В девяносто седьмом

               
                Посвящается И.Д.

- Я люблю его!
- Ты хоть матери-то не ври!  Деньги ты его любишь, а не его! Такого парня погнала, он бы  тебя на руках  носил!
- Зеленый он еще, сосунок!  Мне всегда мужчины постарше нравились!
- А этот, слышала, выпить любит!
- Ну и что, сейчас все пьют! Он не больше других!
- Зря ты, Маша, ох поверь материнскому сердцу, зря.
- Ты сама всю жизнь в нищете провела, и хочешь, чтобы я так же?! Где моя куртка белая?!
- Зачем тебе куртка? Он же тебе всё новое купит, богач   пузатый.
- Не смей так его называть! Ивану  идет полнота!
- Какой он тебе Иван, он тебе в отцы годится! У него сын - твой ровесник!
 -  Никакой не ровесник, он  на два года младше меня. Где моя косметичка?
- Господи, ты еще перед ним краситься собираешься?  Да ты и так для него должна быть как царевна-лебедь!
- Это я для тебя  царевна. А я в люди иду! Ну не мешай мне, пожалуйста, не стони  над ухом!   Серьги мои голубые где?! Чем пилить, лучше бы помогла собраться. Он же ждет там, внизу, неужели не понимаешь?!
-  Подождет, ничего с ним не станется. В машине сидит, музыку слушает, под дождем не мокнет. Ты меня послушай!
- Да я уже сто лет только и делаю, что тебя слушаю. Надоело!
- Маша, доченька, не хами, и когда ты только  хамить научилась? Послушай меня, зоренька, деточка, доченька. Я же не пожелаю тебе дурного, я же мать, ты же пойми. Не делай этого, прошу тебя. Не построишь свое счастье на несчастье чужом. Не разрушай чужую семью. Не найдешь ты свое счастье там. Не там оно, поверь мне, миленькая, дорогая. Негожее дело затеяла ты, расплата  придет, поверь матери…
- Не каркай!!  Ничего не придет! Сейчас все так делают!  И какая семья у него? Какая семья?!  Сын взрослый, жена-старуха!  Как жить с такой?  У них и общего-то уже ничего нет.
-  А у вас-то чего общего может быть?
- Мы любим друг друга!
- Да ты еще и на дух не знаешь, что такое любить.  Я же всё вижу. Какая любовь,  Боже мой, что ты городишь…. Машенька,       милая,  доченька,  погоди, не уходи, послушай меня, Машенька…

_______
- Если бы не Даневская, все бы тогда рухнуло.
- Это которая, уж не Марья ли?
- Мария Сильвестровна… Век не забуду. Она тогда всех нас вытянула.
- Да, она классный спец. Она нам тоже много помогала.  Я с ее мужем учился вместе. Эй, парень, еще бутылочку такого же.  Пиво здесь неплохое.  Идет, Как по маслицу.  А то у меня от бутылочного уже, знаешь, изжога. Возраст, блин, видимо. Всё себе кажешься молодцом, а оно вот оно на макушке блестит…
- А мне еще рюмочку. Я как-то к пиву не очень. Рюмашечка – она всегда прочищает внутри. Давление, кстати снижает. Еще бы музыка потише была. Не люблю я эти новые прибабахи. Шума много, а послушать  нечего.
- Я тоже терпеть не могу эту моду новую. У меня сын ансамбль смастерил.   Такую гадость играют. А поют еще того хуже.  У них там песни сочиняет как раз сын Даневской. Сначала еще ничего было, а когда Ванюха ушел от нее, стали…
- От кого ушел? 
- Ну,  мы ж про Марию Сильвестровну  говорили,  ее  муж, Ванюха  Даневский, ушел к своей секретарше. Ты что, не знал? 
- Нет. Ни хрена себе…Никогда бы не подумал. Такую женщину бросить!  Да за нее наоборот…
- Ну да, вот и мы все так подумали.   Такая женщина, такая женщина…. Мне б такую.
- Я и не знал, что у нее такая история.
- А по ней никогда ничего не видно. Держится потрясающе.  Да что ты так… Или сам на нее запал?
- Да нет, просто как-то неожиданно это.
