Рассказывают ветераны. Пётр Каропов

Наталья Столярова
РАССКАЗЫВАЕТ ПЁТР НИКОЛАЕВИЧ КАРПОВ:

    Родом я из села Котловка, которое расположено недалеко от Елабуги. В семье я был четвёртым сыном, год рождения –1925, после меня появилась ещё сестрёнка, а потом отец помер, осталась мама с нами на руках одна. Я до шести лет не разговаривал, все думали – глухонемой, но слышать всё слышал. Помню, привезли нам солому, воз стоял во дворе, огромный такой… А я возьми да и прыгни на него с конька крыши. Тут и заговорил, со страху, наверное, правда, первое время немного заикался.
    
В школу я не ходил, одежонки совсем никакой не было. Жили мы очень голодно, с младшей сестрой пришлось нам даже по миру идти, тогда говорили «в кусочки». Рядом было большое село Ильинское, там мы и шли с торбочкой по дворам, просили Христа ради. Старшие братья тогда в колхозе работали, да трудодни в рот не положишь, вот мы вечером придём, всё разделим, да и сыты немного. Когда я подрос, тоже пошёл к председателю колхоза, работу просить. Всё делал: боронил, пахал, хлеб убирал. Тракторов не было, пахали на лошадях плугами.
   
А в 43 году принесли мне повестку на фронт. Мать пошла в сельсовет, там спрашивают – почему сам не иду? Она говорит: «Дак у него одни штанишки, все в заплатах, не в чем идти».  Военный, который за призывниками приехал, рассердился на председателя: «Почему колхозников довели, не помогаете?». Собрали нас всех, повезли  на призывной пункт в Удмуртию. Дали мне обмундирование, а росточком-то я не вышел: шинель до полу, обмотки по три метра, я не знаю, что с ними делать. Запутался в обмотках, сижу, реву…. Но ничего, разобрался потихоньку. Три месяца нас учили, как с оружием обращаться, гранаты кидать. Потом погрузили в вагоны, и отправились мы на Белорусский фронт. День и ночь ехали, без остановок.
      
Попал я в пехоту, в 96-ю дивизию. Как первый бой прошёл, совсем не помню. Страшно на войне. А в атаку не пойдёшь – свои расстреляют, как изменника Родины, так что никакого выбора нет. Первую медаль я получил «За отвагу». Тогда сильное наступление было, из нашего взвода всех, кто живой остался, наградили. Шли мы в бой без артподготовки, без прикрытия, а у немцев – миномёты, косили наших – страсть Божья…. Оглянешься: один упал, второй.  А как-то раз кухня подорвалась на мине, два дня голодом сидели, на третий сухари подвезли. У немцев, у тех всё по ранжиру: в ранцах гречневая каша в банках, галеты, сахар, даже ножик, ложка и вилка. Ну, и шнапс, соответственно. А у нас в мешках – патроны да сухари. Вот ещё диковинка для меня была – часы. У немцев почти у всех наручные часы. Наши некоторые, было дело, и ранцы брали, и часы у немцев убитых. Я никогда ничего не брал, как-то не мог.
    
Ранили меня в начале 44-года, миномётный осколок в правую ногу попал, немного лицо задело и руку. В госпитале всякого повидал: у моего соседа  ранение страшное было, ему челюсть снесло, язык весь наружу, а я думаю: «Вот мне повезло, что в ногу ранило». В палате лежало нас семь человек, нянечки очень все добрые, за солдатами хорошо ухаживали. А дело это трудное, тяжелораненых много, потаскай-ка  на себе мужиков здоровых… Месяца два я пролежал, ногу мне подлечили.
      
После госпиталя меня определили в кавалерию, но я ещё сильно хромал, поэтому присматривал за лошадьми. Берлин мы при наступлении обошли стороной, по реке Эльбе. После победы наш 25-й полк отправили в Польшу, а потом я ещё два года служил на Украине. Смешно сказать, но ведь грамоте я за всю жизнь так и не выучился. После войны в армии просил командира: «Научите меня читать и писать». А он говорит: «Такого приказа нет, неграмотных учить. Мы должны материальную часть изучать – оружие, и строевой подготовкой заниматься». По два часа мы маршировали да песни пели. Так я до сих пор читать и не умею. Считать могу. После войны разложил свою шинель, стали мы с ребятами дырки от осколков и пуль считать, - больше шестидесяти, да всё больше снизу, возле сапог.  А в ноге осколок у меня с войны так и остался. Хирург, который меня лет двадцать назад на рентген отправил, так и сказал: «Железо у тебя там»….