Глава шестая.
1
Работа над повестью не покидала Виктора ни на минуту. В толпе, в автобусе и просто на улице, когда его настигала хорошая мысль или воспоминание, он "прокручивал" их в уме до тех пор, пока не запоминал. Дома записывал все в специально заведенную тетрадь. Мозг его продолжал работать и в часы отдыха. Порою среди ночи просыпался от тревожного чувства. Осторожно, чтобы не разбудить жену и дочь, вставал и босой бежал в большую комнату, брал ручку и лихорадочно, в сокращении, записывал пришедшую мысль. А утром долго, порою безуспешно, пытался расшифровать, не понимая, что означают эти сокращения и какая мысль скрыта за ними?
Так продолжалось дни, недели, месяцы. Успокаивая себя, Виктор говорил, что ничего страшного нет, надо подождать и многое вспомнится, нужно только набраться терпения. Оказывается, не так-то легко разматывать клубок собственной жизни.
Сон покинул его. Часто ночами, лежа на кровати прислушивался к шелесту листвы тополя за окном и к редким шагам одиноких пешеходов.
В одну из таких ночей, Виктор неожиданно почувствовал, как раскрылась его душа, и прояснились мысли. Он включил свет, сел за машинку и торопливо начал печатать. Никогда не работалось так, как в эту ночь. Все, что было пережито им и передумано, сейчас обильно выливалось на свободу. Раньше воспоминания накладывались одно на другое, и самое важное оказывалось заваленным, где то внизу, а там терялось под грузом новых переживаний. Но сейчас все становилось на свои места, самое тайное выступало вперед, важное выползало из-под второстепенного. Но почему же все, о чем он сейчас вспоминает, память так долго хранила в себе и не выдавала?
Видимо так она устроена, чтобы тяжелые воспоминания о прошлом не хранились на поверхности, не лежали тяжким бременем на душе человека. Память прячет все это в самые отдаленные уголки мозга, а потом, когда нужно, воскрешает то, что, казалось, давно умерло и вычеркнуто из жизни…
Вернувшись с работы, Виктор садился за машинку и печатал до самого вечера. После ужина, когда все ложились спать, вновь писал, иногда всю ночь напролет и радовался тому, что дело сдвинулось с мертвой точки. Было много интересных замыслов, а времени на их исполнение не хватало. Приходилось выбирать, что сделать сейчас, что потом, а за что браться в третью очередь...
В издательстве молодежного журнала "Юность" царили тишина и спокойствие. Здесь не было суеты и суматошной беготни, свойственным некоторым издательствам, и только из одного кабинета, на двери которого висела табличка "Редактор Б.Н. Полевой", слышалось стрекотание печатной машинки.
У этой двери Виктор в нерешительности остановился. В сумке была папка с рукописью, заново созданной повести. Он приехал сюда, чтобы встретиться со знаменитым писателем и редактором журнала "Юность", в глубине души лелея надежду, что Полевой примет его, а возможно и даст некоторые советы.
Виктор постучал.
- Войдите, - услышал он, и решительно шагнул в кабинет.
За столом сидела молодая, пышногрудая женщина, видимо секретарь, и печатала на машинке.
- Что вы хотели? – спросила она, меняя исписанный лист.
- Я хотел встретиться с Борисом Николаевичем.
- К сожалению, это невозможно. Борис Николаевич болен, и когда выйдет на работу неизвестно. А вы, собственно, по какому вопросу? – спросила она.
Виктор пояснил.
- Если желаете, можете оставить рукопись у меня. Когда Борис Николаевич придет, я ему покажу. О результатах сообщим. У вас есть домашний телефон? – Записав номер, она проговорила: - Ждите, - и вновь застучала клавишами машинки…
Через три дня в квартире Виктора раздался телефонный звонок. Он поднял трубку и услышал приятный женский голос:
- Могу я поговорить с Виктором Орловым?
- Я вас слушаю.
- Вас беспокоит издательство журнала "Юность". – Виктор узнал женщину-секретаря и почувствовал, как учащенно забилось сердце. – Несколько дней назад вы оставили у нас рукопись повести. На досуге я прочитала ее, и у меня есть к вам предложение.
- Какое?
- Если вы согласитесь, то я могу переделать вашу повесть на документальную и напечатать в журнале.
Предложение было неожиданным, и Виктор некоторое время молчал, не зная, что ответить.
- Вы только не подумайте, что я набиваюсь к вам в соавторы. Повесть выйдет под вашим именем, и гонорар вы получите полностью. Но, понимаете, на дальнейшее у меня есть некоторые мысли, о которых я сообщу вам после выхода повести.