- Да, неожиданно. Но что поделать, дело житейское. У меня половина друзей жён сменили. И все на девиц молоденьких. Я уж каждому сказал: первый признак старости в мужике – это когда он на молоденьких начинает кидаться.   Это животное в мужике  просыпается.  Вроде как я еще ого-го… А на самом деле - иго-го. 
- Или иа-иа…
- Да. Вот именно.   В точку.  А она да… Еще в вузе была такой.   
- Ты что-то насчет сына начинал.
- А, да. Мой-то  еще с двумя такими же смастерили ансамбль. На гитарах  бренчат и песни орут.  Записали на магнитофон. Типа крутые мы. Жена случайно на кассету  наткнулась, дала мне послушать. Они и обложку сделали. Все как у взрослых. Называется «Кукла». И  кукла сломанная сфотографирована. Раздаривали таким же. А музыка –  одно название. Но слова….  Я мало что разобрал за этим их гвалтом,  но мне хватило.  Знаешь, о чем сейчас поет  молодежь в  18 лет? «Повесь свое тело, забей свою душу». Я как это услышал, так  своему   навтыкарял…   Балбесы.
Да…   Так на чем мы остановились?
--------
- Ты бы хоть прошел.
- Да некогда мне.
- Ваню бы дождался. Он вот-вот подойти должен. Он тебя всё время ждет.
- Привыкнет.  Дело житейское.
- Он последнее время мне не нравится.  Поговорил бы ты с ним.
- Ну, пусть ко мне придет, что такого-то. 
- Ну как ты понять не можешь.  Ему у тебя трудно. Эта девочка твоя…
- Да что трудного-то, все нормально.  У них, наоборот, с Машкой  должны быть общие интересы.  Он когда тогда   заходил, так  они завели разговор про ансамбль  какой-то,  так разошлись, расспорились, я вообще и слова не мог вставить, потому как  и не знаю, о чем они.  Они же ровесники, им есть о чем поговорить.
-  Так это когда еще было…
- Ну, поругались маленько , что такого-то. Помирятся. Пусть приходит, скажи ему. Чего от отца нос воротить.
- Он не воротит. Он тебя ждет. Здесь ждет.
- Ну…
-  Кстати, об ансамбле. Он песню новую сочинил. И они теперь поют ее. Мне сильно содержание не нравится. Там такие слова есть: «Убей свою душу, повесь свое тело". Поговорил бы ты с ним.
- Да это просто выпендриваются по молодости. Перебесятся, мука будет. Не бери в голову.  Извини, мне правда пора. Машка же в машине ждёт.
- Сколько ей?
- Да уж  восьмой. 
-Кто?
-Девочка.
- Ходит нормально?
- Ну как сказать… Ты легче ходила. Прости, некогда мне,  ну правда некогда.  Да не плачь ты, ну сколько же можно?! …
--------
  Ваня попал  туда  случайно. Он всегда шел от остановки  через гаражи, и всегда проходил мимо отцовского. Мало ли, вдруг он там окажется.  Хотя последнее время отца там не бывало.
Но на этот раз отец был в гараже. Тот был распахнут настежь, и  в нем был не только он. Дядя Гриша,  дядя Виталий,   дядя Жора, дядя Эрнест и дядя Ярик – все из их   бывшей компании. Все они когда-то вместе работали в одном НИИ, а теперь разбрелись кто куда, и он их давно не видел. Но сейчас они сидели все вместе вокруг расстеленной на полу газеты и выпивали .
 И он вроде бы сначала обрадовался им  и радостно остановился. Они тоже ему все обрадовались.
Хотя дядя Жора уже уснул. Ему всегда очень мало надо было, чтоб опьянеть. Дядя Гриша, красный, как рак, поблескивал лысиной и  сиял до ушей. Дядя Виталий, как всегда, серьезен. По нему никогда Ваня не видел,  сколько тот выпил.  Дядя Эрнест и дядя Ярик… Впрочем, он по ним только скользнул глазами. Потому что первым делом посмотрел на отца. Отец… Ну, отца-то Ваня  хорошо знал и замечал малейшие признаки выпивки. Сейчас отец был уже хорош. Глаза мутные, без фокусировки.  Смотрит на  Ваню молча, и непонятно, что думает. Ваня не любил, когда отец был такой. 
 Все эти люди  когда-то, ну до этого случая с папой…  когда-то   приходили к ним в гости. Со своими женами и   детьми приходили.  И на дачу к ним приезжали. Праздновали там, на природе, Новый год.  Он очень хорошо помнил, как было весело, когда они отмечали сорокалетие отца. Сколько прошло с тех пор? Три года. А кажется, целая вечность.
