- Давненько вы у меня не были. – Галя, парикмахер, у которой я постоянно стригусь уже лет пятнадцать, внимательно рассматривала мои неухоженные, лохматые пряди. – Посмотрите, Марина, какие вы волосы отрастили, и вся седина наружу вылезла…
- Да, Галочка, что-то совсем я себя запустила. Сделай из меня, пожалуйста, красавицу. У мужа юбилей. Гостей наприглашали. Уйму… А с сединой этой – я как старушка. Страшно на люди показаться. Ты уж придумай что-нибудь, постарайся…
Галя сосредоточенно, закусив губу, начала процесс моего омоложения. Её обнаженные по локоть руки, двумя большими белыми птицами порхали над моей головой, навевая сладкую дрему.
- Ну, ты просто волшебница… Такая расслабуха… И в СПА-салон ходить не нужно… Благодать.
Галина, ловко орудуя ножницами и, посмеиваясь, рассказывала о своем новом молодом любовнике, их поездке в Турцию, его неуемной страсти и удивительных, полных томления и неги, южных ночах.
Да, думаю, а вот мне, после тридцати лет супружеской жизни о неуемной страсти и мечтать-то глупо. Мои отношения с мужем давно уже носят формальный характер. Близость привычна и однообразна. Вечерний поцелуй в щечку, книжечка на ночь, нечастые, недолгие ласки – исполнение супружеского долга. Кажется, это так называется…
- А вчера,– продолжала щебетать Галина, – посмотрите, что он мне подарил. И она распахнула на груди воздушный, цветной халатик.
На Галиной шее тяжелой ниткой свисали, прячась где-то в ложбинке между грудей, великолепные полуобработанные янтарные бусы. Они медово блестели под лучами заглянувшего в парикмахерскую яркого летнего солнца, которое солнечными смешными зайчиками отражалось в каждой бусине. Их хотелось взять в рот, лизнуть, как леденец или, спрятав за щеку, долго наслаждаться теплым смолистым медовым вкусом.
- Правда, красивые? Из командировки привез, в Калининград летал. Там этого янтаря, как грязи.
- А что, Галь, янтарь опять в моде?.. У меня где-то почти такие же валяются.
- Скажите тоже… Валяются… Янтарь носить нужно. Он от женского тепла только краше становится. Смотрите, как сияет…
Помнится, мои бусы тоже когда-то сияли. Да и сама я тогда сияла и лучилась от счастья. Давно это было, лет тридцать назад. Уже и у дочери своя дочь подрастает, и обе они, как и я вчерашняя, думают, что молодые беззаботные дни останутся с ними навсегда…
Ах, молодость, как ты недолга, глупа и беспечна. Ведь и мне казалось, что это бесшабашное время никогда не кончится, навсегда останется со мной в ярком сиянии глаз, в свежести щек, в прелести молодых отношений. Но вот уже морщины тонкой сеточкой легли возле глаз, появилась усталость и боли в суставах, седина на висках, которую сейчас, в преддверии дня рождения мужа так старательно пытается закрасить моя парикмахерша…
Да, то лето, сулившее долгую беспечную жизнь и делавшее каждую минуту существования поистине счастливой, до сих пор отзывается во мне какой-то недополученной нежностью, прибалтийской холодной сдержанностью и ожиданием перемен. Странно, но мы до самой старости ждем от жизни чего-то необыкновенного, лучшей, прекрасной доли, крутых поворотов судьбы, подарков с новогодней елки… А жизнь тем временем стремительно несет нас к этой самой неизведанной ещё и непредсказуемой старости…
Хотя, о какой старости я говорю. Муж – по современным меркам – совсем еще молодой мужчина. А я, так вообще, «в самом соку», хотя и поседела до времени. Домашние говорят, в бабушку. Та тоже вся побелела, когда ей и пятидесяти не было…
И вот, под тихое Галино бормотание, под сияние ее роскошных бус, которые завораживающе мерцали, отражаясь в огромном стильном зеркале, я вдруг вспомнила то необыкновенное лето…
- Ну что, девушки, объединим усилия.
