Рецензии
Рассмешили Вы меня. Правда, потом с грустью вспомнила своих заводских, которых "ушли", а затем за помощью к ним домой приезжали, дескать "ваш опыт бесценный..."
Юрий, отпустите Вы их с Богом... С Чубайсом только?)))
Ну, хоть и с Чубайсом. Лесом...
И на сердце оттепель. И свобода.
Всех благ Вам.
Лора Шол 28.04.2020 16:44 • Заявить о нарушении / Удалить
+ добавить замечания
интересно, и ко мне они все приезжали, Бог им судья.
Юрий Марахтанов 28.04.2020 19:47 Заявить о нарушении / Удалить
Так схема одна, Юрий.
Бытие фарисеев
кинорассказ
Время действия – 1999г., весна.
Действующие лица:
Парторг – мужчина возраста 46 лет, круглолиц, лицо не по сезону загорело, на щеках бликуют розовые сытые пятна, хохотун.
Балерун -- мужчина в возрасте за 60-т, высок, широкоплеч, седоват, но подстрижен под нового русского, в соку, или по крайней мере старается показать это.
Девушка – женщина в возрасте за 40, моложава, при ходьбе ступает, расставляя носки наружу, за чем угадывается пусть давняя, но балетная школа.
Рузвельт – женщина с волевыми чертами лица, ей далеко за 50-т, взгляд пронзителен, держится свободно, по всему видно – баба не промах.
Микрософт – женщина неопределённого возраста - между 35 и 45 – высоковата, худа, держится неестественно прямо, будто пешню проглотила.
Муромец – мужчина непонятного возраста, спящий всё действие персонаж.
Место действия – дача Парторга, которую мы видим фрагментарно снаружи и более подробно – изнутри. Снаружи дача невзрачна, если не сказать - убога.
Тёплое весеннее утро перед Пасхой. Парторг и Балерун вдвоём катят по садовой дорожке инвалидную коляску. В коляске Рузвельт, она, как и другие герои, одета очень скромно – ношеную телогрейку, ноги прикрыты солдатским одеялом, на котором угадываются прожжёные следы от утюга. Создаётся впечатление, что Рузвельта – пытали.
Позади сопровождающих и коляски - Девушка и Микрософт. Они идут под ручку, ни дать ни взять – шерочка с машерочкой, в телогрейках же, но с легкомысленными цветными косынками на шеях. Обе вежливо беседуют о чём-то.
Камера, как бы поднимаясь ввысь, показывает шествие героев сверху, мы видим большой якорь у дачи на входе, собачонку, привязанную к якорю, которая стоит на задних лапах; в кадре появляются крыши других дач, крытые оцинковкой, цветной черепицей, на худой конец – шифером. Дача Парторга – кое-как покрыта рубероидом, но иногда, от лёгких порывов ветра, рубероид приподнимается, и мы видим под ним, также цветную черепицу.
Кругом солнечно, откуда-то слышится благовест.
Камера опять укрупняет план, мы видим уже старинные санки у входа в дачу, со странно загнутыми с обоих концов полозьями, на них надпись – Ионовы. Собачонка вблизи оказывается жалкой дрожащей и виляющей хвостом псиной, подобострастно смотрящей в объектив камеры слезящимися глазами.
Балерун – И чего мы тебя возим? - останавливая коляску, весело рокочет. - Точно Рузвельт. Да ты ещё нас переживёшь.
Рузвельт с неохотой поднимается из коляски. У неё затекли ноги.
Парторг, довольный солнцем, теплом и доносящимся благовестом, приглашает всех в дом. Он открывает скрипучую, полу развалившуюся дверь; за ней мельком видна вторая дверь – бронированная и любовно покрашенная, но как следует рассмотреть её не удаётся. Парторг загораживает объектив камеры плотным, упитанным, как и лицо, задом.
Стоп кадр. Тихий благовест. Титры (медленно, со скоростью, дающей не только время прочитать, но и обдумать прочитанное), душевный голос за кадром читает титры – то же и в других стоп кадрах..
«Парторг. Бывший комсомольский вожак. Окончил рабфак. До перестройки – парторг. В начале перестройки – закопал свой партийный билет в саду и придавил якорем, чтобы никто не докопался. Якорь с друзьями приволок с берега Волги с расстояния пятьсот метров. В пост перестроечные времена – главный инициатор регулярных поездок ИТР и служащих к чьим-то святым мощам. Рабочих в поездки не берёт, объясняя это тем, что ”негоже рабочим смотреть как инженеры в святом озере голышом купаются”. Один из руководителей химического предприятия. Акционер.»
