Предисловие:
На северо-востоке Новгородской области, близ города Боровичи, приютилось село Кончанское-Суворовское – бывшая вотчина Александра Васильевича Суворова (1730 – 1800). В настоящее время здесь мемориальный музей-усадьба А.В. Суворова. Как говорится в проспектах: «Это единственный музей А.В.Суворова, рассказывающий о его бытовой жизни, хозяйственной деятельности и взаимоотношениях с крестьянами».
Мы же своей публикацией проводим параллель между местом на Новгородчине и событиями далёкого прошлого, связанные с именем великого полководца А.В. Суворова на Новороссии.
А.И. Маркевич
Суворов в Новороссийском крае
Окончание 6-го мая 1900 г. первого столетия со дня смерти знаменитого русского полководца Суворова возложило на все исторические общества, ставящие главною целью своих трудов служение делу развития народного самосознания, обязанность в такую минуту напомнить о заслугах этого выдающегося лица и помянуть его целесообразным, по мере сил и возможности способом.
Тем менее могло уклониться от такой обязанности Императорское Одесское Общество истории и древностей, в виду того, что значительная, наиболее выдающаяся и особенно полезная часть деятельности Суворова прошла в Новороссии, которая поэтому всегда заносила его в число видных своих деятелей.
Соответственно этому на меня и была возложена Обществом, задача изобразить на поминках в честь Суворова его деятельность в Новороссийском крае.
Предлагая ныне почтенному собранию на эту тему, я не скрою, однако, что встретил значительное для него неудобство, вполне понятное для учёных, в том, что я почти не располагаю для своего сообщения материалом, который бы не был уже использован в известном сочинении о Суворове А.Ф. Петрушевского.
Правда, я имею в своём распоряжении несколько неопубликованных ещё документов, относящихся к жизни Суворова, и в том числе его автографы, не лишённые значения для его биографии, но, к сожалению, эти документы или касаются слишком мелких событий в новороссийской деятельности Суворова, или даже совсем к ней не относятся. Поэтому главным источником для моего сообщения всё же является прекрасный труд г. Петрушевского. Я счёл долгом сам сделать эту оговорку, чтобы мне не сделали такого указания другие, но я думаю, что я именно искуплю свой, в сущности небольшой, грех опубликованием новых документов о Суворове.
_______________
Мне нет цели, распространяться о важности для России нынешнего Новороссийского края: здесь развернулись важнейшие страницы её истории; здесь и впредь должен протекать важнейший поток её исторической жизни. Точно также не вижу оснований говорить подробно о значении в истории Новороссийского края царствования Императрицы Екатерина II. Если даже признать за увеличение, высказываемое иногда предположение, что история Новороссии может быть разделена на два периода: от сотворения мира до царствования Екатерины II и от этого времени до наших дней, то всё же нельзя отрицать, что в истории нашего края царствование это было временем первенствующего значения.
Тогда почти весь край был воссоединён с Россией, было упрочено его охранение в её интересах и, наконец, положено было начало той культурной работе, какая привела Новороссию к её нынешнему состоянию. Если не всё, что делалось здесь при Императрице Екатерине, заслуживало похвалы с точки зрения позднейших историков, об этом можно пожалеть, но надобно помнить, что в Новороссию переносились тогда общерусские порядки, считавшиеся если не вполне идеальными, то, во всяком случае, к ним приближающимися.
В том, что совершалось при Императрице Екатерине в Новороссии, видная роль принадлежала Суворову; недаром о пребывании его здесь сложились уже легенды, в силу которых, например, Савур гора под Бендерами, одна из нескольких памятных населению гор того же имени в Новороссии, называется ныне Суворовскою горою; указываются дома, в которых будто бы жил Суворов и пр.
Более всего потрудился Суворов над присоединением Новороссийского края к России, принимал немаловажное участие и в применении мер для его охранения и только в развитии здесь культуры роль знаменитого полководца представляется сравнительно менее важною; да такая миссия редко на него и возлагались, но и то, что делалось в этом случае, всегда заслуживало похвалы.