 Сейчас этой компании уже быть не может. Потому что у всех всё осталось по-прежнему,  у всех остались хорошие семьи, любимые жены, дети… И только у них в семье все пошло прахом. И поэтому они больше никогда не придут к ним в гости и не приедут на дачу.
И от этого  все папины друзья и сидели  сейчас здесь, в открытом настежь папином  гараже и выпивали.   Чтобы вдали от жен и детей. Это Ваня понял сразу же, как только увидел все это.
Они пьяно обрадовались его приходу, заходи, Ваня, мы тут как раз отмечаем рождение твоей  сестренки. Ты что, не знаешь, что у тебя родилась сестренка? Ты что, Иван, скрыл от сына своего свою радость? Садись,   Ваня, выпей немножечко,  совсем чуточку, сегодня можно, такая радость. За сестренку надо, за отца,   вот вырастешь, сам поймешь, какая это радость, когда дети рождаются.  Жизнь продолжается. В этом жизнь, Ваня, в этом жизнь.
Он вежливо присел.  Пить отказался.   Посидел три минуты и заспешил. Ваня, куда ты? Посиди с нами. Извините. Не могу, обещал, уже опаздываю.
 Он соврал. Он никуда не опаздывал и никому ничего не обещал. Просто не мог он там сидеть. Надо было как-то в себе разобраться. Потому что его  наполняли сейчас очень противоречивые чувства. Разве это они, это те, кого он считал не только папиными, но и мамиными друзьями?  Те, что сейчас радовались тому, что его бросил отец, что его маме плохо? 
 А с другой стороны в нем было  какое-то непонятно чувство вины за то, что он не радуется, что у него родилась сестренка. Ведь, наверное, правда, он должен радоваться, ведь правда. Но  он почему-то не рад.   Почему-то  ему сразу вспомнилось  лицо мамы. Оно сейчас  всегда какое-то каменное. И она сейчас всегда такая молчаливая. И если говорит что-то, то кажется, как будто ей это дается очень тяжело. Как будто она заставляет себя что-то сказать. А по ночам плачет. Он не слышит, как это бывает, потому что всегда спит крепко, просто аж стыдно, до чего крепко. Но по тому, как она утром выглядит, он понимает, что она плакала. Это не видно потом, а только до  того, как напудрится и накрасится.
А вот они радуются. Так радуются, что даже напились. И ведь он  ясно видел, что они все в этом всём не находят ничего плохого.  Что о маме его они просто даже и не вспоминают и не думают, каково ей сейчас. Для них она не существует. Она была раньше, реальная, а сейчас раз – и исчезла. Но она ж  не исчезла! Она же существует! Как они могут забыть её!  И еще хотят, чтобы он сидел с ними и пил, они считают все это совершенно нормальным. А ведь еще совершенно недавно они пили за его мать, за то, какую прекрасную жену имеет его отец и  всякое такое. А сегодня точно так же спокойно пьют за другую и  маму даже  не вспоминают. Забыли. Просто забыли и всё. Как и отец.  Мало того, они  что-то такое подозревают и в нём. Что он тоже когда-нибудь сможет вот так предавать тех, кто его любит.   
 Ваня шел,  подавленный этой взрослой мужской, такой странной и такой непонятной ему философией.  Она никак не хотела в него входить. Он почему-то с тех пор, как ушел отец, не мог посмотреть в глаза ему. Даже глянуть на него почему-то было больно. И он избегал смотреть ему в глаза. И только сейчас, когда тот  был пьян, он глянул ему в глаза, а  они оказались  мутными и ничего не выражали.
И он шел и шел,  не зная, куда идет. А в голове у него потихоньку складывалась картина мира, в который он попал и в котором вынужден жить. Он все хотел сложить эту картину мира  в своей голове после того, как она развалилась, когда отец ушел. Но она у него почему-то  всегда рассыпалась на какие-то непонятности. А сейчас эта картина складывалась, причем  с легкостью и сама. Все было просто. Оказывается, все очень просто. Он считал эту картину белой, а она оказалась черной. Нет, не так. Он считал картину  цветной, радужной, радостной, вообще прекрасной, и поэтому не мог понять, как в эту прекрасную картину вклинивались такие гадкие черные пятна.
