся  к  клеёнке.  Мать  прислала  телеграмму,  он  помнит  как  её  принесла  почтальонша  тетя  Люба.  Мать  приезжает  завтра.


Мать  с  отцом  купили  этот  дом  на  Псковщине.  Прожили  здесь  де­сять  лет,  выйдя  на  пенсию.  Рукастый  и  сметливый  отец,  обстроился,  завёл  корову,  птицу  и  пару  козочек.  Мать -  бывшая  бухгалтер  в  туристическом  агентстве,  варила  сыры,  взбивала  домашнее  масло  и  сливки,  чем  поразила  всю  деревню.  Городская  и  такая  пронырливая. 


Двое  взрослых  сыновей,  получив  приличное  образование,  спились,  практически  нигде  не  работая,  остались  в  городе.  Их  жёны   не  вытерпев  их  беспробудного  пьянства  и  каких  либо  перспектив  ушли  с  детьми.


Отец  на  этой  почве  перенёс  инфаркт  и  выйдя  на  пенсию   уехал  в  эту  деревню,  купив  дом,  сбегая  от  алкоголиков  сыновей.  Как  ни  хотела  уезжать  Надежда,  но  была  вынуждена.  С  инфарктом-то  не  шутят.  Зная  мужа  -  трудоголика,  который  не  будет  сидеть  без  дела  и  может  надорвать­ся,  скрипя  сердцем,  оставила  своих  кровинушек,  приехав  к  мужу.


Наверное  это  было  самое  счастливое  время  за  последние  годы.  Увы,  идиллия  была  не  долгой.  Пропив  всё,  пропили свои  квартиры  и  не  нашли  ничего  лучшего  как  приехать  в  деревню  к  родителям.
Отец  не  выдержал,  свалившись  со  вторым  инфарктом.  И  вновь  перевезла  больного  мужа  в  город  лечить  и  подальше  от  непутёвых  сыно­вей.  А  они  остались.  Вольготная  жизнь  на  природе  их  не  отрезвила,  нао­борот,  опустила  на  самое  дно,  их  так  и  не  вычищенного  коровника. 


Всю  живность пропили,  как  и  отцовский  инструмент.
Всё  это  как-то  промелькнуло  в  его  голове,  промелькнуло  и  исчез­ло  не  оставив  следа.  Пьяная  муть  застила  глаза  и  он  забылся  в  отключке.
Их  мать  Надя,  стояла  ранним  утром  на  пороге  когда-то  светлой  горницы.  Две  большие  сумки  выпали  из  рук,  вся  её  беда,  боль,  опустоше­ние  обнаженно  кричали  в  этих  безвольно  опущенных  руках. 


Она  не  расплакалась,  уже  выплакала  всё.  Смотрела  на  своих  сы­новей,  нет  она  их  не  ненавидела  или  презирала.  Её  всю  обуяла  странная  всепоглощающая  нежность.
Переодевшись, навела порядок, убирая всю  эту  грязь,  одновременно  поставив  чугунок   на  плиту.  И  уже  пахло  наваристыми  щами.


Сыновья  очнулись,  не  поднимая  глаз,  ушли  в  натопленную  баню.
Надежда  сидела  на   отмытой  лавке,  у  распахнутого  окна.  Ветер  трепал  её  седые  волосы,  прожжённые  тюлевые  занавески  смотрели  уко­ром,   прожитой  жизни.
Пришли  её  сыновья,  далеко  уже  не  мальчики,  молча  сели  рядом  с  ней,  положив  головы  ей  на  плечи.  Она  обняла  их  за  плечи,  думая,  как  они  ей  дороги.

29  апреля  2014