(продолжение)
Начало см. Агент НКВД:
http://www.proza.ru/2014/02/13/1150
ЛИКВИДИРОВАТЬ "ВОРОНА"
1.
Сразу же после отъезда Ганзля Алексеев, по рекомендации Павла и с санкции подполковника переведенный на должность делопроизводителя абвергруппы, засел за оформление документов для диверсантов. Решением Канариса все они с началом решающего наступления немецких войск на Москву должны быть воздушным путем заброшены в Подмосковье с тем, чтобы, попав в столицу, произвести за короткое время массовые взрывы в метро, в пригородных поездах, воинских эшелонах и в других публичных местах, чтобы посеять панику и страх в москвичах и в руководстве страны.
– Срок на подготовку вам дается неделя, – предупредил Павла Ганзль. – Заброска диверсантов начнется, как только улучшится погода.
Заехав в бильярдную, где подвизался маркером Огарев-Иванов, Павел показал ему фотографию Панфилова, дал ему задание встретить его и сообщить пароль для особистов при переходе линии фронта «Я – Рысь – сто». Панфилов должен сообщить им о намечающихся диверсионных акциях в Москве.
– Завтра в начале десятого утра. Встретите его возле дома номер тридцать по Берлинер-штрассе, – сказал Павел. – И не забудьте сообщить ему, что курсант Стромихин провокатор и мой добросовестный осведомитель.
2.
Павел попросил Сергея Дмитриевича завтра не спешить на службу.
– Я пришлю за вами курсанта Панфилова, – сказал он Алексееву. – Дождитесь его.
– Вы хотите выпустить его в город одного? – поинтересовался Алексеев. – А если он по дороге сбежит, спрячется где-нибудь?
– Зачем это ему? – пожал плечами Павел. – Ему нет смысла сбегать от нас сейчас, если он намеревается сдаться нашим, как только попадет на ту сторону. Мы его сами доставим до места с комфортом.
– И то, правда, – согласился Алексеев. – Но впредь прошу вас больше в контакт с курсантами не вступать. Этим должны заниматься наши вербовщики.
– У нас их пока нет, Сергей Дмитриевич, – улыбнулся Павел. – Здесь нас пока только двое.
– Прикажите после «выполнения» задания Панфилову вернуться назад, – посоветовал Алексеев.
– Он летчик, Сергей Дмитриевич. Летчик-истребитель должен летать, – ответил Павел.
Иванов встретился с Панфиловым. Летчик, по его словам, выслушал его спокойно и, как ни в чем ни бывало, продолжил свой путь.
О встрече с неизвестным, сообщившим ему пароль, Панфилов Павлу не доложил.
3.
Территория абвергруппы опустела, но ненадолго. Уже через день после отправки последних восьми выпускников школы на аэродром, три крытых автофургона доставили из концлагеря новую группу курсантов. Их первичным опросом занялся Алексеев. Павел несколько раз заходил в кабинет Алексеева, наблюдал за его работой и остался им доволен. Хотя знакомство подполковника с курсантами ограничивался несколькими сугубо анкетными вопросами для личной карточки: фамилия, имя, отчество, год и место рождения, социальное положение родителей, образование, специальность, воинское звание и должность, наличие близких родственников и места их проживания, время, место и условия пленения, Алексеев успевал, как бы между прочим, поинтересоваться и взглядами курсанта, его планами на будущее, отношением к советской власти, стараясь выяснить, насколько тот искренен в своих словах.
Павел, проводя свой допрос курсантов, сверял свои впечатления о том или ином курсанте с мнением Алексеева. Как ему хотелось, чтобы большинство из них оказалось обманщиками, стремящимися использовать школу только как путь через линию фронта.
4.
– Есть интересная информация, герр гауптман, – негромким и нудным, словно октябрьский дождь, голосом сказал Павлу лейтенант Йорг. – Один из моих осведомителей некоторое время набрел на одного знакомого по прежней своей жизни.
Павел посмотрел на стоящего перед ним лейтенанта. Лицо Йорга было многозначительно таинственным.
– Слушаю тебя, Отто. Что за знакомого он увидел?
– Он встретил бывшего секретаря своего завода Малютина. Тот, конечно, замаскировался, отпустил бороду, ходит в задрипанной одежонке. Но мой Ворон…
– Кто? – спросил Павел.