Виктор колебался. Много месяцев труда и бессонных ночей потратил он на то, чтобы восстановить в памяти события многолетней давности. Претерпел муки творчества, добиваясь красочного и художественного изложения выстраданного и пережитого, а теперь все это переделать на сухой, документальный язык!
- Можно подумать? – спросил он.
- Конечно! И если будете согласны, сразу сообщите.
Орлов положил трубку.
Желтый закат вливался в раскрытое окно. За стеклами шкафа светились корешки книг. На широком подоконнике, в глиняном обливном горшке, стоял цветок герани. Виктор подошел, опустил лицо к цветку и долго вдыхал его запах.
Что делать? С кем посоветоваться? И тут вспомнил Ивана Ивановича Ткаченко, своего бывшего учителя истории. Вот кто даст верный и деловой совет. Ведь это с его подсказки, Виктор взялся за повесть. Он сел и написал учителю письмо, в котором объяснил всю ситуацию. Через неделю получил телеграмму, в которой было всего два слова: "Соглашайся немедленно!"
Виктор поехал в Москву. В издательстве была суматоха. Ее обитатели с тревожными лицами бегали из одного кабинета в другой, что-то обсуждали, нервничали. У секретаря редактора были заплаканные глаза.
- Что случилось? – спросил он.
- Умер Борис Николаевич.
От неожиданности Виктор забыл, для чего приехал.
Взяв себя в руки, женщина проговорила:
- Прошу меня извинить, но каким бы ни было ваше решение, я ничем помочь не могу. О повести скажу одно, она мне понравилась. После выхода ее в журнале, мне хотелось написать по ней сценарий для фильма. Дело в том, что по профессии я сценарист, а тема вашей повести меня тронула и заинтересовала. По-моему получился бы неплохой сценарий. Но, сами видите, что у нас творится. – В ворохе бумаг она отыскала папку с повестью Виктора и, возвращая, сказала: - Мой совет, отнесите рукопись в издательство "Молодая Гвардия", надеюсь, она их заинтересует. А сейчас извините, у меня много дел…
В издательстве повесть приняли, пообещав напечатать в журнале-альманахе "Парус", который выпускался для розничной продажи. Но поставили условие сократить ее, так как журнал не располагает большой площадью.
Для Виктора начались настоящие муки. Он не знал, что сокращать. Каждая строчка была им выстрадана, выпестована, рождалась тяжело и мучительно, и казалась самой важной и значимой. Лишиться ее, было равносильно лишению пальца на руке. Но иначе нельзя, надо жертвовать и Виктор, скрепя сердце, жертвовал.
Повесть запустили в производство. Готовился к изданию очередной номер альманаха. Но в стране началось что-то невообразимое. Курс рубля падал, цены росли не по дням, а по часам. В магазинах стали пропадать товары, продукты, прилавки опустели. Шла борьба за выживание. И в этих условиях, не выдержав конкуренции, начали закрываться мелкие издания. Издательство "Молодая Гвардия", боясь, что альманах не будет раскупаться по высоким ценам, закрыла его. Номер практически уже готового журнала сняли с производства, а вместе с ним не попала в печать и повесть Виктора.
Попытка вернуть рукопись не увенчалась успехом. Издательство сослалось на то, что подборку альманаха забрали во вновь открывающееся издательство. Но где оно открывалось, они не знали. Рукопись вновь была утеряна, и утеряна окончательно. На ее восстановление у Виктора, при полном его желании, не хватит сил. Он больше не сможет вновь перелопачивать свою жизнь, вновь и вновь окунаться в события давно прошедших лет, не однажды пережитые и выстраданные.
2
Работа корректора приносила Виктору большое удовольствие. Самым важным для него было то, что он постоянно находился в кругу людей, среди которых приобрел много друзей и знакомых. Кроме этого имел возможность получать практически неограниченную информацию. На фабрике печаталась и выпускалась огромная масса книг, начиная с художественной литературы и заканчивая политической. Вычитывая гранки и другую корректуру, Виктору приходилось читать все, что печаталось. Больше всего любил работать над книгами творческих людей. Вера Васильева, Рина Зеленая, Александр Менглет и многие другие артисты рассказывали о жизни театра, о нелегкой работе актеров, делились воспоминаниями о своем творческом пути.
Прошло полгода. Пенсию, которую Виктор получал до поступления на работу, почему-то перестали приносить. Пенсионеры, работающие вместе с ним, регулярно получали, а о нем словно забыли.