Далее камера показывает домишко Парторга изнутри. Аскетическая, спартанская, если не сказать убогая обстановка.
На первом плане длинный стол (такие бывают в кабинетах начальников, для заседаний), за которым, сидя на двух стульях и положив голову на столешницу, спит неказистый мужичок. Мы видим его со спины, а потому вынести какое-либо мнение о нём – не можем. Кроме одного – мужичок спит давно и основательно.
Стоп кадр. Мы видим спину спящего. Титры и голос за кадром.
«Муромец. 1530 на 500 на 200. Спит в любой из геометрических плоскостей. В течение пяти лет не опоздал ни на одно оперативное совещание у Директора, но и не высказал ни одного слова. Один из руководителей химического предприятия. Акционер.»
Девушка (с детской удивлённостью) – Батюшки, а Муромец уже тут!
Парторг – С прошлого раза забыли.
Тем временем камера даёт беглый план комнаты, переходя с одной стены на другую, и на несколько секунд останавливаясь на развешенных по стенам плакатах, Мы можем прочитать только написанные крупными буквами, начала текстов.
Родина мать зовёт! (мы видим женщину на плакате).
Пятилетка качества...
Рабочий помни...
Слава советским женщинам!
Что сделал ты...
ИТР и Служащие...
1% снижения себестоимости...
А ты записался ...(мы видим красноармейца )
Ни одного отстающего рядом...
Камера останавливается на последнем плакате:
Добро пожаловать! -
если вас сюда приглашали.
Камера плавно переходит в угол комнаты, где горит лампадка, висит икона Николая угодника, но с ликом Чубайса. Чуть ниже висит маленькая иконка с ликом Немцова.
Столпившиеся гости молятся неумело на иконы, слышны распевные голоса героев и отрывки молитв, принадлежащих каждому (синхронно голосам, камера показывает лица молящихся, за исключением спящего Муромца).
Рузвельт – Отче наш, сними камень с души мя...
Балерун – И многие лета тебе из молодых, да ранний...
Девушка – Чтобы житие нам, как птицам небесным...
Микрософт – И камни возопили , - замешкалась,- а расчёты экономические запутались...
Парторг – Спаси и сохрани строения и схроны наши...
Во время эпизода, звучавший до этого благовест, тихо умолкает и плавно переходит в одну из мелодий В.Высоцкого. На последних словах Парторга, в тон речитативу его молитвы, как бы с небес, слышна голосом Высоцкого фраза: «Дураки, прости Господи...» Молящиеся закатывают глаза вверх.
Моление заканчивается, но Парторг переходит к другой иконе и молится персонально. На иконе мы видим изображение Ионовых санок, стилизованное под портрет, на нём и надпись «Ионовы – санки прадеда»
Парторг (бьёт поклоны и читает молитву – распевно, речитативом) –
Вновь весна... И ручьи вдруг пенятся (кланяется)
И лютиком топь зажелтела (кланяется)
И опять я в своём именьице... (кланяется)
Слава Богу! (бухается на колени и стукается лбом об пол)
Всё пока цело... (встаёт и брезгливо снимает телогрейку).
Рузвельт (из коляски) – Чего это ты тут читал, Парторг?
Парторг – В 1917 году писана, в самый разгар революции.
Балерун -- Каждый самовар пыхтит по-своему. Да, телогреечки пора бы и снять, а то скоро Барин приедет – не любит он этой униформы.
Микрософт (быстро соглашаясь с Балеруном и снимая телогрейку) – С нашим Директором скоро, как в Северной Корее будем – все на одно лицо.
Стоп кадр. В кадре мы видим застывшую в неестественной позе Микрософта. Титры. Голос за кадром.
«Микрософт. Любит и умеет смотреть в рот каждому. Несостоявшийся стоматолог. Сейчас руководитель экономического подразделения предприятия. Жалостива ко всем. Участвует во всех похоронных процессиях в районном центре. Мечтает стать профессионалом в региональном масштабе. Боится компьютеров. От ощущения, что их скоро внедрят на предприятии, испытывает такую безысходность, что в пору хоть утопиться. Доказывая свою незаменимость, умеет так запутать любой экономический расчёт, что всем становится тошно. Иногда её безысходность переходит в ужас и с причитанием: ”На мне лица уже нет!”, - она отпрашивается на чьи-то очередные похороны. Работник химического предприятия. Акционер.»