Нет цели, излагать биографию Суворова до его участия в 1-й турецкой войне, или делать его характеристику. Всё это слишком хорошо известно, а желающих познакомиться ближе отсылаю к сочинению г. Петрушевского, с которым я, впрочем, несовсем согласен во взгляде на личность Суворова, ибо считаю его в значительной степени симулянтом, странностями своими облегчавшим для себя трудный, за отсутствием у него важных придворных связей, служебный путь, но изложение здесь подробных соображений в доказательство высказываемого мною мнения я считаю даже несовсем уместным.
Начало I-й Турецкой войны застало Суворова действующим в Польше против барских конфедератов, в подчинённой роли. Громкие победы Румянцева заставили Суворова рваться в Новороссию, на настоящую войну, но только в 1773 – 1774 гг. ему удалось принять в ней участие.
Это оказался тяжёлый для нас период войны и удачны были лишь подвиги Суворова, стремившегося, как и всегда, действовать самостоятельно; что и здесь, и тоже всегда, вовлекло его в ссоры с начальством.
Не имея серьёзной опоры в высших сферах, Суворов должен был преждевременно покинуть Новороссию и отправился на Пугачёвщину, куда приехал, так сказать, к шапочному разбору, впрочем, она почти не задела нашего края и потому, нет основания на ней останавливаться.
Но всё же, Суворов тогда уже считался полезным генералом. Поэтому, когда решено было окончательно утвердить русское влияние в Крыму, уже ставшем независимым ханством, осуществлять это выпало на долю Суворова.
Подготовляла утверждение нашего влияния в Крыму дипломатия, но без особенных удач; наоборот, мы доработались здесь до национального бунта. Почему в конце 1776 г. прибегли к всегдашнему нашему последнему аргументу – к войскам, причём командовавший ими Суворов был всё же подчинён кн. Прозоровскому, в свою очередь состоявшему под начальством гр. Румянцева. Но последний был далеко, кн. Прозоровский в начале 1777 г. заболел, и Суворов мог действовать самостоятельно, чем и не преминул с большим успехом воспользоваться: он разгромил татарские отряды, посадил в Крыму подручного нам хана, поставил в интересных местах ханства свой гарнизон и пр., но он опять поссорился с начальством и выехал из Крыма, оставив дела здесь далеко нерешёнными.
Однако Суворовым нельзя было не пользоваться: этого не могли не понимать такие деятели, как Потёмкин, весьма долго бывший его покровителем. Он выхлопотал в конце 1777 г. назначение Суворова начальником войск расположенных в Прикубанье. Здесь он пробыл всего 3 ; зимних месяца, но можно только поражаться массою того, что им за это время было сделано.
Он объехал, несмотря на суровую зиму, весь этот дикий в то время край, который по его распоряжению, был тогда же описан в топографическом и этнографическом отношении (причём Суворов обратил внимание и на живших ещё в то время на р. Кубани некрасовцев); затем он построил здесь 30 укреплений; подчеркнём и заботы о здоровье вверенных ему войск; словом, благодаря его деятельности постоянно волновавшееся до того Прикубанье стало успокаиваться.
Между тем кн. Прозоровский действовал в Крыму очень неудачно. Бунт крымских татар становился всё более и более значительным, появились во главе их претенденты на ханство. Положим, к весне 1778 г. бунт был подавлен, и в Крыму стало довольно спокойно, но Румянцев находил достигнутые результаты не вполне надёжными, да притом был недоволен на кн. Прозоровского, что он допустил развиться беспорядкам. Поэтому весною 1778 г. в Крым и вызван был снова Суворов, который быстро упорядочил здесь военную часть и замирил Крым.
К этому же времени относится и печальная история выселения из Крыма христиан, произведённого Суворовым же, но за которую он малоответственен, так как действовал согласно распоряжению влиятельных особ.
Зачем понадобилось переселять крымских христиан, т. е. таких лиц, которых нам, в сущности, особенно интересно было удержать в Крыму? с точностью сказать трудно. Можно лишь с вероятностью догадываться, что с одной стороны наша дипломатия, руководимая гр. Н.И. Паниным, плохо понимала в то время черноморские отношения, не верила в возможность удержать за Россией Крым и потому хотела ослабить его выселением такого значительного и трудолюбивого элемента, каким представлялись греки христиане. С другой стороны Потёмкин мог иметь в виду колонизацию излюбленных им новороссийских степей.