- Не могу понять, в чем дело? – пожаловался он жене.
- А ты сходи в отдел социального обеспечения, - посоветовала Валентина.
Виктор пошел. Инспектор, молодая женщина, с пышной прической на голове, долго копалась во всевозможных справочниках, и не найдя ничего, виновато посмотрела на него.
- Не могу сказать вам ничего определенного. Сходите к начальнику отдела, может он что-нибудь вам объяснит. – Она вздохнула и добавила: – А лучше всего надо ехать в Москву, в Министерство. Там уж точно дадут ответ на ваш вопрос...
В гулких и бесконечно длинных коридорах Министерства социального обеспечения, было сумрачно. За множеством дверей, по обеим его сторонам, слышалось стрекотание печатных машинок и раздавались тихие голоса. Из одного кабинета в другой, с папками и без них, с озабоченными лицами сновали сотрудники отдела.
Виктор с Валентиной долго ходили вдоль коридора, мимо многочисленных дверей с трехзначными номерами и остановились у одной из них, откуда слышался грубый мужской голос. Постучали. Услышав ответ, вошли и оказались в просторном кабинете.
За письменным столом, с множеством телефонов и грудами бумаг, сидел полный чиновник в белой рубашке с галстуком, повязанным вокруг могучей шеи. Широкое лицо, с мелкими прожилками на щеках и толстыми, вывернутыми губами, было багровым. Маленькие темные глаза разделены широким носом и, казалось, что этот человек смотрит не только вперед, но и в стороны. Прижав к уху трубку одного из телефонов, он кричал в нее, сердито сверкая глазами.
- Меня не касается! Ты должен работать! Что? В Верховный совет? Ты думаешь, я туда дорогу не знаю? Знаю, да еще как!
Начальник продолжал орать в трубку изредка, из-под черных косматых бровей, поблескивая белками глаз на Виктора с Валентиной. Они долго стояли у дверей, ожидая окончания разговора. Швырнув трубку на аппарат, чиновник шумно вздохнул и властным голосом, в котором еще бурлило возбуждение, спросил:
- Вы ко мне? Проходите, садитесь.
Орловы присели.
- Да мы, собственно, и не знаем к кому нужно обратиться, - сказал Виктор.
- По какому вопросу?
- Видите ли, в чем дело, - начал Виктор. - Я бывший колхозник. Работал механизатором и, в результате несчастного случая на работе, стал инвалидом. Много лет получал колхозную пенсию. Женившись, переехал в Электросталь, где устроился работать на Книжной фабрике, и мне перестали выплачивать пенсию. Хотелось бы выяснить, на каком основании?
Некоторое время чиновник задумчиво теребил пальцами свою багровую щеку.
- Понимаете? – заговорил он. – Мы не имеем права платить вам пенсию.
- Почему?
- Потому, что пенсия колхозная, а вы работаете на государственном производстве.
- А колхоз, разве не государственный?
- Государственный, но здесь совершенно разные отрасли - сельское хозяйство и производство.
- Но ведь колхоз регулярно отчисляет деньги в пенсионный фонд, независимо работаю я или нет.
- Ну и что? Закон не позволяет платить колхозную пенсию тем, кто работает на производстве.
- А если человек, работавший на производстве, выйдет на пенсию и уедет в деревню, где станет работать в колхозе. Ему тоже не будут платить?
- Будут. Потому, что у него государственная пенсия.
Неожиданно для себя, Виктор возмутился.
- Что же это за закон, дающий права одним и отнимающий такие же права у других? – сдерживая себя, заговорил он, и тут же почувствовал, как жена толкает его в бок. Но уже не мог остановиться. – Значит это не советский закон, а американский! Там негры не имеют никаких прав, а у нас колхозники.
Сказал и пожалел. Начальник взвился с места, словно его ужалила пчела. "Сейчас охрану вызовет", с горечью подумал Виктор. Но чиновник закричал так, как несколько минут назад кричал на кого-то в трубку телефона.
- Что вы себе позволяете? За такие антисоветские разговоры знаете, что бывает? Чем вы недовольны? – громадой навис он над столом, сверкая на Виктора белками глаз. - За последние годы государство сделало для колхозников многое. Раньше, например, что вы получали в колхозе? Палочки. Теперь вам ввели денежную оплату труда, разрешили выдавать паспорта, что позволило колхозникам уезжать в города, снизили налоги. Разве этого мало? А вы говорите, что никаких прав.
Чиновник замолчал, грузно опустился на стул и сидел несколько минут, остывая. Затем снова заговорил, уже более спокойно.