В стоп кадре, за спиной у Микрософта, мы уже более подробно можем прочитать плакат, начало которого видели ранее:
1% снижения себестоимости –
лишний налог на прибыль.
Вновь включается камера. Балерун пытается стянуть со своего крупного тела телогрейку, она несколько длиннее, чем у других, нестандартна и больше похожа на кафтан. Мы уже видим обтянутые трико ноги Балеруна, его выпирающие из заштопанного по шву трико – гениталии.
Стоп кадр. Титры. Игривый женский голос за кадром.
Балерун. Работал директором театра оперетты. Был лично знаком с каждой артисткой кордебалета. После того, как положил глаз на ”приму” театра, которую также созерцал руководитель городского департамента культуры, по настоятельной просьбе последнего, переведён в провинцию, на завод, в химическую отрасль. Одно из постоянных непреходящих чувств – томление – отторженое желание, отделённое от предметов его вожделения, но всё ещё попусту устремлённое к ним. С этим томлением он и носится, как дурак с писаной торбой. Любит поговорить с женщинами, получая наслаждение через слух. Один из руководителей химического предприятия. Акционер.
В стоп кадре, за ногами Балеруна, хорошо виден плакат на стене:
Слава советским женщинам! -
не помнящим, кто их такими сделал.
Рядом с этим - другой:
Пятилетка качества –
развратила клиента.
По мере того, как переодеваются герои, становится видно, что они облачены в боярские одежды. Некоторые уже успели одеть и боярские шапки, несмотря на тёплый весенний день.
В комнате, где происходит действо – камин. На нём стоят семь слоников. Каждый, переодевшись, подходит и берёт своего. Девушке достаётся самый маленький. За столом всё также мирно спит Муромец. Девушка, переодетая в боярскую одежду, мнётся в нерешительности рядом и брезгливо глядит на Муромца. Под тем лужа неизвестного происхождения.
Рузвельт (сидит в коляске напротив Муромца, поясняет Девушке) – Спит и видит, как Директора скинуть. Аж слюнки текут.
Опять Стоп кадр Муромца. Уже не со спины а в фас. У Муромца и вправду по детски течёт слюна, которая и образовала лужицу на полу. Титры. Голос за кадром.
«Испытывает даже во сне скорбь о чужом благе и постоянное желание – если не достигнуть того же, то хотя бы перебежать дорогу. Такие перебежки особенно удачны в его снах.»
За его спиной плакат:
ИТР и Служащие! - покажем
(камера берёт следующую строку)
кукиш в кармане нашему Директору.
Камера идёт дальше, и мы видим, что голова Муромца покоится на листе ватмана, под головой крупная надпись:
КаНаРСпи...
Девушка садится с ним рядом, осторожно вынимает ватман из-под головы Муромца, и теперь мы видим всю надпись-заголовок:
КаНаРСпиД - Как Нам Решительно Спихнуть Директора.
Стоп кадр. Титры. Голос за кадром.
«Девушка. Разомлелость – главная черта её всё ещё страстной души. В прошлом балетная школа и бухгалтерские курсы. Засыпает и встаёт с чувством оскорблённой невинности. После сдачи квартального баланса, она мчится домой не слыша под собой ног, но, одновременно, и с нехорошим поскрёбыванием на душе от предстоящих штрафов налоговой инспекции. Постоянный румянец на щеках – это от робости совершить хоть какое-нибудь действие. Один из руководителей химического предприятия. Акционер.»
Она брезгливо отодвигает от себя лист ватмана, а у неё над головой мы видим плакат:
Ни одного отстающего рядом! -
в стройных рядах заговорщиков.
Персонажи потихоньку рассаживаются за столом, каждый со своим слоником и боярской шапкой на голове.
Рузвельт, сидя в коляске, пытается открутить голову самому крупному слону из семи, на котором надпись ”Директор”.
Рузвельт – Заржавела что ли? Не отворачивается, - руки её властны и крепки, и не вяжутся с общим её видом в инвалидной коляске. – Давно не отворачивали, с прошлогодней попытки.
Стоп кадр. Титры. Голос за кадром.
«Рузвельт. Умеет снять сливки с любой ситуации. Всегда имеет на кого-то сердце. Без желания неприятности другому, постоянно усиливающегося, жизнь её скучна и неинтересна. Иногда компенсирует недостаток враждебности, упрямством и при попадании ей вожжи под хвост можно выносить святых. Скорбь об исчезнувшем соцсоревновании, где она неизменно выходила победителем, переросла в настоящее время в соперничество – скорбь, когда другой располагает тем же , чем и ты, от чего тоска и камни на душе и даже в почках. Один из руководителей химического предприятия. Акционер.»
