Белый шар.
Редко кто видел длиннохвостых синиц, имеющих второе название ополовник, из-за тонкого длинного хвоста. В неподвижном состоянии эта маленькая птичка напоминает собою длинную разливную суповую ложку, в просторечьи называемую «половник» или «ополовник». Без этой большой ложки с длинным черенком не обходился ни один обед в стародавних крестьянских семьях. Только самый старший, глава семьи, имел право вот такой вот ложкой зачерпнуть в чугуне, вынутом ухватом из чела русской печи, кусок парного мяса и разделить его между членами большой крестьянской семьи. Не дай бог, кто-нибудь потянется первым за вкусным куском, сразу получит от деда деревянной ложкой по лбу промеж глаз. Ополовник был символом крепкого крестьянского сообщества и уважения к старшим.
Кажется, я отвлёкся от темы рассказа. Ясным, солнечным весенним полднем я остановился на краю поляны, опускающейся к небольшому ручейку с кристально прозрачной водой. Вода в нём была до того вкусной, что невозможно оторваться: грех было не посидеть на его приветливом берегу и не испить леденящей водицы. Солнце пригревало, сгоняя последний снег с поляны, а меж стволами ещё виднелись серые шапки отдельных сугробов. Под слабым ветерком тихо шевелились тонкие длинные плети берёзовых ветвей, пока ещё голых, но с начинающими набухать почками. Где-то рядом раздавалась громкая, с короткими перерывами, барабанная дробь дятла. Комаров ещё не слышно, как впрочем и птиц. Перелётные пока не прилетели, а большинство осёдлых занято поиском подходящего для гнезда места или уже приступили к его строительству. Ствол упавшей ольхи отдавал приятным теплом, спина покоилась на шершавом берёзовом стволе, наплывала дрёма. Тихий писк разогнал истому. Надо мной на тонкой ветке раскачивалась длиннохвостая синичка. Ци-ци-ци-ци-ци – прощебетала она. Подлетела вторая и ответила – цррр, цррр. Снизу они были похожи на белые пушистые шарики, к которым прицеплены длинные и тонкие чёрные ручки. Сходство добавляло то, что маленькие белые головки втянуты в плечи, а тонкий и короткий клювик совсем не виден. Первая синичка перелетела на ствол берёзы, ловко прицепилась острыми коготками к коре, оторвала узкую ленточку бересты и взлетела на соседнюю берёзу. Вторая, проделав те же манипуляции, последовала за ней. Там, в развилке ствола, на пятиметровой высоте, они долго копошились, а затем вместе улетели за ручей. Как ни пытался разглядеть с земли, чем они там занимались, ничего не увидел. Пришлось лезть на дерево. С трудом добравшись до развилки, обнаружил основание строящегося гнезда. Оно накрепко было сцеплено с обоими стволами и как бы погружено в развилку. Строительным материалом служил зелёный мох вперемешку с растительным пухом, скреплёнными паутиной и шерстинками. Снаружи стенки гнезда облицовывались вплетёнными ленточками бересты и белыми коконами пауков.
Подлетели обе синички, с клювиками полными пухом рогоза и мне пришлось срочно ретироваться. Примерно через две недели, в самом конце апреля, я вновь появился под берёзой у ручейка. Осмотрел место, где должно было быть гнездо, но ничего не понял: просто на месте развилки появился нарост, по цвету не отличавшийся от берёзовой коры. Только в бинокль можно было понять их не однородность. Забрался поближе к гнезду. Такого я ещё не видел! Передо мной оказался белый от бересты и коконов, слегка вытянутый по вертикали шар, диаметром 14-17 сантиметров, с отверстием в верхней части стенки. Что находится внутри, невозможно было увидеть , не разломав его. Пока я разглядывал это странное сооружение, подлетел ополовник. Он с трескучим писком – цррр, цррр – перелетал с ветки на ветку над самой головой. Второй птицы не было видно. Наверное парит – подумал я – и скорее спустился на землю. Хотелось сохранить это удивительное гнездо, но мне так и не пришлось тем летом побывать в этих местах, а когда на следующий год я разглядывал в бинокль знакомую развилку, то увидел только сплюснутые и размокшие серые остатки.
В.Светашов.