– Ворон – это кличка моего осведомителя, герр гауптман. До войны он занимал должность заместителя начальника заводской военизированной охраны. Я приказал Ворону следить за домом, в который Малютин заходил и провел более двух часов. Этот частный дом принадлежит некоему Лепехину, бухгалтеру из городской управы. Ворону удалось поселиться у одной старухи напротив Лепехина. Я дал ему фотоаппарат и приказал снимать всех, кто заходит к этому бухгалтеру и выходит от него. За неделю там, кроме Малютина побывали еще три человека – два мужчины и женщина. Ворону они не знакомы. Он их сфотографировал, но все они приходили уже в сумерках, поэтому снимки получились не совсем качественными.
Йорг выложил на стол несколько фотографий. Они были действительно плохи, и распознать на них людей было невозможно. Но силуэт женщины показался Павлу знаком: черный жакет, темная юбка чуть ниже колен, сапожки, белый платок, повязанный по-особому. Так обычно повязывалась Инна. И баул в руках женщины был знаком Павлу. Он внимательно присмотрелся к женщине и понял, что это и есть она, его Инна.
Бросив снимки на стол, Павел пренебрежительно сказал:
– Мусор. На таких снимках и мать родную не узнаешь. Что собираетесь делать дальше, Отто?
– Жду ваших распоряжений, герр гауптман.
– Прежде всего, хочу встретиться с вашим Вороном – сказал Павел. – Доставьте его на конспиративную квартиру завтра к шестнадцати часам.
Йорг вышел.
Павел поднялся из-за стола, подошел к окну. На дальнем конце стадиона шла строевая подготовка одной группы курсантов, другая, под руководством зондерфюрера Краузе, в недавнем прошлом циркача, училась метать ножи.
Но Павел не смотрел на них, его мысли были об Инне. Уж кто-кто, но Инна совсем не походила на подпольщицу. А почему она должна походить? Брат – заместитель начальника городской полиции? Так ее отношение к брату Павлу известно.
Сейчас Инна и ее друзья находились в опасности, попав в поле зрения предателя по кличке Ворон. Что-то нужно предпринимать, пока о доме Лепехина известно только Йоргу и Ворону и не дошло до гестапо.
5.
Павел сидел в шинели. Печь в квартире не была протоплена, и в ней царил промозглый холод. Йорг и его осведомитель пришли ровно в 16 часов. Павел узнал Ворона с первого взгляда – вытянутое лошадиное лицо, водянистые голубые глаза. Только была на нем сейчас не форма с малиновыми шпалами в синих петлицах и эмблемой НКВД на рукаве гимнастерки, а кургузый пиджачишко с чужого плеча с коричневым свитером под ним. На щеках трехдневная щетина. Это был бывший следователь НКВД Мертваго. Вот где и при каких обстоятельствах им довелось свидеться.
Мертваго тоже смотрел на Павла узнавающим взглядом.
– А, старый знакомый, – усмехнулся Павел. – Как, срослась рука?
– Срослась, г-герр г-гауптман, – ответил бывший следователь, от неожиданности слегка заикаясь.
Йорг с удивлением смотрел на них. Павел улыбнулся и сказал лейтенанту:
– Мы с этим господином давно знакомы. Не так ли, Мертваго.
– Так точно, герр гауптман, – ответил тот. – Неужели вас… Я думал…
– Меня не интересует, Мертваго, что вы думали тогда. Меня интересует, что вы видели сейчас.
– Две недели назад я, гуляя по городу, как приказал господин лейтенант, высматривая знакомых коммунистов и активистов, я увидел бывшего секретаря парткома нашего завода Малютина, на котором я работал. Дело в том, что в тридцать девятом был репрессирован отец моей жены, и хоть я тут же развелся с нею, меня уволили из НКВД, как просмотревшего у себя под боком врага народа. Я устроился заместителем начальника заводской ВОХРы. Не шик должность, но что было делать?..
– Меня ваша биография не интересует, – оборвал Павел осведомителя. – Вы увидели Малютина. Что дальше?
– Я стал следить за ним. Он походил по рынку, почистил сапоги у чистильщика обуви…
– Какого чистильщика? – спросил Павел. – Как он выглядел?
Мертваго пожал плечами:
– Обычно. Парень лет семнадцати, веселый, разбитной. Он сидел у самых ворот. Малютин почистил у него сапоги и пошел в город, а я за ним. Он дошел до одного дома на Цветочной улице и вошел в него. Потом мы выяснили, что там живет бухгалтер городской управы Лепехин…
– А чистильщик, – в очередной раз оборвал Павел Мертваго.
– Он обычно там и сидит, где сидел, – ответил осведомитель.
– А где он живет? – поинтересовался Павел.
– Не знаю? – растерянно ответил Мертваго. – Мне приказано господином следить за домом Лепехина и фотографировать его посетителей.