Как и в других стоп кадрах, за спиной Рузвельта мы так же видим плакат:
Рабочий, помни!
Господин – это тебе не товарищ.
Под этим и другой плакат.
Что сделал ты?! -
чтобы дораспродать родной завод
стратегическому партнёру.
Наконец все расселись. Камера, скользя по плакатам, иконе Чубайса, постепенно из полумрака помещения выглядывает за окно, где солнечно, чуть ветрено, весело. Опять звучит благовест, но камера уже возвращается обратно, задерживаясь тем не менее на большом ржавом якоре у входа в дом. Неожиданно мы обнаруживаем для себя, что дом не так уж и плох, как поначалу казалось. Впечатление замены декораций.
Сцена разговора за столом начинается с крупного показа как бы иконы, но оклад её много богаче, чем на иконе Чубайса. Чувствуется, что это культовый идол для каждого из сидящих. На иконе некий текст, который нам долго и крупно показывают.
«Под тяжёлой пятой Бахвалова
Жить на прииске стало невмоготу»
этот момент Парторг забирает из рук Рузвельта фигурку слона с надписью ”Директор” и умело отворачивает ему голову. Девушка вздрагивает, а Рузвельт чисто по-женски и сочувственно отводит взгляд в сторону, и мы понимаем, что Рузвельт – прежде всего женщина.
Более громко слышна музыка В.Высоцкого, которая раньше угадывалась, но звучала ненавязчивым рефреном. Сейчас мы слышим отрывок из песни ”Старый дом”.
И затеялся смутный, чудной разговор,
Кто-то песню стонал и гитару терзал,
И припадочный малый – придурок и вор –
Мне тайком из-под скатерти нож показал.
Кто ответит мне - что за дом такой,
Почему во тьме – как барак чумной?
Свет лампад погас, воздух вылился...
Али жить у вас разучилися?
Во время исполнения музыкального фрагмента, камера рыскает по комнате, от голоса певца (а может быть от ветра через форточку) мечется пламя лампадки под иконой Чубайса, раздувается занавеска на окне. Между первым и вторым куплетом камера показывает спящего Муромца.
Становится ясно, что собрались люди, невзлюбившие за что-то своего Директора. Все решительно снимают с себя боярские шапки и, вроде бы как в кураже, кидают их на середину стола. По всему видно, что предстоит жаркий спор.
Стоп кадр. В кадре фигурка слоника с отвинченной головой. Титры. Голос за кадром.
«Директор. Когда его начинали хвалить учредители с контрольным пакетом акций, он задумывался: ”Не сделал ли я чего плохого заводу, если они меня хвалят?!”»
Камера показывает сверху головы наших героев. Постепенно, по мере вступления героя в разговор, выводит на экран говорящего.
Парторг - Господа!
Балерун - Кто не смыл в туалете?
Рузвельт - Ну тоньше некуда. Прямо аттическая соль. Упражняться в остроумии будем или решать, что делать, в конце концов!
Микрософт (торопливо) – Надо всё обдумать и решить, кто выйдет к Барину с идеей...
Парторг (с издёвкой) – Какой идеей?
Микрософт – Ну-у (мнётся, ища поддержки, упирается взглядом в Девушку), ну...
Девушка (мечтательно) – Как на улицу хочется!..
Балерун – Хочется?
Девушка (обиженно) – Вот Вы всегда говорили, что у меня – простите – хрен вместо мозгов. А у самого ещё больше.
Балерун – Мечтать не вредно.
Телефонный звонок. Все смотрят на старый разбитый телефонный аппарат. Балерун сидит рядом, открывает его, как сундучок, достаёт оттуда сотовый телефон.
Балерун – У аппарата.
Мы слышим женский голос в трубке: ”Извините, Девушку можно?”
Балерун – Девушка, тебя можно?
Девушка – Меня всегда можно, - но тут же спохватывается (румянец на щеках). – Я Вам что, Прости Господи какая?! - берёт трубку и, недолго слушая, перебивает. – Сейчас все дела брошу и побегу вам платёжки подписывать. Подождут.
Выключает аппарат и кладёт его снова в ”сундучок”.
Задумчивый Парторг. Перед ним страница исписанного столбцами мелкого текста, камера наезжает на текст и мы успеваем прочитать -- ”Список синонимов для парторга”, видим часть текста:
«Актуальный, назревший. важный...
