Глава тринадцатая, в которой Мартин подрался
Луне опять стало скучно – прошёл час, а кот и пёс всё ещё бродили вдоль Главного фасада Дворца, и она переместилась, чтобы понаблюдать за жизнью землян в другой части планеты.
Мартин устал искать вход в подвал, к тому же сильно проголодался и слопал бы сейчас даже латексную утку, целиком, потому что разгрызть её всё равно не получалось! Но Брысь, с упорством настоящего кладоискателя, гнал от себя мрачные мысли, продолжая не только пристально разглядывать, но и ощупывать стальные прутья на окошках – вдруг какой-нибудь плохо закреплён?
Истинность утверждения: "Упорство и труд всё перетрут!" - уже начинала вызывать сомнения, когда он заметил сдвинутую решётку. Правда, за ней скрывался ливневый сток, и щёлочка была совсем узкой, но не возвращаться же обратно с пустыми лапами!
Приказав крепкому помощнику расширить лаз, искатель сокровищ наклонился над отверстием – внизу шумела вода, уговаривая хорошенько подумать о последствиях.
Подумать не вышло, потому что Мартин вдруг грозно зарычал и вздыбил шерсть на мощном загривке, сразу превратившись в злобного боевого пса. Брысь удивился внезапной метаморфозе и оглянулся – к ним приближалась гигантскими скачками огромная, не меньше Мартина, немецкая овчарка, скаля клыки и брызгая слюной.
Даже не сделав попытки мирно договориться (как обязательно поступили бы мудрые коты!), псы сшиблись в беспощадном поединке, не на жизнь, а на смерть!
К месту драки подоспел охранник. Не зная, как утихомирить бушующие страсти, он бегал вокруг разъярённых титанов, лупя их длинным брезентовым поводком, так не вовремя снятым со служебной собаки.
Расцепить визжащий и лязгающий зубами ком удалось лишь с помощью второго сотрудника, да и то не сразу. Наконец псов растащили в стороны, но и вдали друг от друга они продолжали бешено вращать налитыми кровью глазами, а на клыках пузырилась пена. Полученные в бою раны сочились красным.
Когда в тишине спящей квартиры раздался «Розовый вальс» Чайковского, Лина так перепугалась, что даже забыла, где лежит мобильник. Николай Павлович обнаружил его на кухонном столе и слегка трясущейся рукой протянул жене (как известно, неурочные звонки – предвестники несчастья). Незнакомый мужской голос сердито потребовал, чтобы они немедленно приехали и забрали свою собаку. Ничего не понимая, Лина переспросила несколько раз, но описание пса не оставляло сомнений - речь идёт о Мартине, не говоря о том, что на ошейнике значится её номер!
Кинулись в детскую – от сквозняка тюлевые занавески вспорхнули под потолок – подстилка пуста! "Эрмитажного" кота тоже не наблюдалось, а разодранная сетка на окне красноречиво намекала, кто являлся зачинщиком побега!
К счастью, удалось поймать такси и уговорить водителя «принять на борт» животных, из которых одно будет ну очень большое и к тому же испачканное кровью. Однако у въезда на территорию дворцового ансамбля их ждал только истерзанный Мартин. Брысь пропал!
Потрясённый ужасной новостью, Саша перестал есть и целыми днями лежал, отвернувшись к стене, обессиленный высокой температурой. Его родители оклеили объявлениями весь город, но телефон молчал, а если и звонил, то совсем по другому поводу.
Александра Сергеевна каждый вечер проводила у постели внука. Чтобы возродить в мальчике надежду, она напомнила о необыкновенных способностях Брыся (хотя сама в них до конца не верила) и осторожно предположила, что кот снова переместился во времени. К тому же охранники, которым пришлось разнимать псов, говорили, что произошла драка возле решётки ливневого стока, почему-то сдвинутой в сторону.
Саша сел в кровати, и его потухшие глаза засияли:
- Конечно! Он же хочет найти Янтарную комнату!
Ночью Лина и Николай Павлович опять подскочили - на этот раз от крика: «Мапа!» («Мапа» было первым словом, произнесённым маленьким Сашей в ответ на традиционно глупый вопрос взрослых, кого малыш любит больше, и сохранившимся в семейном обиходе.)
Сынишка, вооружённый лупой, рассматривал пожелтевший от времени снимок прапрадедушки.
- Смотрите! – он протянул родителям увеличительное стекло и ткнул пальцем в расплывшееся белое пятно внизу старенькой фотографии.
Николай Павлович склонился над лупой, потом принёс ещё одну, помощнее (дома он хранил целый запас – штук шесть, не меньше, потому что любил в свободное время разбирать ксерокопии старых манускриптов). На фотокарточке, сделанной в первые дни войны, у ног Семёна Николаевича сидел большой кот – на светлом фоне выделялась темная полоска вокруг шеи. При сильном увеличении под лапами у зверька обнаружился листок бумаги, а на нём то ли нарисовано, то ли написано что-то – не разобрать...
Продолжение: http://proza.ru/2014/04/22/879