Коперник антропологии

Борис Диденко
КОПЕРНИК АНТРОПОЛОГИИ

ПАМЯТИ Б.Ф.ПОРШНЕВА (1905-1972)

1
Есть такое знаменитое философское положение, «бритва Оккама». «Не умножать сущность без необходимости». Если нечто можно объяснить проще, то совершенно незачем добавлять ничего лишнего, и тем более измышлять сверх всякой меры небылицы. Нигде так не нарушен это принцип, как в вопросе происхождения человека и в оценках его места в Мире. Человеку приписывают и образ и подобие божие, и космическое предназначение, и неимоверные возможности, заложенные в его организме: умение «левитически» летать, читать чужие мысли, собственной же мыслью передвигать предметы, общаться с иными мирами и т.д. и т.п.
Конечно, происхождение самой Жизни, ее связь с другими структурами Вселенной, как и происхождение самой Вселенной, пока что остаются неразрешимыми, «мировыми» загадками, тайнами за семью печатями. Но вот решение человеческого вопроса, т.е. объяснение того, что такое рассудок и как он возник у человека, возможно на современном уровне понимания функционирования нервной системы живых организмов, присущей высшим животным. Поэтому не следует усложнять проблему, запутывать ее. Пора бы оставить заоблачные выси и межгалактические дали и подойти к человеку так, как он этого заслуживает, согласно и сообразно тому, что он из себя представляет.
В 1972 году умер профессор Борис Федорович Поршнев — великий русский ученый. Философ, историк, биолог, антрополог. Но своей основной специальностью он считал палеопсихологию — науку о становлении человеческого рассудка (речи, мышления). Именно Поршневу принадлежит заслуга решения «важнейшего вопроса всех вопросов», как некогда назвал вопрос происхождения человека Т. Гексли, соратник Ч. Дарвина. Монография Поршнева «О начале человеческой истории» явилась последней работой ученого и вышла в свет уже посмертно (в 1974 г.). Она задумывалась автором как центральная часть более обширного произведения — «Критика человеческой истории». Трагическая смерть прервала работу великого ученого, но всё же он успел сказать свое последнее - вещее - слово. Прошло 25 лет (четверть века!) со времени опубликования этой книги, но мировая наука о величайшем эпохальном открытии молчит, как в рот воды набрала. Удивляться этому не приходится, наоборот, это даже знаменательно: перед нами традиционный, уже классический - несущий истину - глас вопиющего в пустыне.
И всё-таки — чем же вызвано это молчание «ученого мира»? Ведь в этой книге дается разгадка тайны происхождения человека. Или если быть предельно корректными и объективными, то там приводится наиболее убедительная и правдоподобная гипотеза антропогенеза. На сегодняшний день — это наиболее научно обоснованная и достоверная гипотеза становления у человека мышления, речи — второй сигнальной системы. А что может противопоставить нынешняя антропология идеям Поршнева? Ничего вразумительного, за исключением вороха конъюнктурных небылиц. Ученый-этолог К. Лоренц давно уже отметил тот прискорбный факт, что человечество всячески уходит от самопознания, как-то не очень любит оно правду о самом себе (как правило, нелестную). «Тьмы низких истин нам дороже нас возвышающий обман». Но, говоря словами самого Поршнева, «Пора отбросить все те несуразицы, которыми замусорена проблема становления Homo sapiens. В науках о человеке должен произойти переворот, который можно сравнить лишь с коперникианской революцией». И этот переворот произвел сам Поршнев.
2
Когда ученые говорят о более чем двухмиллионнолетней древности человека, то они имеют в виду древность его орудий - оббитых камней - и овладение огнем. Раз найдены оббитые камни и кроме того следы огня — то значит это труд, что и свидетельствует о человеческом рассудке. «Древность человека — это древность его орудий». Антропологи здесь допустили огромную ошибку. Понятен лишь способ получения этих орудий, но совершенно непонятно что ими делалось. Какой же такой человеческий «творческий» труд был возможен с применением всех этих примитивных каменных рубил?
Пришло время сказать: более чем столетним трудом археологов и антропологов открыто совершенно не то, что они полагали. Выявлено ими не что иное, как обширное ископаемое семейство животных видов, не являющихся ни обезьянами, ни людьми. Это — т.н. троглодитиды. Они прямоходящие, двуногие, двурукие. Они ничуть не обезьяны и ничуть не люди. Они животные, но они не обезьяны. Это семейство включает в себя всех и любых высших прямоходящих приматов, в том числе и тех, которые не изготовляли искусственных орудий. И все троглодитиды, включая палеоантропов (неандертальцев), — абсолютно не люди.
Однако этот тезис встречает то же кардинальное возражение, что и сто лет назад: раз от них остались обработанные камни, значит они люди, Но для какого именно «труда» изготовлялись эти каменные «орудия»?! Реконструирован же не характер труда этими орудиями, а лишь характер труда по изготовлению этих орудий. Главное же — для чего?! Как они использовались?! Ответ на этот вопрос и дает ключ к экологии всего семейства троглодитид на разных уровнях его эволюции.