Следовать, вытекать, являться...
Представляет, является признаком, выражает...
Реализовать, обеспечить, выполнить, сформировать...»
Камера бегло ”оглашает” весь список, но уже не разборчиво.
Парторг – Положим...
Балерун – А я про что?
Парторг – Допустим...
Балерун – А куда они денутся?!
Парторг – Предположим...
Рузвельт – А вот это уже другое дело. Мы о Директоре будем говорить или о бабах?
Микрософт – А мы-то тут при чём?
Девушка – Действительно, - затем, немного помолчав, неожиданно добавляет. – Может, рассосётся всё?
Рузвельт (сердито) – Это тебе не беременность, теперь уж не рассосётся.
Балерун (голосом Ельцина) – А мы ему рокировочку: Директора – спихиваем, Барина – ставим. В одном мы только промашку дали – надо было Друга директорского пригласить.
Парторг – У него и акций-то нет.
Балерун (задумчиво) – Разве в акциях дело?
Микрософт – Есть у него акции. Две.
Парторг (смеётся) – Сколько?!
Микрософт – Две. Он у Бореньки глупенького купил.
Рузвельт – А у того откуда?
Микрософт – А когда мы приватизировались (после этих слов все дружно поворачиваются к иконе Чубайса и крестятся; Муромец – естественно – спит), Боренька половинку ваучера принёс, ну ему и дали ради смеха...
Рузвельт – Господи, прости нас грешных! (все опять крестятся).
Парторг (мечтательно) – Да-а... неплохо бы Друга директорского привлечь...
Рузвельт – А кому он мешает? Вроде твоих санок – не шьёт, не порет.
Девушка – Да разве бы он пришёл?
Задумчиво смотрит на часы Балерун, под часами плакат:
Родина мать зовёт! -
купи домишко на Канарах.
Балерун – Однако скоро Барин прибудет, а главного мы так и не решили, кто ж идею – Директора сменить – Барину изложит?
Парторг – Я думаю, мне доверите.
Возникает неловкая пауза. Взгляды всех (кроме спящего Муромца) устремлены на середину стола, где рядом с грудой разновеликих, как и слоники, боярских шапок, - покоится блюдо с бутербродами: на кусочках хлеба сиротливо синеют одинокие кильки. Рука каждого медленно тянется через стол.
Парторг – Вы что! Жрать сюда пришли?! - быстро хватает самую высокую боярскую шапку, и надевает на голову.
Остальные нехотя берут по бутерброду, тут же над блюдом переворачивают их: с обратной стороны бутерброда – икра, балык, масло. Шапки остаются на месте. У Девушки с переворачиванием бутерброда ловко не получается, аппетитная часть падает на пол, в слюнную лужу под спящим Муромцем.
Микрософт (с мнимым сочувствием) – Не поваляешь, - не поешь.
Девушка чуть не плачет и теребит в руках бутерброд с килькой и маленького слоника, который и помешал ей словчить с переворотом.
Рузвельт (берёт оставшийся на блюде бутерброд Муромца, ловко переворачивает его и даёт Девушке) – На, уж, сирота ты наша казанская.
Все опять выжидательно смотрят на Парторга.
Парторг – Ну, что, порешили?
Балерун (сладко потягиваясь и поигрывая неплохими мускулами, угадываемыми под одеждой) – Я красивый, как собака! А чегой-то ты Барину докладывать должен? В первые замы метишь? - с затаённой ревностью смотрит на высокую шапку Парторга.
Рузвельт – Уж больно ему подосрать-то Директору хочется : он же для нашего Парторга меньше чем для других добра сделал.
Парторг (придвигает к себе ватман с планом КаНаРСпиД) – Как раз не меньше. Поэтому я и первый в этом деле. Чего ж мне самому за себя доказывать, не хуже меня знаете.
Микрософт – Подумаешь – уволить тебя не дал, да в цеховых запрятал. Ну план ещё несколько раз скостил, премии не лишил, так не без моей помощи.
Парторг – А брак сколько раз за нами покрывал, на освоение списывал, а аварии, а...
Балерун – Ну и всё.
Парторг (волнуясь и выкладывая последний козырь) – Да он же меня из рядовых снова в замы вывел, - поправляет на себе боярскую шапку, -- несколько раз за себя оставлял.
Девушка – Это он от нужды, Друг в командировке был.
Парторг – Ты-то уж помолчи. Не тебе ли к Барину идти? Да Директор тебя после налоговых проверок два раза чуть не уволил.
