Стремный городок на усыхающей речке

Борис Ляпахин
           БЛИЖНЯЯ ПРОВИНЦИЯ. ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД 10.

     Так иногда хочется сотворить нечто трогательное, даже эпическое, чтобы до слез, о малой своей родине и назвать как-нибудь соответственно. По-твеновски, скажем. Помните "Городок на Миссисипи"? Только здесь как-то изначально не клеится. И городок вроде есть, и речка при нем (или наоборот). Но в том-то и дело, что речка наша – не Миссисипи, и контраста долженствующего не получается.
     На моей еще памяти, а мне уж до пенсии рукой подать, Клязьма была судоходной аж до самого до Владимира. И хотя уже тогда, как транспортная артерия, она и в счет не шла в сравнении с железнодорожным змием, и даже автогужевой тягой, и не будили ее окрестности иерихонские трубы лайнеров и сухогрузов, но, помнится, ежедень поутру, часиков этак в шесть, отваливала от Ковровской пристани, плотика в несколько бревен, груженая баржонка и тилипала себе курсом вниз по течению до Повенца и едва не до Вязников. Груза на барже бывало пяток коровенок да с десяток ягнят, купленных или не проданных накануне на рынке, да их хозяева, почтенного возраста крестьяне из прибрежных деревень. А еще рыбаки-охотнички, справлявшиеся в заповедные места по-за Клязьминским Городком. Заказники да заповедники там учредили позже, а в те поры кормились здесь вольготно. Да и было чем.
     Не с тех ли вояжей на барже меня вскоре к морям потянуло? Последний мы проделали с отцом в последнее его лето - до сих пор помню до малых подробностей.
     Река и многочисленные озера вокруг кипели рыбой и дичью, в лугах от полуницы дух перехватывало, сквозь ежевику и смородину не продерешься, а в лесах малины и грибов необеримо. Лесная же дичь не переводилась, и сам хозяин нередким гостем на малинниках бывал...
     По реке, как водится, фарватер обозначен, бакенами да вешками, и бакенщик был знаменитый на всю округу – Костя Покарай. Он и привечал промысловую братию.
     Сегодня Клязьму в районе Коврова и на километры вверх-вниз от него почти в любом месте вброд перейдешь, даже мошонку не замочив. Порой кажется, что еще чуть-чуть, будь лето посуше да пожарче, и пересохнет она, Клязьма-матушка, как какая-нибудь Сыр-Дарья в Каракумах. Но там, в Каракумах, Сыр – или Аму-Дарья, может, вообще без надобности. Верблюды неделями без воды обходятся, да и аборигены тамошние, чай, под верблюдов подстроились.
      А ведь по нашей-то Клязьме монстры промышленные стоят: что во Владимире, а пуще здесь, в Коврове, которым без воды, как в песне поется, ни тпру, ни ну, ни ку-ка-реку. Или они теперь водозабор исключительно из подземных артезианских источников осуществляют, а в реку только промотходы скатывают, пополняя ее, болезную? Пусть так. Но неужто у градохозяев и начальников по-человечески душу не саднит за прародительницу нашу? Полноводной-то она только по весне бывает, да и то, кажется, за тем лишь, чтобы вынести на себе пригородные помойки.
     Днями километрах в двух вверх по течению, близ турбазы “Ландыш”, земснаряд обнаруживаю. По берегу труб понабросано, пятачок этакий гладко расчищен, шестами по кругу обозначен. Ну, думаю, власти за ум взялись, пошло дело! Скоро речка наша опять судоходной станет (кстати, на карте области Ковров по сей день, помимо прочего, якорем обозначен, как город-порт), глядишь, еще и под парусом тряхнем стариной.
     Потолковали с рабочими с землесоса. Оказывается, они на рвача-частника горбатятся - снаряд ему принадлежит. Разведал он, где песочек почище да позернистей, тут и моет, покуда весь не высосет. Песок на ДСК да другим фирмачам продает – нынче эвон сколько коттеджей громоздят. Деньгу, говорят, тот снарядчик хорошую черпает, а рабочим сущий мизер платит. А работенка на снаряде, скажу я вам – это не на огороде шланги перетаскивать. Ребята уже сбежать с этой золотоносной жилы навострились. Вопрос - куда?