Разгадка же состоит в том, что главная, характеризующая всех троглодитид и отличающая их, экологическая черта — это некрофагия (трупоядение). Один из корней ложного постулата, отождествляющего троглодитид с людьми, состоит в том, что им приписали охоту на крупных животных. Отбросить же эту запутывающую дело гипотезу мешают предубеждения. То, что наши предки занимались «трупоядением» оказывается, видите ли, унизительным для их потомков. Но надо вспомнить, что есть не труп вообще невозможно, разве что сосать из жил живую кровь или паразитировать на внутренних органах. Наша современная мясная пища является всё тем же трупоядением — поеданием мяса животных, убитых, правда, не нами, а где-то на бойне, возможно в другой даже части света, откуда «труп» везли в рефрижераторе. Так что нетрупоядными, строго говоря, являются только лишь вампиры (напр., комары) и паразиты (типа глистов, вшей, клещей), питающиеся с «живого стола».
Таким образом, можно безоговорочно признать тезис о гоминидах-охотниках неправомерным, находящимся в отдаленном родстве с мифом о «золотом веке». Все эти людские самооправдания и самовозвеличивания очень долго прикрывали истинный образ нашего предка: «падальщика», «трупоеда», «некрофага». Человек почему-то должен был явиться, а не развиться; ханжескому человеческому сознанию требовался «акт творения», и он (этот акт) был сотворён — это оказалось сделать проще, нежели кропотливо заниматься вопросом антропогенеза.
Та ветвь приматов, которая начала специализироваться преимущественно на раскалывании костей крупных животных должна была стать по своей морфологии прямоходящей. В высокой траве и в кустарниках для обзора местности необходимо было выпрямляться, тем более для закидывания головы назад, когда по полету хищных птиц высматривалось местонахождение искомых останков. Но этому примату надо было также нести или кости или камни. Двуногость обеспечивала высокую скорость бега, возможность хорошо передвигаться в скалах, плавать в воде, перепрыгивать через что-либо.
Это были всеядные, в немалой степени растительноядные, но преимущественно плотоядные высшие приматы, пользующиеся обкалываемыми камнями как компенсацией недостающих им анатомических органов для расчленения костяков и разбивания крупных костей животных и для соскребывания с них остатков мяса. Однако для умерщвления животных никаких — ни анатомо-морфологических, ни нейрофизиологических — новообразований у них не было.
Так что троглодитиды включились в биосферу не как конкуренты убийц, а лишь как конкуренты зверей, птиц и насекомых, поедавших «падаль», и даже поначалу как потребители кое-чего остававшегося от них. Троглодитиды ни в малейшей степени не были охотниками, хищниками, убийцами, хотя и были с самого начала в значительной степени плотоядными, что составляет их отличительную экологическую черту сравнительно со всеми высшими обезьянами. Разумеется, при этом они сохранили и подсобную растительноядность. И не существует никакой аргументации в пользу существования охоты на крупных животных в нижнем и среднем палеолите. Троглодитиды, начиная с австралопитековых и кончая палеоантроповыми, умели лишь находить и осваивать костяки и трупы умерших и убитых хищниками животных.
Впрочем, и это было для высших приматов поразительно сложной адаптацией. Ни зубная система, ни ногти, так же как жевательные мышцы и пищеварительный аппарат, не были приспособлены к подобному «трудовому занятию». Овладеть же костным и головным мозгом и пробить толстые кожные покровы помог лишь ароморфоз, восходящий к инстинкту разбивания камнями твердых оболочек у орехов, моллюсков, рептилий, проявляющийся повсеместно и в филогенезе обезьян. Троглодитиды стали высокоэффективными и специализированными раскалывателями, разбивателями, расчленителями крепких органических покровов с помощью еще более крепких и острых камней. Это была чисто биологическая адаптация к принципиально новому образу питания — некрофагии. Троглодитиды не только не убивали крупных животных, но и имели жесткий инстинкт ни в коем случае не убивать, ибо иначе разрушилась бы их хрупкая экологическая ниша в биоценозе. Прямоходящие высшие приматы-разбиватели одновременно должны были оказаться и носильщиками, ибо им приходилось или нести камни к местонахождению мясной пищи или последнюю — к камням. Поэтому троглодитиды и были прямоходящими: верхние конечности должны были быть освобождены от функции локомоции для функции ношения. Так что «орудия труда» в нижнем и среднем палеолите были средствами разделки останков крупных животных и абсолютно ничем более.
Итак, прямоходящие бессловесные приматы, использующие камни в качестве орудий, но не для убийства или какого-то там труда и даже не для охоты. Они не были никакими охотниками, они были всего лишь падальщиками, некрофагами. Просьба не путать с «некрофилией», они не были убийцами. Наоборот, принцип «не убей» был спасительным, он составлял глубочайшую основу их пребывания в разнообразных формах симбиоза с животными. Троглодитиды должны были оставаться безвредными и даже кое в чём полезными, например, сигнализирующими об опасности соседям в системе биоценоза. Это были высокоспециализированные разбиватели крупных костей, расчленители трупов животных – павших или оставшихся от настоящих хищников. Делали они это при помощи вот этих самых оббитых камней. Наиболее удобно этими «орудиями труда» производить сильные движения, нанося удары сверху вниз на уровне груди и живота, как раз вот – раскалывать кости и соскабливать с ни остатки мяса. На всех ископаемых костях имеются именно такие отметины, царапины от соскребывания. Австралопитеки использовали просто обычные камни (поэтому от них и не осталось «орудий труда», что так озадачивает ученых), а затем археоантропы и палеоантропы (троглодиты) перенесли этот механизм разбивания костей и на сами камни, для получения у них острых граней, более удобных для разделки трупов.
