Ваня Старкин шел, не разбирая дороги. Преподаватель в литинституте дал ему персональное задание написать что-нибудь юмористическое, прекрасно зная, как трудно дается мрачноватому студенту юмор. Это задание, а также мысли по поводу мотивов препода настолько заняли Старкина, что он уже дважды переходил Охотный Ряд на красный свет, и только чудом не попал под колеса мчавшихся в десять рядов авто.
Это видели и готовы были подтвердить десятки людей, столпившиеся с двух концов зебры и молча наблюдавшие за метаниями Старкина. Как только красный сигнал светофора погас, и над переходом с двух сторон загорелся зеленый человечек с вытянутой влево ногой, разделенные улицей части толпы двинулись навстречу друг с другом. С этого момента единое мнение окружающих о том, что дальше произошло с Ваней Старкиным, утроилось.
Первые утверждали, что вновь перейдя Охотный ряд в обратном направлении уже на зеленый свет, Старкин столкнулся с самим светофором. Причем так сильно, что его отбросило назад и усадило в радужно коричневую жижу, заполнявшую оборонительный ров перед стеной бордюра, за которой лежал тротуар.
Посидев, Старкин пришел в себя и поспешил встать. Стоя в луже, он бросился приводить себя в порядок, но вновь открывшееся движение автомобилей вытеснило его в пешеходную зону. Там Старкин тут же забыл о том, что побывал в луже и зашагал по направлению к Историческому музею.
“ART OF МАРТ” – прочитал он на афише, на которой также был изображен полуостров Крым, разукрашенный в цвета российского флага. Одобрительно кивнув, Старкин вошел в двери музея.
Пройдя через металлоискатель, он первым делом метнулся к киоску с книгами и внимательно изучил ассортимент, но ничего не купил. Затем спустился в гардероб, куда с трудом сдал свое испачканное пальто, поднялся и начал осмотр экспозиции.
Центр первого зала занимало гигантское полотно Айвазовского «Позор Владычицы Морей», изображающее разгром Британского флота в Балаклавской бухте в 1856 году. От картины расходились концентрические круги, выложенные на полу штандартами погибших судов. Вдоль стен, увешанных картинами разгрома Англо-Франко-Турецкой армии, расположились трофеи: пушки, личное оружие плененных Джеймса Браднелла, 7-го графа Кардигана, и маршала Канробера. И даже паровой котел крейсера "Шарльмань". Экспозицию первой Крымской Войны венчала картина Александра Иванова «Явление адмирала Нахимова в Санкт-Петербург с докладом о разгроме врагов России в Крыму».
Второй зал был посвящен выдающимся деятелям Первой Крымской республики: от генерала Слащева, до президента Врангеля, от министра Набокова, до барона Фредерикса.
Третий самый большой зал освещал самые темные годы Крыма – годы оккупации полуострова Украиной.
Портрет убитого крымскими патриотами первого гауляйтера Тавриды Романа Шухевича задавал тональность всей экспозиции третьего зала. Маленькие, какие-то свиные, глазки вместе с сардонической улыбкой выдавали в Шухевиче маньяка, дорвавшегося до неограниченной власти.
Под портретом содержались скупые статистические данные: За время правления «Крымского Де Сада»: 1945 – 1968, повешено 1,5 млн., расстреляно 450 тыс., замучено в застенках 750 тыс. русских жителей полуострова. Из них лично Шухевичем – не менее 5 тыс. В основном женщин и детей, к которым кровавый гауляйтер питал особую слабость.
Рядом с портретом Шухевича, заняв приличную площадь, экспонировались весьма затейливые инструменты, механизмы и целые станки, использовавшиеся кровавыми диктаторами для мучений неугодных, практически всю категорию которых составляли русские.
Старкин отвел взгляд от столика с хромированными орудиями, стоящего рядом с гинекологическим креслом, на которое для зрелищности положили восковую фигуру молодой женщины.
После убийства Шухевича в 1968 году в Крыму наступила короткая оттепель: назначенный главой региона польский аристократ Вацлав Понятовский питал не больше любви к русскому народу, чем его предшественник, но считал его методы недопустимо варварскими. Однако вошедшее во вкус всевластия бывшее окружение Шухевича сделало все, чтобы новый наместник был переведен в Одессу. Его место занял бывший полицай из Ровно Остап Шевчук, и полуостров снова погрузился во тьму насилия.
Только в 1988 году, с падением националистического режима в Киеве, машина уничтожения русского народа в Крыму и по всей Украине закрыла свою хищную пасть. Но лишь через 25 лет в результате кровопролитной войны против своего алчного соседа России удалось вернуть себе истерзанную оккупантами Тавриду. И только теперь, в марте 2014, зверства, которые почти полвека творили на полуострове украинские сатрапы, стали достоянием мировой общественности, ужаснув даже прибалтийских нацистов из Waffen SS.
Окончив осмотр выставки изучением панорамы героической осады Севастополя, потрясенный Старкин, получив пальто в гардеробе, траурным шагом подошел к книжному киоску.
- Севастопольские рассказы, пожалуйста, - обратился он к пожилой киоскерше, протягивая деньги.
- Покажите, где она стоит, - попросила женщина, и Старкин ткнул пальцем в серую обложку с фотографией автора.
«Корнет Фёдор Достоевский, Севастопольские рассказы», - удовлетворенно прочел Старкин, поглаживая глянцевый переплет и, сунув книгу в широкий карман пальто, набирая привычную скорость, он вышел из музея.
Вторая – не меньшая по численности группа свидетелей, придерживалась иной версии истории. По словам этих людей, Старкин и близко не подходил к светофору, а упал, споткнувшись о бордюр. Видимо, при падении он сильно ударился, потому что так и остался лежать на тротуаре, пока через сорок минут его, подняв и перевернув лицом вверх, не уложили на носилки и не увезли куда-то на скорой.
Последняя – самая многочисленная треть свидетелей – скорее запутывает, чем проливает свет на эту темную историю, так как с самого начала настаивала и продолжает настаивать на том, что никого, похожего на Старкина в тот день ни на пешеходном переходе, ни на тротуаре Охотного Ряда, ни даже в Историческом Музее не было.