Может быть, думали даже переселением улучшить положение переводимых на новые места христиан! Румянцев был против этого переселения, запрещал Суворову действовать в этом направлении, но на этом настаивал всемогущий Потёмкин!
Суворов мучился, сознавая беду; однако, в конце концов, исполнил желание последнего.
Как совершилось переселение, об этом художественно рассказано в недавно появившемся сочинении нашего уважаемого вице-президента А.Л. Бертье-Делагарда «Керменчик».
Во всяком случае, Суворов выполнил это дело* (* Некоторые письма Суворова, относящиеся к выселению христиан из Крыма). Оставшиеся в живых христиане уселись на новых местах, хану уплатили за переселенцев деньги, – и вскоре всё успокоилось.
10 марта 1779 г. Турции признала, наконец, независимость Крыма и наши войска, за исключением небольшого отряда, вышли оттуда; Суворову тоже нечего было делать в Крыму * (* Частью из Крыма, частью по отъезде оттуда, в 1779 г. написано было 3 имеющихся у меня письма Суворова частного характера), и его послали в Астрахань, где он в течение 4-х лет производил обычную свою работу по укреплению края и упорядочению положения находящихся в нём войск, но для нас эта часть его биографии интереса не представляет * (* К этому времени относятся некоторые документы, находящиеся в Императорском Одесском Обществе истории и древностей, но они уже использованы г. Петрушевским).
В это время решено было, наконец, присоединить к России Крым, где опять наступили смуты; ожидать, что присоединение это вызовет войну, и к ней надо было подготовиться. Суворов назначен был командиром корпуса, который должен был действовать против ногайских татар, если они станут сопротивляться. Он с этими татарами ладил, а с некоторыми главарями даже был в дружбе.
Поэтому, когда в 1783 г. состоялось присоединение Крыма, совершившееся сверх ожидания очень спокойно, то Суворову удалось 28 июня того же года присоединить к России Тамань и Прикубанье, а 29 и 30 июня он задал татарским главарям такой пир, что некоторые из них допились до потери жизни, зато другие, уцелевшие, получили награды.
Правда, позднее здесь были беспорядки, частью вследствие интриг укрывавшегося на Кубань последнего крымского хана, частью же из-за некоторых распоряжений нашего правительства, неожидавшего столь мирного исхода дела, но Суворов с этими беспорядками скоро справился.
Непослушание, оказанное им при этом случае самому Потёмкину, снова вызвало удаление его на 2 года из нового края. Лишь в 1786 г. он был назначен командиром войска в Кременчуге, через который должна была проезжать Императрица по дороге в Новороссию, и здесь в то время участвовал в обширных манёврах, которые имели целью показать приехавшим персонам подготовку наших войск к предстоящей войне.
Известный греческий проект Потёмкина; осуществление его действительно доставило бы России необходимое для неё положение в Черномории.
Путешествие Императрицы Екатерины на юг России и в Крым, в связи с этим проектом и честолюбивыми планами Императрица Иосифа II, привело к II-й Турецкой войне, естественно происходившей на полях Новороссии и всего более прославившей Суворова, хотя он и в это всё же был ещё лицом второстепенным, подчинённым главнокомандующему – Потёмкину.
Суворову сперва был поручен Херсонско-кинбурнский военный район, в сущности самый опасный; здесь ожидалось открытие военных действий. Суворов явился сюда летом 1787 г. и занялся укреплением Херсона, Глубокой пристани и Кинбурга – и не напрасно: первые стычки были именно у Глубокой пристани и Кинбурга, защищаемого Суворовым; здесь произошла и первая в этой войне наша победа, 1-го октября 1787 г.* (* Сподвижники Суворова, участвовавшие в битве под Кинбургом, получив впоследствии земли в Новороссии и устраивая здесь поселения, называли их Покровскими).
Затем Суворов действует в главной армии Потёмкина под Очаковым; когда же Очаков после несовсем удачных военных операций (и Суворовских также) был, наконец, взят, то Суворов отправлен был с корпусом в помощь австрийцам на Дунай, почему и не участвовал в покорении Едисана (и в том числе во взятии крепости Ганжибея): но за то, в то время когда главная армии довольствовалась столь лёгкими удачами, небольшой корпус Суворова летом и осенью 1789 г. одержал громкие победы, создавшие ему не только славу у себя на родине, но и европейскую известность.