Практика получения каменных орудий элементарно объясняет появление у троглодитид огня. При ударе камней о камни не могли не сыпаться искры, что и вызывало возгорание подстилок, травы, мха и т.п. Огонь стал постоянным спутником в экологии троглодитид. Постоянное общение с огнем привело также к исчезновению у троглодитид волосяного покрова, практически уникальному способу теплообмена среди млекопитающих, наиболее подходящего именно в условиях жары. Надо учесть еще и то, что сбор костей преимущественно происходил в условиях дневного солнцепека, во время отдыха настоящих хищников.
Человек же т.н. «разумный» появился относительно недавно, какие-то 25 - 40 тысяч лет тому назад. Его исторический марш, обгоняющий темпы изменения окружающей природы, начинается и того много позже. Начало такого самодвижения следует отсчитывать лишь с неолита, эти недолгие восемь тысяч лет человеческой истории по сравнению с масштабами биологической эволюции можно приравнять к цепной реакции взрыва. История людей — взрыв! В ходе ее сменилось всего несколько сот поколений.
Но разум не мог появиться в ходе плавной эволюции: он не выгоден на ранней стадии даже для отдельного организма, т.к. делает его более беспомощным, беззащитным, требуется длительный период обучения, детеныш не может быстро «встать на ноги». Разум (точнее, его эта беззащитность) должен быть в таком случае выгодным кому-то другому. Вот именно такая ситуация и сложилась в популяции позднейших троглодитид – палеоантроповых гоминид, или троглодитов. В процессе антропогенеза, утверждает Поршнев, человечество прошло страшную стадию адельфофагии («поедание собратьев»). Все признаки каннибализма у палеоантропов, какие известны антропологии, прямо говорят о посмертном поедании черепного и костного мозга, и вероятно, всего трупа подобных себе существ. В силу экологического кризиса единый вид разбился на два подвида, за счет образования пассивной, психически подавляемой, внушаемой (суггерендной), поедаемой группы. Другими словами, произошел переход к хищному поведению к представителям своего же вида.
Человеческая история началась с каннибализма, с хищности, противоестественно направленной на представителей своего же вида. И этот вид, таким образом, стал семейством. Единый вид расщепился на агрессивных каннибалов («кормимые») и пассивное - до поры до времени - поедаемое стадо («кормильцы»). (См. Б.Ф. Поршнев, «О начале человеческой истории», М., 1974). С этим трагическим, но неопровержимым научным фактом уже нельзя не считаться. Создал человека вовсе не труд, не «естественный» отбор, а лишь предельный, смертельный страх перед «ближним своим».
Как видим, наши предки раньше всего приспособились убивать себе подобных. А к умерщвлению животных перешли много спустя после того, как научились и привыкли умерщвлять своих. Так что охота на другие крупные виды стала уже первой субституцией убийства себе подобных. Этот экологический вариант стал глубочайшим потрясением судеб семейства Troglodytes. Всё-таки указанные два инстинкта противоречили друг другу: никого не убивать и при этом убивать себе подобных. Произошло удвоение, или раздвоение, экологии и этологии поздних палеоантропов, расщепление самого вида палеоантропов на два подвида. От прежнего вида сравнительно быстро и бурно откололся новый, становящийся экологической противоположностью. Если палеоантропы не убивали никого кроме подобных себе, то эти другие представляли собой инверсию: по мере превращения в охотников, они не убивали именно палеоантропов. Они сначала отличаются от прочих троглодитов только тем, что не убивают этих прочих троглодитов. А много позже, отшнуровавшись от троглодитов, они уже не только убивали последних, как и всяких иных животных, как «нелюдей», но и убивали подобных себе. Эту практику-то и унаследовал Homo sapiens, всякий раз руководствуясь тем мотивом, что убиваемые — не вполне люди, скорее, ближе к «нелюдям» (преступники, иноверцы).
Внутривидовой агрессор — биологический палеоантроп, первоубийца явился как бы «злым гением» человечества (в гегелевском оформлении этого понятия, т.е. как мать является «гением» своего ребенка; здесь, конечно же, подразумевается внеэтический аспект). Совершив патологический переход к хищному поведению по отношению к своему же виду, палеоантроп-агрессор принес в мир гоминид страх перед «ближним своим». Закрепляясь генетически, этот страх стал врожденным. Это «страшное наследие» проявляется у людей уже в раннем детстве в форме «боязни посторонних», когда пяти-семимесячный ребенок начинает отличать «своих» от «чужих» и испытывает страх при приближении незнакомого человека, хотя и не имеет отрицательного опыта общения с ним. Реакция «боязни посторонних» наблюдается у всех народов мира.