Два обнаженных по пояс, молодых белокурых атлета, упругими спортивными шагами приближались к нашей импровизированной крепости. Солнце хотя и жарило во всю, но с моря дул холодный западный ветер, и мы с подругой пытались возвести из песка что-то наподобие бруствера, чтобы спрятаться за ним и понежиться на ярком августовском солнышке. Усилия с новоявленными кавалерами мы объединили и весело болтали, укрывшись за возведенной в восемь рук песчаной насыпью.
Ребята, Олег и Виктор были местные, жили здесь же, в двух минутах ходьбы от моря. Вернее, жили они в Калининграде, а сюда, в Зеленоградск, окраина которого начиналась у самого порога Куршской косы, каждый год приезжали на каникулы и снимали комнату в роскошном по тем временам доме со всеми удобствами.
- Приходите в гости, – Олег буквально пожирал глазами пухленькую чернявую Нинку. Сам он был высок, строен и белокур. Странная у нас тогда получилась компания: две небольшого роста молодые девчонки, будто сделанные под копирку, обе чернобровые и черноокие, и два высоких белокурых атлета, тоже очень похожих друг на друга, как близнецы-братья.
Когда мы заходили в кафе или ресторанчик, которых на весь город-то и было всего ничего, публика буквально сворачивала шеи и напрягалась, пытаясь понять, кто же мы: родственники, друзья или любовники. Мы потешались над их реакцией и всем своим поведением запутывали публику ещё больше, изображая из себя то «шведскую семью», то пламенных, отвязных любовников, то степенных родственников или милых школьных друзей.
Наши ролевые игры запутали уже и нас самих. Начинавшиеся так легко и просто дружеские отношения постепенно перерастали во что-то странное, необъяснимое. То меня тянуло к Виктору, то к Олегу, и я украдкой от подруги целовалась то с одним, то с другим.
Нинка догадывалась про мои отношения с нашими новыми друзьями, злилась на меня, ревновала. А потому иногда, жалеючи Нинку, я становилась резка и холодна с Олегом, в которого она влюбилась сразу же и до одури, и который давно уже перенес свои восторженные взгляды с моей верной подруги на меня. Я разрывалась между постоянным желанием быть одновременно рядом с этими двумя обворожительными парнями и чувством дружбы, которое связывало нас с Нинкой еще с детсадовского возраста.
Зажигательные дискотеки, ночные купания (старожилы уверяли, что такой теплой воды в августе здесь не было уже лет двадцать пять), запах моря, песка и сосен – все кружило мне голову и заставляло забыть обо всем на свете: о чувстве приличия, о переживаниях подруги, о маминых наставлениях…
Однажды, уже перед самым окончание отпуска, ребята позвали нас в Ниду, и хотя с утра зарядил мелкий противный дождик, который грозил затянуться на целый день, купальники они велели нам взять обязательно.
- Берите, берите, не пожалеете, – Виктор цепким, оценивающим взглядом наблюдал за моими неторопливыми сборами, – в Ниде всегда солнечно, свой, особый микроклимат, и ветра почти не бывает.
Куршская коса, по которой мы добирались до Ниды, поразила наше юное воображение. Это удивительная, почти стокилометровая песчаная коса, где на небольшом расстоянии друг от друга соседствуют очень разные, причудливые пейзажи: сосновые леса с зарослями черники перемежаются песчано-пустынными местами и огромными, многометровыми дюнами. А почти подмосковные светлые березняки поразили нас тогда обилием белых грибов.