1790 г. проведён был Суворовым на Дунае в бездействии, частью из-за нерешительности Потёмкина* (* См. письма его к Суворову в приложении), частью вследствие изменения во внешней политике Австрии при новом государе, но в конце 1791 г. Суворов совершил едва-ли не самый смелый подвиг в своей жизни: взял крепость Измаил* (* Документы относительно взятия его напечатаны в Записках Общества. См. ещё приложения к Суворовскому сборнику, изд. ред. Варшавского военного журнала (В. 1900); здесь рассказано о деятельности и заслугах де-Рибаса и на стр. 43-44 о наших герцоге де-Ришелье и гр. Ланжероне).
К сожалению, новое столкновение с Потёмкиным было причиною, что Суворову не пришлось довести до конца II-ю Турецкую войну и участвовать в закреплении за Россией Едисана – Очаковской области, что в действительности было следствием лишь его выдававшихся во время этой войны побед.
Как ни скромен был такой результат II-й Турецкой войны, но он окончательно закрепил за нами северное побережье Чёрного моря, приблизил нас к Балканскому полуострову и к находящимися там единоверцам и единоплеменникам и подготовил последующую общеславянскую роль России, сказавшуюся, хотя и не без колебаний, уже в XIX в.
Без побед Суворова, кто знает, не пришлось ли бы нам снова и не один раз добывать Черноморское побережье и тратить для этого силы государства, которые нужны для дальнейшего роста влияния России во всём Черномории.
Плохо награждённый за Измаил Суворов перемещён был в Финляндию, что равносильно было его погребенью заживо; тогда он стал проситься о переводе в различные места, где могла предполагаться война, и в том числе опять на наш Юг. Здесь действительно ожидался новый разрыв с Турцией, и, во всяком случае, надо же было продолжать организацию Новороссийского края, несколько запущенную по смерти Потёмкина. Решили поручить войска этого края Суворову, снова явившему к концу 1792 г. в столь знакомые ему места.
Весть о назначении Суворова принята была в Новороссии с восторгом. Уже при проезде его через Белгород (Курский) воспитанники местной семинарии Мочульского приветствовали его одой* (* напечатана в Записках нашего Общества), выражаясь:
«Какое в сердце утешенье!
Облёкся в мир и южный край».
И далее:
«Не нужны дальние доводы:
Скажи Кинбурн, Лимански воды,
Скажи, Рыминкская река,
Скажи, Очаков и Измаил,
Скажи, чем Росс себя прославил
И чем сильна его рука?»
Поселился Суворов в Херсоне и оставался здесь по 1794 г.; он, конечно, преследовал главным образом военные цели, но его заботы о войске носили исключительный для своего времени характер; достаточно упомянуть, что за хлопоты о лучшем санитарном состоянии войск он получал выговор даже от Императрицы Екатерины II!
Немало сделал он и для благоустройства края, особенно, впрочем, обращая своё внимание на Херсон, что и естественно. Занялся Суворов и постройкой крепостей в южной России. С этою целью организована была им известная Экспедиция для строения пограничных крепостей, наметившая такой ряд их: Фанагория, Севастополь, Кинбурн, место у Днепровского лимана, Гаджибей, Гаджидер (Онидиополь) и – главное депо на р. Ботве (Тирасполь).
История построения Гаджибейской крепости и деятельность в этом отношении памятных Одессе де-Рибаса и де-Волана достаточно известны, но не следовало бы, забывать и того, что место для новой Гаджибейской крепости определено было Суворовым и самая крепость, от коей ныне остались лишь небольшие живописные развалины (в Александровском парке), всё время называлась Суворовскою. Мало того: расположив в Гаджибее главный штаб войск, собранных в крае на случай новой войны с Турцией, и перенеся сюда же канцелярию Экспедиции для строения крепостей, Суворов этим самым нарушил ещё существовавшее в то время равновесие между несколькими небольшими пунктами восточной части северного побережья Чёрного моря и тем как бы предопределил последующее значение Одессы, подчеркнул его для будущих соображений.