Этот ароморфоз был достаточно локальным феноменом: по данным современных генетических исследований человеческого гемоглобина выяснилось, что всё человечество является потомками всего лишь 600-1000 предковых мужских особей.
Именно таким образом и происходит страшное открытие человека (также и в смысле открытия нового - уже человеческого - пути): Я могу быть убит таким же существом как и Я! И в этом озарении-прозрении заключалось буквально все: и само-осознание, способность увидеть себя со стороны, «овладение собой, как предметом» (по определению П. Тейяра де Шардена), и вероятностное прогнозирование будущих событий. Это и есть то, на чем зиждется человеческий рассудок. Одновременно при этом осознании (иначе говоря — при рождении рассудка) происходит и неизбежное запечатление, «импринтинг» хищного поведения, в результате которого убийства себе подобных предстают перед рассудочным человеком на долгие века как естественные. В этом плане «импринтинг человекоубийства», ставший величайшим трагическим заблуждением человечества, видится как высочайшая цена, уплаченная людьми за приобретение ими рассудка. Поэтому-то людям и стало «тесно» в смысле сосуществования с себе подобными: каннибализм стал неотъемлемым атрибутом - вначале - экологии популяции, а затем «успешно» перекочевал и в быт сообществ. Европейские первооткрыватели застают за этим занятием (в той или иной форме) жителей Африки, Америки, Австралии, Океании. «Цивилизованные» японцы во время Второй мировой войны поедали сырую печень, вырезаемую ими у пленных американцев.
Только этим и объясняется дисперсия, рассеяние человечества. Ничем иным не объясним факт заселения людьми всех хоть как-то пригодных к обитанию территорий Земного шара. Их всего-то в то время было порядка одного миллиона, и им, казалось бы, совершенно незачем было расселяться по всей Земле, вполне хватило бы какого-нибудь «райского уголка». Но нет, за несколько тысячелетий разбегающиеся друг от друга первобытные популяции преодолели такие расстояния и препятствия, «покорить» которые было бы не под силу никаким иным представителям животного царства. За время последнего ледникового периода человечество распространилось практически по всей планете, незанятыми остались лишь полярные зоны и некоторые из отдаленных островов. Именно из-за страха друг перед другом.
3
Палеопсихологическое открытие Б.Ф. Поршнева мало назвать гениальным, это нечто из области прозрений и откровений. Об этом открытии можно сказать, несколько перефразировав общеизвестные слова о существовании Бога: «Даже если бы это было неправдой, то это стоило бы придумать». Действительно, человечество заслуживает подобной интерпретации своего богомерзкого образа жизни. Таким образом, человечество потеряло статус «загадочного подкидыша». Оно теперь знает собственную подлинную родословную, имеет на руках достоверную «метрику», и поэтому уже не в праве «изобретать» себе «благородных, божественных» родителей. Следует добавить, что это нисколько не умаляет статус человечества, а наоборот, теперь открываются новые горизонты в понимании его роли и предназначения в Мире. Но все обстоит гораздо более сложным образом, нежели тот невразумительный туман детской сказки о волшебниках, который навевают религиозные и всяческого рода астрально-оккультные деятели.
Хотя выводы Поршнева относятся к чрезвычайно древним периодам человеческой праистории, однако его теория не содержит никаких положений, мешающих экстраполировать ее действие вплоть до сегодняшнего дня.
Как из теории естественного отбора Ч. Дарвина «торчат уши» происхождения человека из животного мира (кстати, тезис о том, что «человек произошел от обезьяны» принадлежит не Дарвину, а его последователям: Фохту, Геккелю и Гексли, почти одновременно пришедшим к этой мысли), так и из концепции Б.Ф. Поршнева следует непреложный вывод о видовой неоднородности человечества. Действительно, столь сильное поведенческое различие возникшее на стадии «адельфофагии», не могло дать в итоге однородную популяцию потомков.
Построенная на фундаменте поршневской концепции антропогенеза, теория видовой неоднородности человечества просто и логично объясняет большинство непонятных вопросов человеческой истории и взаимоотношений людей. Согласно этой теории, «уйти чисто» из животного мира, «не замазавшись», «человеку разумному» не удалось. В составе человечества остались прямые потомки тех самых первоубийц (предельно близких к биологическим палеоантропам — троглодитам), а также и потомки их подражателей — суггесторов-манипуляторов. В результате всех этих процессов антропогенеза в неустойчивом, переходном мире становления раннего человечества образовалось весьма и весьма специфическое, очень недружественно настроенное по отношению к друг другу семейство рассудочных существ, состоящее из четырех видов. В дальнейшем эти виды всё более и более расходились по своим поведенческим характеристикам. Эти виды имеют различную морфологию коры головного мозга. Два из них являются видами хищными, с ориентацией на людей!
Человечество, таким образом, представляет собой поэтому не единый вид, но уже — семейство, состоящее из четырех видов, два из которых необходимо признать хищными, причем с противоестественной ориентацией этой хищности (предельной агрессивности) на других людей, в том числе и на представителей собственных же видов.
