Дневник Шуры Елагиной. Продолжение 4

Марина Беловол
Нет, я не подслушивала. Просто папаша оставил дверь в кабинет открытой, а у меня очень чуткий слух.

- Хорошо, что никто ничего не понял, - говорила Марья Тимофеевна.

- А что же тут понимать? -  как-то неуверенно отвечал папаша. - Нарисовано в духе времени… " Открытие первого губернского съезда женщин- работниц и крестьянок"… Серп, молот… Советская геральдика… современно… символично…  Что именно вас так смущает, уважаемая Марья Тимофеевна?

- Начнем с того, что квадратная особа с молотом в правой руке и с серпом в левой - вылитая предгубкома товарищ Степенская, - ответила Машера.

- Что-то есть, - неохотно согласился папаша. - Особенно в нижней части лица…

Ну, да… Нижнюю часть лица занимала орущая трапецевидная пасть… А как еще можно изобразить товарища Степенскую, выступающую на митинге?

- Не находите ли вы, что это довольно карикатурное изображение? - продолжала Машера.

Она явно давила на папашу, а папаша этого не любит.

- А вы не находите, что кубизм сам по себе карикатурен? - парировал он. - Что вы хотите от ребенка, которого заставляют упражняться в этом абсурдном методе изображения действительности?

"Ребенок" - это я? Спасибо, папочка...

- Какая действительность - такие методы, - ответила Машера. - Посмотрите на фон и скажите, пожалуйста, что здесь, по-вашему, изображено?

- Лабиринт, - произнес папаша после недолгого молчания. - Впрочем, нет … это буквы, переплетенные под разными углами…

- А вы можете прочитать, что именно написано за спиной у предгубкома Степенской этими самыми переплетенными буквами? - настаивала Машера.

- Нет, не могу, - холодно отозвался папаша. - я плохо различаю цвета.

Это была чистая правда.

- Хорошо, - сказала Марья Тимофеевна. - Я прочту сама. Здесь написано :
"Отречемся от серого мыла и не будем мы в баню ходить…"

- Марсельеза?!! - охнул папаша.

- Предполагаю, что это цитата из речи предгубкома Степенской на первом губернском съезде женщин-работниц, - ответила Машера.

Папаша молчал. Это предвещало мне полуторачасовую нотацию.

- Господин Елагин, - сказала Машера, -  я очень хочу, чтобы этого рисунка никто и никогда не увидел. Надеюсь, что вы не станете сохранять его на память. И еще. Кто-то должен научить Шуру быть осмотрительней. Некоторые люди не любят карикатур и не понимают шуток.

Похоже, что папаша растрогался.

- Спасибо, - ответил он. - Я очень признателен вам, Мария Тимофеевна… я понял… 

Я невольно задумалась об осмотрительности. Похоже, что это не качество,  а процесс. Шагнул левой ногой - осмотрелся. Потом с правой ноги - то же самое…

Все это совершенно не по мне. Тише едешь - дальше будешь от того места, куда едешь.


9 Февраля.

Володька Прянишников первым заметил исчезновение шедевра.
Ворвался в класс и как заорет:

- У Шуры Елагиной рисунок с выставки украли!

Все ринулись в зал, смотреть на пустое место.

Василий Андреевич ужасно расстроился, потому что собирался показывать выставку инспектору подотдела соцвоса при губоно товарищу Косорылову (это его настоящая фамилия) на предмет испрашивания дополнительных средств для рисовального кружка.   В связи с этим на мою работу возлагались большие надежды, как на неоспоримое доказательство одаренности учащихся первой советской трудовой рабоче-крестьянской школы второй ступени. Скажу без ложной скромности, что «Открытие губернского съезда» было выдающимся произведением, хотя «Дождевой червь в разрезе» тоже весьма недурен и мог бы понравиться товарищу Косорылову ни чуть не меньше.
 
Володька Прянишников предположил, что рисунок похищен Галочкой Соколовой из зависти к моему таланту.
 