     Предприятий в городе – пруд пруди, и рабочих мест – все газеты в объявлениях. На все оборонные заводы приглашают квалифицированных станочников (в первую голову), не говоря уже о провальных экскаваторном или приборостроительном заводах. Сперва разогнали, а теперь хватились: работать-то некому. Заманивают, зарплату баснословную обещают и своевременно. На былой “жемчужине ВПК”, электромеханическом, аж до десяти тысяч сулят. Для нашего города это хорошие деньги – как не соблазниться! Соблазнился кое-кто, вернулся, а там… Стыдно сказать, у лекальщика первой руки едва до трех натягивается. То же и у станочников. А уж коли и огребает кто десять кусков, так это наверняка из приблатненных.
     Какая чехарда на областном флагмане оборонки ЗиДе (завод им. Дегтярева) творилась (да прекратилась ли?) – на этом все местные, и не только местные СМИ вкупе с властями перегрызлись. Столичные “долгорукие” норовили его ухватить – уж больно лакомый кус.
     Представительная власть, горсовет, ведомая кучкой нахрапистых избранников из местной скабрезно-популистской газетки, занята разборками с властью исполнительной. Мэра за все нынешние и прежние грехи шпыняют. А сами того мэра и назначили. И тому, в свою очередь, не до нормальной работы. И разбиты в городе дороги (стоит от центрального проспекта за угол свернуть, так будто на испытательный полигон угодил), и расхристан общественный транспорт и только клянчит о повышении тарифов; и дышит на ладан и трепещет в преддверии каждой зимы жилкомхоз, и всюду грязь, мусор, свалки. И при этом транспаранты на многих столбах кричат, что место сие – лучший город земли.
     Так уж природой устроено: для почти всех людей лучшее место на земле – то, где он народился. Живет удачливый предприниматель в благословенных Штатах (доподлинно знаю), делает свой бизнес, а ночами грезит и пишет стихи о… Коврове. Потому что родом отсюда вышел.
     И аз, грешный, куда бы ни заносила меня нелегкая, а носило меня от Уолфиш-бея и Джорджес-банки в Атлантике до Калифорнии и Аляскинского залива в Тихом, и во все те благополучные, в общем-то годы, не было ни дня, чтобы я не помечтал о Союзной улице, ныне проспект Ленина, где стоял мой дом, о парке Дегтярева или городском пляже с ажурным  бревенчатым мостом над Клязьмой-речкой. Так что не надо играть на ностальгии и патриотизме – тоже. Патриотизм-то, он разный бывает. Это я к вам господа, взявшиеся за управление нынешней жизнью, обращаюсь. Ведь, положа руку на сердце, вы взялись за него не из благих побуждений (таких средь вас – наперечет), а единственно себе урвать. И рвете. И посему у нас разница в зарплате квалифицированного рабочего и заводоуправленца сотен раз достигает (в застойном Союзе, как и ныне на прогнившем западе, она не превышает трех-четырех раз).
      Как-то, с полгода назад, устав от безработицы и случайных заработков, попытался я было за колючую проволоку вернуться, на оборонное производство. Созвонился с прежним начальником цеха – как-никак, токарь шестого разряда. Да приходи, говорит, за милую душу. Хоть и перерыв у тебя в станочной практике, да знаю, что тебе и двух недель не потребуется, чтобы навыки вспомнить. Я, говорит, завтра же с директором по кадрам перетолкую, а ты мне на следующей неделе звякни.
     Звоню, как условились, и вроде по телефону вижу, как мой начальник очи долу от стыда опустил. Ты уж извини, говорит, но шеф сказал, что “только через мой труп”. Или с разрешения генерального. А к генеральному с этим как-то неловко…  На том и раскланялись.
     Спросите, в чем дело, если на заводе такой дефицит кадров? Да в том, что я, в бытность на том заводе, рабочий комитет возглавлял, а впоследствии на ниве СМИ потрудился. И, представьте, будучи газетчиком, не всегда был им любезен. Интервью они все-таки давали и финансировали наши литературные сборники. А вот теперь… А что теперь? Будем жить дальше.
     Ведь я совсем не уверен, что они, с их "линкольнами" и помпезными дачами, счастливее меня, безработного пешехода. Я даже не в обиде на тех, кто не дает мне работу – я их понимаю.
     Одно озадачивает – неужто по всей России так?…