Хищность определяется здесь, как врожденное стремление к предельной или же чудовищно сублимированной агрессивности по отношению к другим человеческим существам. Именно эта противоестественная направленность (на всех подряд) и не позволила — из-за внешней неразличимости — образовать видовые ареалы проживания, а привела к возникновению трагического симбиоза, трансформировавшегося с течением времени в нынешнюю социальность.
Первый вид (хищный) это суперанималы, или сверхживотные — потомки тех внутривидовых агрессоров, чей мозг по своему строению замер на том самом переходном этапе от животного к человеку. Именно из них формировались племенные вожди, царьки и князьки, безжалостно подавлявшие и уничтожавшие всех, кто имел хотя бы намерение сопротивляться диктату. Насилие является их нормальной (видовой) физиологической потребностью.
Второй хищный вид суггесторы (от слова «суггестия», внушение), или псевдолюди. Суггесторы лишь имитируют агрессивность палеоантропов, не имея способности им противостоять. Из них формируется окружение прихлебателей, «шестерок», готовых по приказу своего хозяина совершить любое зло. Суггесторы – это агрессивные приспособленцы, большинство из которых прекрасно себя чувствовали в любых условиях и при любых хозяевах. Изначальное отсутствие совести оказывается для них весьма комфортным: страдать они способны лишь от злоупотреблениями удовольствиями.
Те представители хищных видов, которым в пирамиде власти не хватало места, становились асоциальными элементами: мятежниками, разбойниками, революционерами, террористами, «ворами в законе»...
Третий вид (уже нехищный) — диффузный вид (от «диффузия», распространение, растекание). Его главный признак — внушаемость, конформность сознания. Но это вовсе не означает готовность следовать любому дурацкому призыву (хотя, понятно, бывают и такие индивиды). Внушаемость в норме – это разумная способность менять свои взгляды, убеждения и даже веру под влиянием новых фактов, после их анализа и оценки. Это изменение жизненной позиции, основанное на переменах в самой жизни — разумная и естественная реакция нормального человека. Именно поэтому диффузный вид, собственно и является человеком разумным. Одновременно в этом и состоит его слабость перед сверхживотными и суггесторами. Диффузный вид внушаем, а значит, подчиняем. И на протяжении всей человеческой истории им распоряжались хищники, заставляя их умирать на полях сражений, костьми ложиться в основания «великих строек» от египетских пирамид до воркутинских шахт. Диффузный вид наиболее многочислен на Земле, этот вид — это и есть народ. То, что политики всех рангов, и вообще хищные всех окрасок, называют «массы», «толпа», «быдло» и т.п., постоянно стараясь использовать его в своих  интересах, что им чаще всего и удается.
И, наконец, четвертый вид, медленно, но верно, выделяющийся из недр диффузного вида, как бы  «авангардная», передовая его часть — это неоантроп: человек, духовно эволюционирующий. Неоантроп психологически неподвластен хищникам, в нём генетически закреплена способность к самокритическому, а следовательно, самостоятельному мышлению. Его разум способен понять и полностью оценить боль, испытываемую ближним в результате насилия. Поэтому он способен к состраданию, к знаменитой христианской добродетели. Но он уже не нуждается ни в каких дополнительных сдерживающих факторах в виде законодательной кары, религиозных угроз или просто моральных призывов. Он живет разумно, ибо жить иначе просто не может по своей биологической природе. И власть для таких людей никогда не является самоцелью (как для хищных!), а сколь угодно высокий пост сам по себе для них не может иметь никакого значения. Именно поэтому они оказываются всегда далеко от властных структур, места в которых занимают исключительно хищники.
4
Таким образом, человечество представляет собой парадоксальное общежитие существ несовместимо разных, от рождения наделенных диаметрально противоположными психогенетическими мотивационными поведенческими комплексами: стадным (подавляющее большинство) и хищным (несколько процентов). Вот это-то и объясняет почти все человеческие «непонятности» в истории, социологии, психологии. Тот способ выживания (адельфофагия), по которому пошли предки людей, палеоантроповые гоминиды, привел их к оразумлению, но адельфофагия как таковая вовсе не исчезла, она трансформировалась в социальные формы подавления личности, или хищного диктата. Хищный диктат – это навязывание своей воли правящим (= хищным) меньшинством всему обществу. Это и юридические формы власти, и всевозможные проявления манипулирования общественным сознанием, вплоть до регламентации образа жизни, мышления, морально-этических норм. Хищный диктат стал для человечества стержневым, определяющим все остальные аспекты человеческого бытия. Прямое влияние хищного диктата на исторические формы жизни людей и его дальнейшая эволюция, в результате приспособления к этим меняющимся условиям – такова «постоянно действующая первопричина» существования социального зла в мире.
Внешне представители четырех человеческих видов очень похожи. Популяционная генетика определяет подобный феномен, как виды-двойники. Поэтому человечество столь медленно подбиралось к выявлению и пониманию видовых различий. Расовые, национальные, физиологические различия ошибочно считались и всё еще считаются более существенными. Это как бы «застило» людям глаза. Борьба же с расизмом сыграла очень злую шутку с человечеством, точнее, оказала ему медвежью услугу. Несмотря на свою очевидную гуманную сущность, априорное признание всех людей единым видом застопорило научную мысль, поставило ей преграды. Все попытки преодолеть этот барьер, воздвигнутый великими гуманистами прошлого, оказывались безрезультатными, всяческие сомнения в биологическом единстве человечества признавались расистскими и отметались с порога. Пришло время пересмотреть эти взгляды самым решительным образом.