Мы с Нинкой, дурачась, высовывались из окон дребезжащего экскурсионного автобуса, стараясь не пропустить ни одного мгновения неожиданно свалившегося на нас захватывающего путешествия. Отпуск подходил к концу, и прибалтийские кавалеры преподнесли нам напоследок великолепный подарок – поездку в Ниду. Это сейчас можно поехать отдыхать хоть на край света. А тогда только Крым, Кавказ да Прибалтика – вот и вся экзотика.
Наши потрясения начались сразу же, как только мы пересекли границу России с Литвой. Да и границы-то тогда были весьма условны. Советский Союз еще «теплился», дружба между республиками еще «крепла», и визы для поездок были не нужны. Но граница, хоть и условная, все же существовала: у самого въезда в соседнюю республику – огромная обструганная сосна с вертикальной резной надписью – Литовская ССР; свежая, понятная разметка, чистая, ухоженная обочина, вдоль которой стояли искусно вырезанные скульптуры из дерева, и повсюду, под навесом – удобные деревянные столики и скамейки, украшенные резным национальным орнаментом.
Нида встретила нас безоблачным небом, ярким солнцем и теплым чистым морем. Зеленые ухоженные газоны; аккуратные, с разноцветными крышами домики, увитые плетистыми розами; клумбы с причудливыми цветами; декоративные, любовно подстриженные кусты – все это напоминало сказку или детский сон.
А пляж… Такого мелкого, теплого, притягивающего к себе песочка я больше никогда и нигде не встречала. Мы дурачились, пили пиво в старом рыбачьем домике, переделанном в стильный, уютный ресторанчик, по витым деревянным лестницам с резными перилами поднимались на самую высокую дюну, где чувствовали себя настоящими жителями пустыни, поскольку до самого горизонта кроме шуршащего под ногами песка ничего не было видно.
Глаза мои сияли, лукаво отражаясь в глазах моих поклонников, и даже Нинка уже не сердилась на меня, а, подчиняясь общему веселью, с молодым щенячьим восторгом зарывалась в теплый, нагретый за день, ослепительно белый песок.
Потом, у самой кромки воды, мы с Олегом играли в бадминтон. Волны щекотали мои ступни, песок струился между пальцами ног, заставляя подпрыгивать особенно высоко. Разгоряченная и обессиленная от игры я плюхнулась на теплый песок и, широко разбросав руки, готова была принять в свои объятья любого из моих кавалеров. Но Олег уже весело болтал о чем-то с Нинкой, а Виктор побежал за минералкой и мороженым.
Вдруг чья-то тень заслонила от меня солнце.
- Девушка, можно с вами познакомиться, – с легким прибалтийским акцентом обратился ко мне невысокого роста белокурый, довольно щуплый молодой человек. Я огляделась по сторонам и, не увидев в поле зрения моих друзей, милостиво разрешила незнакомцу присесть рядом.
- Валдис, – представился он.
- Марина, морская значит, – кокетливо отозвалась я.
- Сыграем партию? – Валдис потянулся за ракеткой и, не удержавшись на ногах, всей своей, к счастью, небольшой массой обрушился на меня. Его нос уперся в мой подбородок, и мне очень захотелось укусить неуклюжего юношу за щеку.
- Простите, – пролепетал мой новоявленный кавалер, стремительно вскочив на ноги. Он протянул руку, помогая мне подняться, и мы, отыскав присыпанный песком воланчик, принялись за игру.
Подошедшие вскоре друзья с удовольствием наблюдали наше сражение. А играли мы оба классно, и боролись до изнеможения. Собравшаяся вокруг нас публика аплодировала каждой моей ловкой подаче, и это еще больше распаляло меня, заставляя играть напористей, и стремительней реагировать на любое движение моего партнера. Что и кому я хотела тогда доказать, сама не знаю. Но я чувствовала на себе восторженные взгляды Олега и Виктора и понимала, что оба они любуются мной, и душа моя пела от любви к этим двум красавцам и ко всему человечеству вообще. Ах, молодость, как ты наивна…
Ребята легко приняли Валдиса в нашу компанию, и остаток дня мы провели уже впятером.