Девушка (со слезами) – Не уволил же. Наоборот – путёвку дал: ”Отдохните, - говорит, - и за дело принимайтесь”.
Балерун (насмешливо) – Это хрен ли! С таким досье к Барину идти – на кулак нарываться.
Девушка – Положа руку на сердце, мне, как мужчина Директор вообще нравится.
Балерун – Во - о - от! Колись уж теперь.
Девушка (плачет) – Чего колоться-то? У него одна работа на уме, да план.
Рузвельт – Это точно, - встаёт из коляски и решительно подходит к окну, -- я ему как-то раз говорю: ”Товарищ Директор...”
Парторг – Любит он это слово ”товарищ”, мимо рабочего не пройдёт, что б руки не подать.
Рузвельт – Так вот я ему и говорю: ”Чего я здесь сижу?” Он отвечает: ”И правда. Ехали бы в командировку, регионы пощупали,” - она опасливо покосилась на Балеруна. - Я ему своё: ”Я раньше как работала. Сижу дома, клиент ко мне в ноги кланяться едет”.
Не понял. Продукции-то на складе не было, а какая была – не взглянешь. А теперь что?! Хочешь тебе - ”питьевая”, хочешь - ”техническая”, хошь – под молоко, хошь – под пепси! (она в сердцах сплюнула).
Балерун – А он что?
Рузвельт – Устали, - говорит, - отдохните. Я месяц сижу на больничном, второй, а завод как работал, так и работает. Только график отгрузки вверх прёт.
Мне к Барину надо идти.
Балерун – Два месяца! Насмешила. Я – пять не показывался, две операции успел сделать, так он не только зарплату сохранил, а и операции оплатил.
Всё это время что-то пытается сказать Микрософт.
Парторг – Ты-то уж помолчи. Не выгнали тебя и всего-то. Десять планов за месяц сменишь, и всё не по ряду.
После того как все высказались, наступила долгая пауза. Камера опять рыщет по комнате, мы видим груду сваленных в углу телогреек, плакаты на стенах и вновь долгий показ плаката-идола:
Под тяжёлой пятой Бахвалова,
Жить на прииске стало невмоготу.
Девушка (робко) – Кому ж идти-то? Вроде бы каждый достоин свинью-то подложить (покрывается румянцем).
Балерун (решительно) – Давайте поступим по совести, - все облегчённо вздыхают. - Надо метать жребий. Он, конечно, может и Микрософту выпасть, как говорится не по Сеньке шапка, но ничего уж не попишешь.
Парторг – А ты у нас всегда был не без царя в голове. Жребий - так жребий.
Он снимает свою шапку и, переворачивая, кладёт на стол. Отрывает от ватмана длинную узкую полоску и делит её на шесть частей.
Микрософт – А почему на шесть?
Камера показывает спящего Муромца, Девушка ласково гладит того по голове, но Муромец даже не шелохнётся.
Рузвельт – Надо по справедливости. Ну проспал пять лет, чего ж теперь? На шесть дели. Чей первый номер выпадет, тому и... почести.
За окном всё ещё солнечно. Благовест. Кажется, что пахнет куличами.
Из шапки тянут жребий, и не понять: то ли сожаление, то ли облегчение на лицах, когда первый номер прошёл мимо.
Осталась последняя бумажка. Все смотрят на Муромца.
Балерун -- Как от сердца оторвал (будит Муромца) . Держи, Голова.
Муромец просыпается и как ни странно, сходу въезжает в ситуацию.
Муромец – Ну что успели?
Балерун - Успели. Только не наш номер.
Все опять поворачиваются к иконе Чубайса и нервно молятся.
Парторг - А Барина-то всё нет.
Микрософт – Час уж, как должен быть.
Балерун – Позвонить надо бы.
Парторг (подходит к старому телефонному аппарату, достаёт из него сотовый телефон, передаёт Муромцу) – Звони.
Муромец звонит. Включается громкая связь, мы слышим гудки, затем голос:
«С вами разговаривает автоответчик. Прослушайте басню Эзопа.-- Рыболов играл на дудке, чтобы приманить к себе рыб; когда же это ему не удалось, он поймал их сетью. Видя, как рыбы, вытащенные из воды, бьются на земле, он сказал:”Глупые, когда я играл, вы не хотели плясать по моей дудке, а теперь, когда я перестал, вы пляшете”».
Короткие гудки, переходящие в насмешливый перезвон колоколов, и далее в мелодию звучавшей песни Высоцкого, но без слов.