Если прибавим к этому, что Суворов заботился о гавани Гаджибея, о торговле его, также о колонизовании края, населяя инородцев в окрестностях Одессы, равно и о санитарном состоянии новой крепости (см. далее), то можно пожалеть, что на только что воздвигнутом в нашем городе прекрасном памятнике Императрицы Екатерины II Суворову не нашлось места среди сотрудников Государыни в её заботах о процветании Одессы.
В половине 90-х годов тогдашний временщик кн. Зубов составил грандиозный план завоевания Россией чуть ли не половины Западной Европы, и в том числе, прежде всего, конечно, Турции.
Выработка проекта Турецкой войны пала на долю Суворова, но до неё дело не дошло, так как события во Франции, а затем ещё более в Польше затормозили всякие попытки к реализации Зубовского плана. Суворов передвинулся с юга к западной границе.
Блестящая военная деятельность его в Польше в это время, проникнутая разумным отношением к польскому народу после того, как стало уже неуместно бранное кровопролитие, до сих пор не вполне оценена историками, а в Западной Европе даже подвергается совершенно несправедливым нареканием – вероятно потому, что Суворов (как раньше Пётр Великий) не считал желательным допустить раздел Польши, чтобы притом 2 части этого славянского государства стали добычей германских потситатов; он понимал, что Польшу можно было тогда целиком воссоединить с Россией, чем предрешён бы был славянский вопрос в наиболее благоприятном для славян смысле.
Но в Петербурге не могли оценить таких соображений, и finis Poloniae произошёл при весьма неблагоприятных для истории славян условиях. По меткому выражению историка, нашего полку убыло, убыло, а немецкого – прибыло, прибыло!
По окончании польских войн Суворов снова был назначен начальником войска на юге России, но местопребыванием ему указан был г. Тульчин (Подольская губ.), по удобству положения его среди той армии, которая в конце царствования Императрицы Екатерины должна была угрожать Франции.
И в Тульчине Суворова занимали главным образом заботы о войске* (* Здесь был написан известный «Вахтпарад»); между прочим, он ссорился с де-Рибасом из-за значительной смертности солдат в Одессе, доходившей до 25% в год!
Суворов рекомендовал различные санитарные меры, чтобы уменьшить столь страшную смертность, грозил наказанием и достиг лучших результатов. Только этим и можно нам помянуть тульчинскую деятельность Суворова.
Затем с начала 1797 г. наступили: его опала, пребывание в деревне, новое возвышение, блестящие победы и чисто фантастические подвиги при неудачном ходе войны* (* Отметим его особенно приветливое обращение со славянами, служившими в австрийских войсках, а равно и пребывание в Чехии, о котором уже сложилось легенды), вследствие дипломатических интриг, новая опала и, наконец, смерть, но всё это уже не затронуло Новороссийского края.
Заканчивая этот беглый очерк, посвящённый деятельности Суворова на юге России, я позволю себе подвести её итог. Нельзя отрицать, что первенствующую роль в присоединении к России Новороссии и насаждении в ней современной ему цивилизации принадлежит Потёмкину, но Суворов был без сомнения важнейшим его сотрудником. Его славными победами завоёваны были Предкавказье, Крым и Едисан. Он построил для защиты их ряд крепостей, и в том числе нашу Одессу. Если с его именем связано не так много культурных мер, то всё же те, которые он предпринимал, были необычными для своего времени. Этого совершенно достаточно для сохранения памяти о Суворове на юге России. Не говорю уже о том, что Новороссия, как часть России, не может оставаться равнодушною и к тем заслугам Суворова, которые совершены были в других местностях её или даже за границею, но всегда имели целью – служение своей родине до самопожертвования.
В заключение скажу несколько слов pro domo sua. Специально я изучением деятельности Суворова не занимался, поэтому об источников для его жизнеописания имел лишь общее, отчасти притом сглаженное уже временем представление. Много лет назад я приобрёл в Одессе коллекцию бумаг, среди которых были копии с писем Суворов к разным лицам, а также и несколько, как мне казалось, его автографов, были ли опубликованы эти бумаги – я не знал и почему-то полагал, что ещё не были; это отчасти повлияло на моё решение предложить Обществу в сегодняшний торжественный день беседу о Суворове, так как среди бумаг были и такие, которые представляли значительный интерес для знакомства с деятельностью его в Новороссийском крае.