- Марина, – обратился ко мне Валдис, когда мы, утомленные очередной партией в бадминтон, мирно беседовали, сидя на теплом песке и наблюдая за резвящимися в воде Нинкой и нашими белокурыми атлетами, – я часто бываю в Питере. Где я смогу вас найти?
Встречаться в родных пенатах с этим белобрысым литовцем мне совсем не хотелось, и я отшутилась:
- Я работаю лаборантом в одном ну, очееень закрытом НИИ. Далее скороговоркой следовала аббревиатура этого самого института, где я действительно работала лаборантом и даже готовилась поступать в наш профильный институт.
- Я найду, – не приняв шутки, ответил Валдис.
Когда мы собрались уезжать из этого райского уголка и загружались в наш автобус, Валдис, уже одетый, аккуратно причесанный и даже при галстуке, протянул мне небольшой, украшенный разноцветными лентами кулечек.
- Это сувенир, в память о нашей встрече... Потом откроете…
Двери автобуса захлопнулись, и мы отправились в обратный путь.
- Ну, покажи, что там за сувенир, – приставала ко мне Нинка. Ребята ей подыгрывали, посмеивались надо мной, пытались забрать у меня неожиданный презент. Я, не выдержав, развязала бантики, освободив подарок от лент и шнурочков, и мне в руки упала нитка великолепных полуобработанных янтарных бус. Они, как и сегодняшние Галинины, медово блестели в закатных лучах приветливого прибалтийского солнца. Их хотелось лизнуть, взять в рот и наслаждаться долгим теплым медовым вкусом…
- Марина Сергеевна, – отвлекла меня от воспоминаний Галина, – визажиста приглашать? Макияж делать будем?
- Будем! Обязательно будем! Сегодня я должна быть неотразима.
Во мне вдруг заговорила та дерзкая влюбленная девчонка из моей прежней жизни, из того незабываемого, почти тридцатилетней давности дня…
…Отпуск закончился, расставаться с Олегом и Виктором не хотелось, и друзья решили проводить нас до Калининграда. Там, на вокзале, куда, боясь опоздать, мы приехали задолго до отправления поезда, мы страстно обещали друг другу писать, звонить, не забывать… Еще сразу же, после возвращения из Ниды мы оставили нашим рыцарям свои координаты: адреса, телефоны, и, даже, кажется, адреса и телефоны родителей. Я уже предвкушала быструю свадьбу с Олегом, нет, наверное, лучше с Виктором; составляла в уме список гостей и рисовала в своем воображении пышное, все в кружевах и рюшах свадебное платье…
Поезд тронулся, ребята махали за окном букетами, которые, расставаясь, забыли нам вручить, а мы, притихшие, с навернувшимися на глаза слезами, грустно смотрели вслед уплывающему перрону.
- Все, кончилось лето, – Нинка уселась на нижнюю полку и заплакала. – Марин, мы же забыли взять у них адреса и номера телефонов.
- Ну и что ты плачешь, какая беда… У них же наши есть. Я села рядом с Нинкой, обняла ее за плечи и стала тихонько рассказывать о своих планах на долгую счастливую жизнь с Виктором… или с Олегом…
За работой, подготовкой к экзаменам, за какими-то домашними делами, которыми постоянно загружала меня мама, готовя к взрослой, серьезной жизни, дни летели стремительно. Писем от ребят не было, не было и междугородних звонков. Я по нескольку раз в день заглядывала в почтовый ящик, звонила Нинке, узнавала, нет ли писем ей. Все было напрасно. Писем ни ей, ни мне не было. Горький осадок, недовольство собой, обида заполнили все мое существование.
В один из таких хмурых, тоскливых дней мне в лабораторию позвонили из отдела кадров:
- Петрова, там к тебе пришли, на проходной у вертушки дожидаются.