А все было наоборот. Ну, конечно же, все было наоборот! Картина мира изначально была черной. Гадкой, пошлой и подлой. Ее такой и задумал кто-то.  Кто – Ваня пока не разобрался, но она была черной, это точно. А в нее уже вклинивались иногда какие-то цветные капли, которые он только и видел. Потому что был маленький и помещался в такую вот маленькую  каплю.  А теперь он вырос. Ему уже восемнадцать. Он поднялся над этим миром и увидел его весь сверху. А тот оказался черный.
Но кто же его таким придумал?  Бог? Но мама всегда говорила, что Бог добр. Значит, всё это создал не он. Тогда кто создал это зло, да еще так, что оно считается у людей добром? Дьявол? Или сами люди? И тут его осенила догадка. Конечно, такой мир  создали люди. И они – дьяволы. Конечно! Вот как все просто. И дядя Гена, и дядя Володя, и дядя Женя  и эта папина… эта… все дьяволы! И его отец, - нет…  Да, да, и его отец – все, все дьяволы, просто он этого раньше не замечал. А они дьяволы, потому что зло у них считается добром. Горе – радостью. Конечно,  как просто, как же он раньше не догадался?
Ваня оглянулся вокруг.  Город пыльный, грязный зловонно дышал  в лицо ему выхлопными газами. Люди вокруг имели  какие-то серые, помятые  лица. Тупые, глупые, злобные. Все - дьяволы. А где же Бог?
И тут подошел автобус. Ваня поразился, что оказывается, он остановился  на автобусной остановке. Зачем? Ему не надо было никуда ехать.  Почему он тут оказался? Но это был автобус, что идет на Столбы. Так. Вот куда ему надо. Природа – вот что создал Бог. Она чиста. Все остальное – грязь. 
Он смотрел, как люди заполняют автобус, и когда все вошли, поднялся по ступенькам и сам. Стоял, глядя в грязное заднее  стекло. Ничего, скоро  не надо будет смотреть в него. Он вышел  вместе с другими, но  не пошел с ними. Потому что они радовались чему-то, а радоваться было нечему. Они просто не знали, что радоваться нечему, а он знал. Они  смеялись, не понимая,  что в них уже поселился дьявол,  и что их путь  это - подлость и предательство. Что путь их - зло, которое они будут считать добром.
Нет, он не хочет идти с ними. Он сразу свернул на боковую  тропинку и пошел один сначала по ней, а потом без неё. Просто в гущу леса, всё в гору и гору, безо всякой дороги. Он не хочет идти той дорогой, которой идут все, потому что её протоптало зло и предательство. Все дальше и дальше. Все выше и выше. Лес совершенен.  Да, вот лес мог быть созданием Бога.
Он вдыхал воздух, напоенный весной, трогал ветки кустов, только- только проклюнувшиеся листочки. Да, лес был совершенством. Хорошо бы остаться в нем  навсегда. Стать бы деревом. Дерево никому никогда не причиняет зла. Оно дарит всем только радость. Питается от земли и  распускает листья от солнца. И выдыхает кислород. Не углекислый кислый  газ, который выдыхают люди, а кислород. Род. Родиться, что-то должно родиться. Да, этим кислородом, который они выдыхают, все дышат. Все родятся, рождаются и дышат.  Птицы, звери, люди. А людям зачем дышать? Чтобы делать зло. Чтобы делать кисло. Угле – то есть,  чёрно. Чёрно-кисло. Делать всё чёрно-кислым. А те люди, которые не делают всё черно-кислым, как его мама, те – страдают. Они дают как будто бы кислород. То есть Род – это родиться. Они дают  что-то, что может хорошее в людях родиться.  Но это всё равно  становится – кисло. Так что и кислород все равно кисло –род.  Хоть и родиться, но жить кисло. Не получается  у них дать что-то хорошее. Вот мама. Она же всё только хорошее для папы делала, а он всё равно поступил кисло.  Чёрно-кисло.  И не страдает от этого.  Мама страдает и он, Ваня, страдает, а отец – нет.  Он пьет в гараже и радуется, что сделал кисло.  А почему? Потому что те,  кто не страдает, делают зло. А почему они делают зло? Потому что они дьяволы. 