Лишь относительно недавно стало окончательно ясно, что основные различия между людьми — это нравственные врожденные установки. Человек есть то, о чем он думает, каковы его мысли, жизненные мотивации. Слово есть поступок, но слово — выраженная мысль, значит, и мысль поступок, тем более если она серьезно обдумывается. Можно ведь думать о смысле жизни, а можно скрупулезно просчитывать варианты изуверского преступления.
Таким образом, хищные представители человечества с нравственной точки зрения действительно не являются людьми (= гуманными, разумными существами). Понятно, что их внутренний мир должен быть весьма отличным от психологии нехищных людей. Они-то и есть те самые, которых Гегель определил «морально невменяемыми», а Шопенгауэр — «лишенными морального сознания». «Второсигнальные», обладающие речью, рассудком - и потому предельно опасные - звери среди людей! Их следует именовать хищные гоминиды, и, в принципе, заниматься ими должна бы такая отрасль знания, как зоопсихология. Но вместо исследовательских вольеров именно эти злокозненные существа на протяжении всей истории существования человечества оказываются у власти, образуют чудовищный конгломерат «сильных мира сего». Отсюда и соответствующие - столь печальные для людей - последствия.
У общественных насекомых, в частности, у муравьев, случается так, что власть в муравейнике захватывают насекомые другого вида. Эти паразиты доводят в итоге своего правления некогда благополучные «мурашиные государства» до ручки, до погибели. Схожая ситуация и у людей, во властных кругах их государств крутятся, проникают туда именно паразиты иного, не человеческого вида. Именно только поэтому человечество и вообще Жизнь на Земле сейчас находятся под угрозой гибели.
Сейчас очень много говорят о духовности человека, предупреждают о необычайно сложном положении, сложившемся в мире, ищут объяснения и причины неблагополучия в человечестве. Кто только ни оказывается виноватым. И кометы, и космические циклы, и происки дьявола, и кто и что угодно, но только не сам человек. Хотя у каждой социальной катастрофы, у каждого человеческого горя есть конкретные виновники, по которым, как говорится, веревка плачет. Это обстоятельство как-то людьми не учитывается. Религия уже тысячи лет пытается наставить людей на путь добра, и всё безуспешно. Зло в мире продолжает благоденствовать и расцветать пышным цветом.
Хорошо известно, что именно «благими намерениями вымощен путь в ад». Почему так? Этот парадокс опять же объясним лишь видовыми причинами. Любые самые благие и добрые дела, на каком-то этапе захватывают, оседлывают хищные субъекты. Они-то и уводят эти начинания на дьявольские тропы, и в итоге – приводят прямиком в адские ворота. Привнеся бесчестность, корысть и бессовестные отношения в любое доброе дело, они его безвозвратно губят. Ныне под угрозой гибели сама Жизнь на Земле вместе с человеком, так называемым разумным. В этом плане вряд ли правомерно именовать всякого человека разумным существом. Хищные индивиды в составе человечества подходят под это определение лишь наравне с неандертальцами. Как известно, традиционная антропология относит неандертальца к отдельному виду и именует его человек разумный (Homo sapiens). Современный же человек, начиная от кроманьонца, получил теперь таксономическое прозвище человек разумный разумный (Homo sapiens sapiens). «Дважды разумный», а ума-то, оказывается, и нет. Нет истинного разума, который нужно понимать, как рассудок, сопряженный с совестью, состраданием.
Поэтому всякие призывы к духовности человека, без учета истинной сущности этого самого человека не дадут никакого результата. Точнее, результат будет только негативный, ибо призывы эти всё чаще и чаще исходят именно от хищных индивидов, по известному принципу «держи вора!» Они уже давно и успешно оседлали самые что ни на есть высшие духовные сферы человеческой жизни.
В общем виде, в «ленинской» терминологии ситуация в мире такова. Идет «борьба за середняка», всё дело в том, за кем пойдет диффузный вид, составляющий подавляющее большинство человечества (более 75%). С одной стороны, хищный мир тянет его в безнравственность, в преступность, в бездуховность (это как минимум – оболванивание). А в противоположную – к духовным горизонтам, или хотя бы к безвредному поведению по отношению к другим людям и Природе призывают неоантропы, люди духовно эволюционирующие. Диффузный человек запросто может подняться при желании на неоантропический уровень. Весь вопрос в том, «кто кого». Человечество парадоксально движется по двум несовместимым линиям социального отбора личностей: насилия и доброты. Всё зависит от того, какой путь человек - вынужденно или добровольно - выбирает, и в какой мере этот путь ему подходит.