– Йорг, это ваше упущение, – повернулся Павел к лейтенанту. – Проследить и доложить мне.
– Слушаюсь, герр гауптман, – ответил лейтенант. – Проследим.
– И что, много их, этих посетителей? – спросил Павел, снова обращаясь к Мертваго.
– Я засек троих. Двух мужчин и бабу. Сфотографировал, но…
– Видел я плоды вашего творчества, – усмехнулся Павел. – Но вы их-то проследили?
– Я один, герр гауптман, – сказал Мертваго. – Баба приходила два раза. Наверно, и еще припрется. Прослежу, герр гауптман. Могу только заметить, что после ее посещения Лепехина в городе появляются известные вам листовки, подписанные подпольным обкомом ВКП (б). Баба их, я уверен, носит в бауле.
– Ладно, продолжайте наблюдение. Как действовать дальше, я подумаю. Но если кто придет к Лепехину, баба ли, мужик ли, постарайтесь проследить за ними. Но осторожно. – Павел снова повернулся к Йоргу и приказал: – А вы, лейтенант, напишите представление на вашего Ворона к награждению медалью.
6.
Павел понимал, что и Йорга, и Мертваго нужно убирать и немедленно. Убрать, значит, убить. Но легко ли убить человека, даже если он враг или предатель? В обычной жизни судья подписывает приговор, палач его исполняет. А когда ты и судья, и палач? Что делать, когда у тебя нет выбора, а есть только долг перед Родиной и людьми, жизнь которых зависит от тебя?
Павел заехал к Иванову в бильярдную и рассказал ему о Йорге и Мертваго, напавших на след подпольщиков. Еще была одна немаловажная причина – Ворон мог рассказать лейтенанту о том, как познакомились следователь НКВД Мертваго и лейтенант Красной армии Лунин. Пребывание в застенках НКВД расходится с версией барона Пауля фон Таубе о непредумышленном убийстве бойца, из-за которого он сбежал от советского правосудия.
– Их нужно ликвидировать обоих, – сказал Иванов.
– С Мертваго нет проблем. А за немецкого офицера оберштурмбанфюрер Ланг возьмет человек двадцать заложников. Мы не имеем права приносить их в жертву.
– А если с ним произойдет несчастный случай? – сказал Иванов.
– Именно. Завтра поздно вечером ликвидируем Мертваго. Послезавтра Йорга. Ты мне поможешь.
7.
Павлинка давно уже привыкла к дяде немцу, к дяде Паулю. Увидев его, она бежала к нему и ждала, когда из вспузатившегося дядиного портфеля появится гостинец.
– Ты ее балуешь, папаша – деланно сердилась Инна, не скрывая улыбки. Ее радовало то, что Павел принял дочку.
На этот раз Павел принес Павлинке большую говорящую куклу с закрывающимися глазами. Девочка была поражена ею.
– Мама, а она живая? – спросила она Инну.
– Живая, но по игрушечному, – ответила Инна и спросила Павла – Паша, где ты достал такое чудо?
– На рынке, – ответил Павел.
– Дорогая… – покачала головой Инна. – Мне мама шила куколок из тряпочек.
– А как ее зовут? – тихо спросила Павлинка Павла.
– Как? – Павел на секунду задумался и ответил: – Зоя.
Павлинка ушла в свой уголок и занялась куклой. Павел освободил портфель от консервных банок, пакетов и кульков. Сверху положил брикет сала.
Инна убрала все на полку.
– Я сейчас тебя накормлю щами, – сказала она Павлу. – Павлинке очень понравились.
Павел ел с аппетитом. Инна сидела напротив и смотрела на него влюбленными глазами.
Отодвинув опустевшую тарелку, Павел вынул из кармана фотографию женщины, выходящей из калитки дома Лепехина.
– Узнаешь? – спросил ее Павел.
Инна взяла снимок в руки и удивилась:
– Я? Откуда это у тебя?
– Зачем ты заходила в дом Лепехина? Что у тебя в бауле? Листовки подпольного обкома ВКП (б)?
– Ты следишь за мной? – сердито спросила Инна. – Ты меня арестуешь?
– Дурочка, – улыбнулся Павел и взял ее за руку. – Ты попала в объектив не по моей вине, но по воле одного моего подчиненного. К счастью, кроме двух человек, осведомителя и моего лейтенанта, пока об этом никто не знает, поэтому мы должны их немедленно ликвидировать. Сегодня же. Оставь Павлинку с соседской Люськой…
– Поздно уже. Гусаковы легли спать.