Подготовка настоящего сообщения заставила меня, конечно, обстоятельнее познакомиться с историей Суворова. Я убедился, что многие из имеющихся у меня бумаг – копий уже были напечатаны. Так письма Суворова из Херсона от 1793 г. к Императрице Екатерина II, к кн. П.А. Зубову, к И.О. Курису, записки Суворова о самом себе – помещены в VIII т. Записок Императорского Одесского Общества истории и древностей, а письма Суворова к разным лицам из итальянского похода – в XXIV т. Воронцовского архива. Я могу, кажется, объяснить даже историю их там появления. По-видимому, они сохранялись у известного сподвижника Суворова И.О. Куриса (умер в 1838 г.), который подарил их гр. М.С. Воронцову. Эти бумаги списаны были П.Н. Мурзакевичем, или для него в Одессе около 1810 г. и затем часть их напечатана в наших Записках, а другая издана П.И. Бартеневым в Воронцовском архиве, причём некоторые бумаги напечатаны в обоих изданиях (у нас правильнее). Собственно говоря, на имеющихся у меня копиях с Суворовских бумаг нет тех указаний, какие я только что сделал, но у меня есть ещё копии писем Потёмкина к Суворову от начала 1790 г., сделанные, несомненно, одновременно с уже указанными, на одинаковой бумаге и тем же, почерком; на них же, есть в скобках такая приписка: «Подлинные письма хранится у графа Михаила Семёновича Воронцова и подарены ему Иваном Онуфриевичем Курисом» А ниже помета: «Одесса. 16 февраля 1843». В виду этого нахождение писем к И.О. Курису у него самого и передача их графу Воронцову являются более чем вероятными. Между тем некоторые из Суворовских бумаг списаны на тех же листах, где и письма к Курису. словом, вся эта группа бумаг имеет одну и ту же историю.
Были ли напечатаны письма Потёмкина к Суворову от начала 1790 г., я не знаю, но так как они, по-видимому, остались неизвестны А.Ф. Петрушевскому, то я считаю полезным напечатать их в нашем издании.
Тем же самым почерком и почти на такой же бумаге написаны имеющиеся у меня копии с двух относящихся к 1778 г. писем Суворова к П.И. Турчанинову, списанные ранее указанных выше, так как они напечатаны в статье Н.Н Музаркевича: «О колонизации Новороссийского края, помещённой в «Одесском Вестнике» 1836 г. № 15, даже с теми же поправками (иногда совершенно неверными) и примечаниями, как и на моих копиях. Это служит новым доказательством, что и прежде указанные мною бумаги прошли через руки нашего вице-президента. Так как «Одесский Вестник» 1836 г. представляет ныне большую редкость и письма эти остались неизвестны А.Ф. Петрушевскому, да и напечатаны неисправно, то считаю полезным перепечатать и их в приложении к этому журналу.
Но приобретённые мною Суворовские бумаги не исчерпываются этими копиями; у меня действительно оказались автографы Суворова, а именно: 3 письма к его управляющему Конищеву (см. о нём у А.Ф. Петрушевского: Суворов, ч. I, С. 254 и след., но Петрушевский везде называет его Кузнецовым), относящиеся к печальной истории разлада Суворова со своей женой, не без пикантных подробностей, как о ней, так и о самом Суворове. Письма эти писаны летом 1779 г. до и во время подачи Суворовым прошения Святейшему Синоду о разводе. По-видимому, они вырваны из какой-то переплетённой рукописи, по листкам перемеченной, и занимали в ней листки 7 – 8, 14 – 15 и 26. Может быть, они входили в состав одного из тех сборников, о которых говорит А.Ф. Петрушевский в приложении к III т., С. 419. и след. так как эти письма, кажется, не опубликованы, по крайней мере, Петрушевский о них не упоминает и из обозрения источников (в конце III тома) не видно, что он мог бы их знать, то и их интересно напечатать в нашем издании, хотя они к истории Новороссии не относятся. Конечно, они далеко не прибавят ничего к славе Суворова, но – «вся прошедшая мимо идоша», а о таких личностях, как Суворов, интересно знать самые мелкие подробности. Автографы же эти я приношу в дар нашему Обществу.
__________
Источник: Записки императорского Одесского общества истории и древностей. Т. XXIII. 1901. Протоколы (326 зас.) С. 35 - 63.