Нравственный прогресс существует благодаря тому, что диффузный вид «берёт массой», подминает-таки под себя хищных. Принося неисчислимые жертвы, погибая в неимоверных количествах, тяжко страдая, нехищные люди всё же преодолевают сопротивление хищных. Кренясь из стороны в сторону, срываясь с одного галса на другой, народный «дредноут», ведомый пиратским безумным экипажем, тем не менее не теряет свою «остойчивость». В итоге, доброта («добро», «правда») через трудный и болезненный опыт постепенно берет верх. Так что «демографический взрыв», несмотря на свою разрушительную для среды обитания нагрузку, имеет и позитив: диффузный вид выходит из-под контроля хищных, им требуются всё более и более мощные средства управления народом: лживые СМИ, открытый террор и т.д.
Достаточно указать на то, что почти все нынешние политические лозунги имеют исключительно гуманный характер, т.е. нехищный. Никакая апологетика завоевательных войн, например, уже невозможна. Но иногда власть имущих всё же можно «поймать на слове». Так, все перестроечные легальные призывы и действия властей «подаются» людям лишь в «иностранной» упаковке. Их невозможно перевести на русский язык без того, чтобы не выявилась их преступная, хищническая суть. Либерализация цен, ваучеры, приватизация – эта «инглиш-феня» призвана скрыть грабительскую сущность «перестройки», захват народного достояния кучкой хищников. Высказанная же по-русски, эта словесная дымовая завеса сразу рассеивается.
Но всё это, к сожалению, лишь «слова, слова, слова», несмотря ни на что хищная власть спокойно «слушает да ест», безнаказанно вершит свое страшное дело.
И всё же в духовной несоизмеримости человеческих видов состоит реальная возможность конечной победы нехищного человеческого большинства над паразитарной хищной сворой. Нехищные люди еще никогда не имели возможности развить заложенные в них потенциальные силы. Перспективы нехищного социума еще совершенно не реализованы. В то время как хищные представители человечества всегда такую возможность имели и полностью свои ресурсы исчерпали. Они показали всемирной аудитории всех времен и народов свои реальные возможности. Свой звериный оскал, обезьянью прыть, неумеренные аппетиты, чудовищные повадки. Всё показали людям, смотреть больше и нечего и незачем. И поэтому Будущее только за нехищными людьми. Иначе у человечества не будет Будущего.




Диденко Борис Андреевич, Москва, тел. 716 6367





ДОПОЛНЕНИЕ.

В 1859 году тиражом в 1261 экземпляр вышла книга Чарльза Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора» и была раскуплена за один день. Человечество впервые осознало, что не всё так просто с происхождением Жизни на Земле. Что дата, когда, согласно вычислениям теологов, был создан Мир, а именно 9 часов вечера 29 сентября 4004 года до Р.Х., не совсем, мягко говоря, точна. Дальше больше. Выяснилось, что Жизнь возникла миллиарды лет тому назад. Богословам пришлось переводить содержание Библии в иносказательное, символическое русло. Что Богу миллиард лет? — так, пустяк, пара-тройка минут. Но пострадал от эволюционизма, потерпел фиаско и главный аргумент теологов: удивительная сложность живых организмов и их практически бесконечное, невообразимое разнообразие, естественно, требуют для своего создания необычайного, сверхъестественного интеллекта. Оказалось на поверку, что достаточно лишь одной-единственной, самовоспроизводящейся с небольшими ошибками (мутациями) молекулы - репликатора, и всё будет «тип-топ»: он-то и создаст с необходимостью математической формулы 2х2 = 4 весь мир живой природы, подобной земной. Все живые существа на Земле, таким образом, всё это — потомки этого самого репликатора, машины для выживания генов, совершенствующиеся в ходе эволюции путём борьбы за выживание сильнейших, более приспособленных. Закон джунглей, одним словом, а не ласковый вечер 29 сентября какого-то там года. Радостные корифеи наук тыкали носом беспросветно темных попов в различные окаменелости и копролиты, стараясь делать это побольней. На торжествующей волне эволюционизма оставалось лишь несколько невразумительных барашков. Не всё могла объяснить теория Дарвина. Вероятность же возникновения того самого первичного репликатора вообще оказалась запредельно малой, неотличимой от нуля даже в электронный микроскоп глядючи. 10 -200 или даже 10 -500. Если и по минимуму, то всё равно эта вероятность равна тому событию, как если бы в результате урагана, пронесшегося над мусорной свалкой, самособрался бы готовый к полету «Боинг-747». А с человеком у теории Дарвина — вообще нелады: в результате естественного отбора сохраняются лишь полезные для организма признаки, а разум явно невыгоден для организма, делает человека более беспомощным уже на самой ранней стадии своего развития, требует для себя ухода, воспитания, обучения языку. 