– Попроси. Дай кусочек сала. Через два часа ты должна выйти из дома Лепехина и привести его к развалинам центрального гастронома на улице Ленина. Знаешь?
– А то, – усмехнулась Инна. – Спрашиваешь. Только как я его приведу? На поводке что ли?
– Он сам пойдет за тобой. Я приказал ему выследить, где ты живешь.
– Но уже поздно. У меня нет ночного пропуска.
– Возьми, – Павел положил перед Инной желтый квадратик. Это был ночной пропуск на октябрь. – С ним тебя никто не задержит.
8.
Инна появилась у руин гастронома в половине десятого. Жутко ей было идти по неосвещенной улице, то и дело, попадая в невидимые во тьме лужи. Она остановилась у черного провала бывшего входа в гастроном. Увидев мелькнувший свет электрического фонарика в черной глубине провала, вошла глухую его темноту.
– Осторожней, – тихо проговорил Павел и взял ее за руку. Инна прижалась к Павлу и призналась:
– Мне страшно.
Павел погладил ее по голове.
– Сейчас все будет кончено. Ты выйди и пройди несколько шагов направо. Там подожди нас.
Инна вышла на улицу. Почти сразу за нею мелькнула тень преследователя. Но он не успел проскочить провал, как перед ним встал незнакомый мужчина, и послышалось резкое:
– Хальт. Аусвайс.
– Простите, я спешу, – пробормотал Мертваго, вытаскивая из кармана плаща документы.
Но человек не торопился. Сзади послышались шаги, и подошел второй. Мертваго различил немецкую фуражку на его голове и поблескивающий офицерский прорезиненный плащ.
– Пройдемте, господин Мертваго. Поговорим, – сказал второй.
Мертваго узнал голос гауптмана Шульца и нехорошее предчувствие шевельнулось в его похолодевшем от страха сердце.
Пораженный сегодняшней неожиданной встречей на конспиративной квартире с Луниным, неизвестно каким образом превратившегося в немецкого офицера Шульца, Мертваго, вернувшись на свой пост, стал вспоминать то время, когда он был следователем НКВД. Его грызла обида, что он, став старшим лейтенантом госбезопасности, дослужившись до должности начальника отделения областного УНКВД, все потерял и теперь должен стоять на задних лапках перед своим бывшим подследственным. Он вспомнил дело лейтенанта Лунина. Вспомнились ему те несколько листков, поступившие из Москвы в Крайское Управление НКВД. Отчим лейтенанта комкор Лунин, участник заговора маршала Тухачевского, мать – немка, кажется, из графинь, родила сына тоже от немца, кажется, барона. Но странным было не это, а то, что парнем вдруг заинтересовалась Москва. Чем мог заинтересовать он, этот лейтенантишко, московских чинов загребающих тогда ежовским бреднем маршалов, командармов и прочих комбригов? К вечеру сомнения Мертваго усилились настолько, что он сначала решил при первой же встрече поделиться ими с лейтенантом Йоргом, но потом вспомнил об СД и решил обратиться туда. Уж эти парни вывернут из гауптмана всю подноготную и выяснят, как он попал в абвер.
И вот новая встреча с Луниным.
– К-ку-куда п-пройти, г-герр г-гауптман? Т-тут од-оддни раз-развалины, – ответил Мертваго, заикаясь от ужаса.
– Давай, двигай, сволочь, – сказал незнакомый мужчина. – Большевистский шпион, чекист.
– Я… я… я н-не… н-не шп-шпион, – вскрикнул Мертваго.
– Шпион, – повторил незнакомец, вталкивая бывшего энкаведиста в пролом.
– У нас нет времени долго разбираться с тобой, Мертваго, – сказал Павел. – Ты предатель. По законам военного времени мы именем Родины и советского народа приговариваем тебя к смерти. Приговор обжалованию не подлежит.
– Н-на… н-на ч-ч-что в-вы над-над-над-деетесь, – прохрипел Мертваго. – Немцы с-скоро бу-будут в Москве…
– Не видать им ее, как своих ушей. А ты еще крикни: Хайль Гитлер, – проговорил Иванов.
Павел резким взмахом руки всадил тонкое острое жало стилета в сердце предателя. Когда он вынул клинок, бывший энкаведист, качнувшись, упал лицом вперед. Он был мертв.
Засунув труп в яму и завалив его кирпичами, Павел и Иванов подошли к Инне, ожидавшей их за углом возле машины.
– Все, дело сделано, – сказал Павел, заводя машину. – Можете отдыхать.
9.