Недоумевая, кто бы это был, и, страшась каких-нибудь неприятных известий от мамы, я бегом пересекла институтский двор и влетела в бюро пропусков.
Возле вертушки, с букетом белых хризантем в руках стоял… Валдис.
- Боже мой, ты… Откуда?.. Как меня нашел? – моему удивлению не было предела.
- Ну, ты же сказала, где работаешь, я запомнил… Приехал в командировку… Нашел, правда, с трудом, ваш институт… И вот, – он протянул мне букет. – Это тебе, держи… Ты до шести?.. Я подожду…
Я отпросилась у шефа, и вот мы уже бредем с Валдисом по Питерским улицам, подставляя лицо холодному ноябрьскому ветру. Лепестки с хризантем облетают, руки без перчаток зябнут, и Валдис предлагает пойти к нему в гостиницу…
- Все, Марина Сергеевна… посмотрите, что получилось. – Галя и молоденькая визажист Лена стояли надо мной и широко улыбались.
Я подняла глаза и обомлела. В зеркале отражалась какая-то смутно знакомая молодая красивая женщина. Стильная прическа, сияющие ярко-русые с медовым оттенком волосы. Огромные, искусно подведенные глаза, красиво очерченный рот.
- Это я? Такого не бывает…
Девчонки радостно пересмеивались, видно им самим очень понравилась совместная работа.
- Приходите почаще, и больше так себя не запускайте… Вы же такая красавица…
Домой из парикмахерской я возвращалась даже с некоторой опаской. Мужа не было. На столе записка: «Ушел в магазин, скоро буду».
Стол в большой комнате был уже накрыт. Аккуратно расставленные тарелки, фужеры, вилки-ножи-ложки, в серебряных кольцах покоятся красивые льняные салфетки… Осталось только разложить закуски, расставить бутылки с напитками и ждать гостей. Я быстро справилась с окончательной сервировкой, благо у меня все было готово еще с утра, и пошла переодеваться.
Перебирая свой гардероб, я остановилась на давно уже вышедшем из моды джерсовом платье, которое потрясающе мне шло и очень нравилось мужу. Оно было почти новое, надевала я его всего-то пару раз, и сейчас, при общем увлечении винтажем, думаю, оно будет смотреться на мне стильно и современно. Вот только влезу ли я в него…
Удивительно, но я, оказывается, за последние годы совсем не располнела, и платье сидело «как влитое», выгодно подчеркивая все мои женские прелести.
Когда в комнату вошел вернувшийся из магазина муж, я все еще вертелась перед зеркалом, размышляя, чем бы дополнить созданный Галей и Леной образ. Муж ошалело смотрел на прекрасную незнакомку, а я, призывно улыбаясь, совсем как умела делать это в далекой юности, ласково так пропела:
- Дорогой, ты не знаешь, куда запропастились мои янтарные бусы?
Он, ни слова не говоря, на удивление быстро принес откуда-то мои забытые украшения. Они, несмотря на свой солидный возраст, все еще сияли медовым блеском и весело отражали солнечные зайчики, хотя моего тела не касались, наверное, лет пятнадцать: последний раз я надевала их на сорокалетие мужа.
- Помоги застегнуть…
Мой юбиляр, замерев у меня за спиной, и все еще не до конца придя в себя от неожиданности и удивления, пытался справиться со сложным замочком. Руки у него дрожали, дыхание перехватывало, губы блуждали по моей обнаженной шее.
- Марин, когда гости придут?
Я посмотрела на часы:
- Минут через сорок будут Копыловы, они всегда точны.
Муж, уже справившись с бусами и целуя растрепавшийся за ухом локон, поглаживал мое плотно обтянутое джерсовой тканью бедро. Его желание, подобно жидкости в сообщающемся сосуде, передалось и мне. И я, вспоминая почти забытую ласку, вся, как в молодости, задрожала под его рукой.
- Марин... сорок минут… Мы же успеем…
Валдис поднял меня на руки и понес в спальню...