Галочка ответила, что она не так воспитана, чтобы красть что бы то ни было, в том числе и всякие дурацкие рисунки. Я сказала во всеуслышание, что это точно не она, но Галочка даже не посмотрела в мою сторону, потому что разозлилась ужасно.

Ни она, ни Кланя со мной больше не разговаривают.

Придется дружить с мальчишками.

Думаю, какие книжки понести Нюрочке. «Княжна Джаваха» совершенно не подходит. У Чарской все время кто-то умирает, и почти всегда - от чахотки. «Про Гошу Долгие Руки и его разные штуки» - смешно, но уж больно по-детски. Понесу ей «С Севера на Юг» Каразина.

С книжками прошлой осенью получился казус. Наш класс собрал двадцать книг для избы-читальни в деревне Малое Завалье, а через месяц оказалось, что их растащили на самокрутки. Хорошо еще, что я сдала в эту избу «Ряв!» Велимира Хлебникова. Там были совершенно идиотские стихи. Мне запомнилась одна строчка: «Помирал морен моримый морицей.»

Папаша считает Хлебникова умалишенным. Наверное, не зря.

Кстати, картинки в «Ряве» были совершенно под стать содержанию. Одного художника звали Бурлюк, а другого Малевич. Так что жалеть особо не о чем.

Я все еще в ожидании нотации. Папаша подозрительно долго собирается с мыслями.


10 февраля.

Свершилось! Сегодня я была вызвана в папашин кабинет для серьезной воспитательной беседы. Папаша сидел за своим письменным столом под этюдом Верещагина и выглядел весьма внушительно.

Вначале он спросил, что нового в школе. Я сказала, что почти ничего, за исключением того, что у меня пропал рисунок, отобранный Василием Андреевичем на школьную выставку.

- И что же там было изображено? - осведомился папаша.
 
Честно говоря, я не ожидала от него подобной неискренности.

- Ничего особенного, - осторожно ответила я. - Открытие съезда в кубическом стиле.  Большевистская тетенька с серпом и молотом… и еще кое-что…

Папаша неосмотрительно усмехнулся:

- Неожиданная тема.

Мне ничего не оставалось, как притвориться невинной малюткой.

- Почему? - спросила я, хлопая глазами.

Обычно на папашу это действует безотказно, но на этот раз он не проявил никаких признаков умиления.

- Хорошо зная тебя, я уверен, что рисунок носил издевательский характер, - сказал он, старательно изображая строгость.

В этот момент во дворе затявкала собака. Это был тот характерный тявк, каким она обычно встеречала полосатого кота Прянишниковых. Наверное, Мур опять ходил по забору, наслаждаясь своей безнаказанностью.

Это было очень кстати.

«Чем кумушек считать трудиться…» - сказал однажды дедушка Крылов, специально для вас, дорогой папенька…

- Аська лает, - как бы между прочим сообщила я.

- Я слышу, - холодно ответил папаша, раскачивая пресс-папье.

Он явно не собирался обсуждать со мной собственные сарказмы.

Что ж… что позволено Юпитеру, не позволено всем остальным членам его семейства…  Несправедливо, как сама жизнь.

- С сегодняшнего дня собаку зовут Жулька, - сказал папаша.- А ты, Шура, должна понять, что дразнить  псов очень опасно. Среди них попадаются  глупые, свирепые и бешеные.

(Папаша перешел на эзоповский язык).

- Тебе понятно, Шура?

- Да, папочка.

- Иди. Мы еще будем говорить об этом.

Я облегченно вздохнула и взялась за дверную ручку.

- Ах, да, - внезапно произнес он самым невинным тоном. - Что там у тебя поется дальше, после « и не будем мы в баню ходить»?..

Это было совсем по-иезуитски. Я даже не нашлась, что ответить.

                (Продолжение следует)
                http://www.proza.ru/2014/04/30/422