– Сегодня я еду с вами, – сказал Павел Йоргу на следующее утро после казни Мертваго. – Поедем в Семиновский лагерь. Там мы еще не бывали. Познакомимся с начальством, посмотрим контингент. Заодно захватим отсюда одного русского, который, я думаю, может стать вашим хорошим помощником по вербовке.
– Далековато, герр гауптман, – ответил лейтенант. – И здесь нам народу хватает.
– Хочется посмотреть и другие лагеря, Йорг.
– Пленные всюду одинаковы, – пожал плечами лейтенант, но подчинился и сел в «опель» рядом с Павлом.
По дороге Павел захватил поджидавшего их рядом с бильярдной Иванова, севшего на заднее сидение. Они ехали, не разговаривая. Йорг отродясь не был храбрецом, и поездка по лесной дороге без охраны взвода солдат ему казалась безумством. Он с тревогой смотрел по сторонам, ожидая выстрелов из чащобы леса. Местами деревья подступали к дороге вплотную.
– Не бойтесь, лейтенант. Партизаны днем не нападают на машины, – сказал ему Павел.
– Герр гауптман, – вдруг подал голос Иванов, – мне приспичило.
– Терпи, – бросил ему в ответ Йорг, но Павел затормозил.
– Выходи, ссы, – сказал Павел Иванову и сам вылез из машины, прихватив с собой автомат.
Йорг остался в салоне, напряженно всматриваясь в лес. Он не заметил направленный Павлом на него ствол автомата.
Выстрел был в голову, одиночный. Йорг не успел даже подумать, что его жизненный путь окончен на этой русской пустынной дороге. Затем автоматная очередь прошлась по ветровому стеклу, по которому побежала мелкая паутина трещин. Павел обежал машину и метров с десяти дал еще очередь по капоту.
Дело было сделано. Тело Йорга сползло книзу, голова упала на рычаг переключения скоростей, облив ручку кровью. Павел сел за руль, Иванов нырнул на заднее сиденье. Отодвинув тело Йорга в сторону и убрав мешающую ему безвольно болтающуюся голову лейтенанта с рычага, Павел включил зажигание. Машина завелась. Павел развернулся и быстро помчался в город. На въезде в город он остановил машину и прокричал стоявшему у шлагбаума унтер-офицеру:
– Свяжитесь с командованием. Нас на семиновской дороге обстреляли бандиты. Убит офицер.
Через два дня тело Йорга было с воинскими почестями предано земле на свежем немецком кладбище. В Германию ушло короткое письмо его вдове: «Ваш муж Отто Йорг, лейтенант вермахта, пал смертью героя 20.10.1941 г.».
10.
– Гауптман, я должен с вами поговорить на важную для меня тему, – сказал Иванов. Они были в бильярдной вдвоем.
Павел учился катать шары по зеленому сукну. Это он делал не столько из-за любви к данной игре, сколько для объяснимого предлога встречаться со своим агентом.
– Слушаю, – ответил Павел.
Иванов подошел к входной двери в бильярдную и повесил табличку «Технический перерыв».
– Я должен признаться вам, что моя фамилия не Иванов и я не младший сержант, – сказал он Павлу. – Моя фамилия Сумцов. Имя, отчество мои – Евгений Алексеевич. Я политрук.
– Как же вы смогли выдать себя за Иванова? – поинтересовался Павел.
– Мы выходили с ним из окружения. Однажды мы наткнулись на двух мотоциклистов. Завязался бой. Они были оба уничтожены, но Иванов тоже погиб. Я, опасаясь, что меня, поймав, немцы тут же поставят к стенке, надел гимнастерку погибшего, документы завернул в свою гимнастерку и спрятал в дупле дерева. Я заметил это место. Через сутки я зашел в одно тихое, как мне показалось, село, постучался в окно одной избы и нарвался на полицаев, находившихся в ней. Они меня-то и повязали и намеревались расстрелять, но появились немцы, сопровождающие колонну пленных. Конвойный офицер и впихнул меня в колонну.
– Как оценят ваш поступок на той стороне, я не знаю, – сказал Павел. Среди документов, которые вы спрятали, наверно был и ваш партбилет?
– Был, – удрученно ответил Сумцов. – Но, наверно, не поздно его еще найти… Мне бы только попасть в ту деревню Лысуху, около которой мы приняли с Ивановым бой. Я похоронил его в пяти шагах от того дерева с дуплом.
– Оставайтесь пока Ивановым, – сказал Павел. – А по лесам нам сейчас шастать не с руки, опасно.
(продолжение следует)
http://www.proza.ru/2014/03/29/540