- Я могу посоветовать вам только одно. Сходите в Министерство здравоохранения, ВЦСПС, может кто-нибудь возьмет на себя ответственность и решит вопрос положительно, в виде исключения. А я, к сожалению, ничем не могу помочь.
Орловы поняли, что разговор окончен, попрощались и вышли на улицу. Ярко светило солнце, на деревьях звонко распевали скворцы. Валентина облегченно вздохнула.
- Я думала, нас арестуют, - сказала она.
- Я тоже об этом подумал, - ответил Виктор, обнимая жену за плечи. – Испугалась?
- Испугаешься тут! Видел, как он взбеленился? А ты тоже хорош, зачем было так говорить?
- Да ведь я правду сказал!
- А вот правду-то никто и не любит.
- Обидно до глубины души! Чем колхозник хуже производственника? Ничем! Все мы одинаковы, все советские люди и трудимся для общего блага.
Некоторое время Виктор шел молча.
- Дали бы мне право собрать в один колхоз таких вот чиновников и тех, кто составляет несправедливые законы, - вновь заговорил он. – Посадил бы их на трактор и заставил сутками работать в поле. Потряслись бы они поперек пахоты, в гуле и грохоте, враз бы жирок свой сбросили. А лучше всего направил бы в коровники понюхать навозную жижу, потаскать на собственном горбу воду и корм животным, особенно мокрый и тяжелый силос, от запаха которого тошнит. Узнали бы они почем фунт лиха…
Никогда, ни при каких обстоятельствах, Виктор не думал, а тем более, не говорил плохо о людях за глаза. Это просто было не свойственно ему. Но здесь совершенно другая ситуация. Он был обижен, обижен несправедливостью в отношении к нему. Да разве только к нему? Таких, как он тысячи.
- Говорит, государство многое для колхозников сделало. А что, собственно, оно сделало? Взять моих родителей. В колхозе работали с самого его основания, затем восстанавливали после войны. Переносили все тяготы и невзгоды, все силы отдали, а что получили взамен? Пенсию на старость в размере восьми рублей? Вот и вся благодарность от государства. Не с чего, говорят, начислять, вы ведь за палочки работали. Да разве колхозники виноваты, что горбатились за палочки? Себе ничего не оставляли, все сдавали. Сами от голода пухли, а государство выручали. Вот государство и должно было бы заботиться об их достойной старости.
Они шли по тенистым аллеям парка.
- Давай присядем, - предложил Виктор, показывая на скамейку, уютно расположенную под нависшими ветвями.
Сели. Совсем рядом защелкал соловей - чудо природы! Слушая его трели, Виктор почувствовал, как грусть, владевшая им, постепенно сменяется лирически приподнятым настроением.
- Ну что ж, - сказал он вставая. – Не будем отчаиваться. Попытаемся походить по другим Министерствам.
И для Виктора настали дни хождения по министерским кабинетам. "Хождения по мукам", вспомнив трилогию Толстого, окрестил их Виктор. В Министерстве здравоохранения его долго гоняли из одного кабинета в другой и, в конце концов, снова очутился в первом, из которого начал свое путешествие. Не выдержав, он спросил:
- Объясните мне, пожалуйста. У нас в стране один закон, или у вас в каждом кабинете он разный?
Женщина, сидевшая за столом ближе к Виктору, в замешательстве взглянула на него и растерянно проговорила:
- Почему же разный? Закон у нас один.
- А если один, тогда зачем вы гоняете меня по всем этажам? Мне нужно получить ответ всего лишь на один вопрос, можете вы мне помочь или нет?
- Видите ли? Мы ничем не можем вам помочь. Как говорят: «Выше закона не прыгнешь».
- Если честно сказать, на другой ответ я и не рассчитывал, - грустно проговорил Виктор, покидая кабинет.
В профсоюзах повторилась точно такая же картина, а в Министерстве сельского хозяйства даже удивились:
- Как? Вы работаете, приносите государству пользу и вас же наказывают?
- Выходит так.
Чиновник повернулся к женщине, сидевшей за соседним столиком, и проговорил:
- Ну и законы у нас! Инвалид без обеих рук работает, а его вместо того, чтобы наградить наказывают. Удивительно!..
В приемной Президиума Верховного Совета СССР, Виктор так же ничего не добился. "Хождения по мукам" закончились. И тогда он пришел к единственному выводу. Ему придется работать на производстве до тех пор, пока не заработает государственную пенсию.
Смотрите продолжение http://www.proza.ru/2014/04/15/1391