И перед ним опять всплыли  лица отца и его друзей в гараже, нетрезвые и  довольные. Они сказали, что я буду таким же. Я не буду таким же. Я не хочу становиться дьяволом. Папа … отец сказал, что это любовь. Если любовь делает человека дьяволом, то он не хочет любви. Но па.. отец сказал,  что он не минует любви, что через это проходят все, и что это сильнее человека. Нет, он докажет, что человек сильнее любви. Сильнее этой дьявольской любви, которая предаёт и несёт несчастье. Несет зло. Зло. Зло. Нет, он станет деревом.  Да, это лучшее решение. Он станет деревом. 
Тут Ваня обнаружил, что стоит на краю огромного  обрыва, на дне которого шелестит молодая листва. Огляделся вокруг. Вот над самым обрывом -  сосна. Какая она прекрасная! Вот совершенное создание.  Я хочу стать такой же сосной. Таким же совершенным созданием. И вот у этого совершенного создания  корни висят над обрывом. То есть, она уже обречена. И  когда-нибудь туда упадет. В обрыв. И туда  уже падают её шишки. И там они становятся чем? Соснами. Такими же прекрасными соснами, как она.  Там, куда когда-нибудь и она упадет. Когда? При какой-нибудь буре. А стоит ли ее дожидаться? Сосна не может не ждать. А я могу. Я могу не ждать. Я хочу стать сосною сейчас. Ею можно стать одним способом. Через смерть. Да. Нужно умереть. Чтобы сгнить, стать землею, почвой, в нее упадет шишка с этой сосны, семечко даст росток, впитает то, что было когда-то твоими телом, и вырастет сосна-Ваня. А душа? Как же душа? Мама говорила, что душа бессмертна, что после смерти душа уходит к Богу. Вот и отлично. Он уйдет к Богу и там спросит его,  почему он не проследил за миром, который создал,  почему люди превратились в дьяволов.  Он получит ответы на все свои вопросы, он узнает всё.  А еще он попросит у Бога вернуть его душу сюда, в этот лес, в сосну, которая вырастет из его тела. Маму жалко…  Да. Маму жалко. Это для неё будет большое горе. А для отца? Для отца – нет. У него же родилась дочь. И она теперь ему заменит его, Ваню. Ваня ему больше не нужен. Ну и прекрасно. Да, но мама… Она будет очень горевать. Ничего, он сделает так, что она никогда не узнает, что его больше нет.  Она будет всегда верить, что он жив, что он где-то есть, что он тоже вернется, и эта надежда её спасет. А потом, когда и она умрет, они встретятся. Да, они там встретятся. Они расстанутся не навсегда. Они встретятся там, у Бога, и будут счастливы.  И может быть Бог и ей даст  возможность стать деревом, и тогда они будут вместе здесь на земле, в этом лесу, будут качать ветвями, как эти деревья. Мама, ты где?  Я здесь, Ваня, с тобой.  Мы всегда будем вместе?  Всегда, Ваня. Всегда.
Ваня присел на край обрыва, открыл рюкзачок, порылся в нем в поисках ручки и  бумаги, почему-то ему хотелось оставить что-то материальное от этих своих мыслей, от этого всего так удачно пришедшего к нему понимания жизни и устройства мира.
Ручку он нашел, но  чистой бумаги в рюкзачке почему-то не оказалось. Тетрадь оказалась вся исписана. Зачем она ему? Вот  зачетка. Да, он же сегодня сдал зачет. Как странно. Как теперь это все далеко, далеко. И не нужно. Не нужно сдавать зачеты в мире зла. А тем, в той новой, счастливой  жизни у Бога и когда он станет деревом, зачетка ему не понадобится. Ну и ладно. Пусть она хоть сейчас будет чем-то полезным. Зачетка, ты хочешь быть чем-то полезной? Конечно, она хочет.  Он открыл ее,  полистал и на последней странице написал:
 Лес! Я останусь с тобой.
Не отдавай меня людям.
Никогда, никогда, никогда.
Потом положил зачетку на край пропасти. Заглянул в нее, в эту пропасть. Там было хорошо, зелено. Взял снова зачетку и  приписал:
Мама! Прости
Мама! Прости
Мама! Прости
Подумал и вывел еще раз четко и крупно:
Мама, прости.