И всё-таки – чем же вызвано это молчание «ученого мира»? Ведь в этой книге дается разгадка тайны происхождения человека. Или если быть предельно корректными и объективными, то там приводится наиболее убедительная и правдоподобная гипотеза антропогенеза. На сегодняшний день – это наиболее научно обоснованная и достоверная гипотеза становления у человека мышления, речи – второй сигнальной системы. А что может противопоставить нынешняя антропология идеям Поршнева? Ничего вразумительного, за исключением вороха конъюнктурных небылиц. Ученый-этолог К. Лоренц давно уже отметил тот прискорбный факт, что человечество всячески уходит от самопознания, как-то не очень любит оно правду о самом себе (как правило, нелестную). Быть в плену возвышенных баек и инфернальных бредней, придуманными всяческого рода лукавыми краснобаями и безумцами с поэтическим настроем, оказывается для людей более предпочтительным, нежели следовать совету Сократа: «человек, – познай самого себя». Т.е. люди не хотят скрупулезно, кропотливо и, главное, честно изучать собственную природу. А надо бы, ведь добра умные люди советуют. Говоря словами самого Поршнева, «Пора отбросить все те несуразицы, которыми замусорена проблема становления Homo sapiens. В науках о человеке должен произойти переворот, который можно сравнить лишь с копернианской революцией». И этот переворот произвел сам Поршнев. Еще одна параллель с судьбой открытия Коперника состоит в том, что признание идей Поршнева точно так же приходит намного позднее их появления в свет, современники вновь оказываются неготовыми к такому радикальному перевороту в умах, пересмотру места человека в Мире, как раньше – Земли.   
Часто говорят о непомерно быстром образовании вида Homo sapiens из родительской формы Troglodytes, хотя никаких «обычных» темпов образования видов не существует. Но в нашем случае дело идет не о далеких биологических видах, а раздвоении единого вида. Вот как раз вполне «бессознательным» и стихийным интенсивным отбором палеоантропы и выделили из своих рядов особые популяции, ставшие затем особым видом. Обособляемая от скрещивания форма, видимо, отвечала прежде всего требованию послушности, «внушаемости». Это были «большелобые». В них вполне удавалось подавлять импульс убивать палеоантропов. Но последние могли поедать часть их приплода. «Большелобых» даже удалось побудить пересилить инстинкт «не убивать», т.е. заставить их убивать для палеоантропов, как «выкуп», разных животных, хотя бы больных и ослабевших, вдобавок к прежним источникам мясной пищи.
Вспомним обряды инициации. Суть их состоит в том, что подростков, достигших половой зрелости (преимущественно мальчиков), выращенных в значительной изоляции от взрослого состава племени (в особых домах), подвергают мучительным процедурам и даже частичному калечению, символизирующим умерщвление. Этот обряд совершается где-нибудь в лесу и выражает как бы принесение этих подростков в жертву — на съедение лесным чудовищам. Последние являются фантастическими замещениями некогда совсем не фантастических, а реальных пожирателей — палеоантропов; как и само действие являлось не спектаклем, а подлинным умерщвлением. Надо думать, что этот молодняк, вскормленный, или вернее, кормившийся близ стойбищ (в загонах?) на подножном растительном корму до порога возраста размножения, умерщвлялся и служил пищей для палеоантропов. Лишь очень немногие (отбираемые палеоантропами по «большелобости») могли уцелеть и попасть в число тех взрослых, потомки которых затем отпочковались от палеоантропов, образовав мало-помалу изолированные популяции кормильцев (данников) этих палеоантропов, — в итоге всё же уничтоженных: это сделал уже Homo sapiens.
Шопенгауэр первый указал на существование именно врожденных «пружин» мотивации человеческого поведения: «злобность», «эгоизм» и «сострадание». Это напрямую соотносится с жизненными ориентациями суперанималов, суггесторов, и нехищных людей, соответственно. Российский педагог, анатом и врач П.Ф. Лесгафт в своих неоценимых наблюдениях над детьми-школьниками выделил т.н. «школьные типы». «Честолюбивый», «лицемерный» и «добродушный», первые два из которых лишены морально-этических параметров. Повзрослев, нравственности они никак в себе не добавляют. «Утром, убив своих родителей, они заснут вечером сном праведника.» — пишет П.Ф. Лесгафт («Школьные типы. Антропологический этюд»). При негативном воспитании эти «основные» типы деформируются в «злостно-забитый», «мягко-забитый» и «угнетенный». Из них также лишь последний обладает нравственностью (даже — обостренной, что свойственно неоантропам). «Интеллектуальные особенности, эмоции, воля, темперамент – это всё производные. Но вот чем человек действительно отличается от животного, так это нравственностью» — так утверждает современный психолог Иг. Смирнов, еще раньше об этом же говорил Конфуций, и с ними нельзя не согласиться.
В принципе, видовая неоднородность человечества достаточно очевидна, доказательство попросту лежит на поверхности. У всех высших млекопитающих всегда существует определенная внутривидовая агрессивность. И как закон, она всегда является примерно одинаковой для вида, т.е. колеблется около некоего усредненного, определенного для вида, уровня. И никогда крайние выражения этой агрессивности качественно не отличаются от среднего своего значения, только – количественно. «Перехлесты» ее очень редки, хотя и бывают, но всегда – в порядке исключения, в экстремальных условиях. У представителей же человечества существуют отчетливые, очевидные «разрывы» в уровнях агрессивности. Существуют различные ее качественные степени, что никак не может быть присуще единому виду млекопитающих. Это и говорит о наличии в составе человечества представителей с разной степенью агрессивности, т.е. разных видов. Поэтому непрерывность видового спектра поведенческих характеристик, в отношении человеческой агрессивности, невозможна. Это противоречит широте, даже несовместимости отдельных точек его диапазона – от убийцы-садиста людоеда Чикатило до праведника Махатмы Ганди.