Вложил зачетку в рюкзачок, размахнулся и бросил его далеко- далеко в пропасть. Рюкзак полетел с удовольствием. И когда он, падая,  коснулся крон деревьев, оттуда вылетели птицы и закружились  в воздухе. Ваня видел их сверху. Он оглянулся назад. Лес слегка шевелил ветвями, он одобрял его. И впереди, далеко, плыли облака,  из-за них стали появляться лучи солнца. И когда солнце  совсем вышло из-за облаков и озарило все вокруг,   деревья в глубине пропасти засветились  зеленым светом. «От счастья, - подумал Ваня, - Вот где  находится счастье».
Он отошел назад от края обрыва так далеко, как только позволили ему деревья. Когда он наткнулся сзади на пень, то оглянулся и посмотрел на него. Пень тоже сказал ему «да». Он сказал это своим прелым запахом, своей первой травкой, которая пробивалась сквозь его глубокие трещины, своим мхом, который свисал с него в виде улыбки. Ваня поднял глаза вверх. Сосны качали мохнатыми ветвями «да, да, да».
И тогда Ваня  побежал вперед, как он бегал на физкультуре перед прыжком в длину. Он бежал все быстрее и быстрее,  и когда под ногами уже оказалась пустота, он все еще  делал ногами шаги, как делал их над песочной дорожкой, что бывала  в конце разбега.
------

- Знаешь, мама, я сейчас вспомнила один случай. Нам тогда было лет по пять. Мы были в гостях у Даневских, и нас, детей, там было много, человек пять или семь. Тогда же вы еще часто все собирались вместе. Но вы что-то праздновали в другой комнате, какой-то День рождения или еще что-то. А мы в другой были. И  все мы  бесились ужасно. Гонялись, прыгали, не помню уж что. А я вдруг споткнулась и упала. И все дети засмеялись. А Ваня один не засмеялся. Он подошел   ко мне, помог мне подняться и спросил:  «Тебе больно?»
                1997 – 2013г.

____________
- Резануло глаза «записали на магнитофон» и «кассета». Теперь уже все забыли про эти  вещи. Ты заменила бы на «диск», например.
- Нет, не буду.  Так было. В том,  девяносто седьмом, году было так.
- Так что, это основано на реальных событиях?
- Конечно. Ты что думаешь, мне доставляет радость такое придумывать? Я наоборот, написав, избавляюсь от того, что меня много лет гложет.  Даже текст  прощального письма в зачетке приведен слово в слово. Я тогда же, когда все это случилось,  и написала это.  Просто много лет не могла вернуться к черновику.
- И еще у тебя не выстрелило ружье. В первом диалоге мать произносит «на чужом несчастье своего не построишь». Почему ты эту тему не отразила?
- Потому что реальность оказалась слишком трагична. И если бы я написала, как оно было на самом деле,  мне бы читатели не поверили.  А так у них есть поле для фантазии и вспоминания своих случаев.  Может, в том, что они вспомнят, все кончилось лучше. Потому что в реальности дочка, которая родилась  у Ивана,  оказалась с психическими нарушениями. Сам он разорился лет через пять, молодая жена его бросила,  он спился и умер. Жора тоже умер вскоре после того, как его сильно избили на улице хулиганы. Его сын, один из тех, кто «бесился» в другой комнате,  умер через несколько лет после отца от передозировки наркотиков.  Гриша вскоре после смерти Вани тоже бросил семью ради молоденькой.  У него  родились двойняшки, мальчик  умер почти сразу же, а девочка выжила, но неизлечимо больна уже много лет. У Эрнеста   сын умер тоже. И тоже от  передоза. И сын этот тоже  - один из тех, про кого сказано в последнем монологе.  А Ярослав  уехал  в  Штаты, его жена там заболела раком и умерла.  У жены Виталия тоже был рак, и ей отрезали  грудь. Может, еще что случилось с кем-нибудь, да я не знаю. Уже много лет мы не встречаемся.
-  Слушай, но ты  прямо реальные тут имена указала. Я же их всех сразу вспомнил. Это что, литературный прием такой у тебя?
- Да нет. Просто так было легче писать, вот и всё. Хэмингуэй тоже использовал реальные имена, на выдумки не заморачивался. Впрочем, это твое замечание я могу и учесть, нет проблем.

1997-2015 Опубликовано в книге "Ключи от моря",Красноярск,2018,    
 иллюстрации автора, редактор книги Галина Дмитриева