Отставной прапорщик Пётр Иванович Белкин был рослым, широкоплечим мужчиной. Волосы он подстригал в кружок «а ля мужик», усы и бороду брил. На его одутловатом лице густые черные брови вечно были подняты домиком, что, в совокупности с полуоткрытым ртом, с круглыми, выпуклыми глазами, придавало Петру Ивановичу простодушный и глуповатый вид. Господин Белкин не имел права носить мундир, и его костюм обыкновенно составляли серая шляпа, кофейного цвета сюртук, светлые клетчатые брюки и лёгкие сапоги. Беседуя, при случае, с образованными людьми, особенно с молодыми дамами, Пётр Иванович непрочь был поинтересничать и намекнуть о своей прикосновенности к делу петрашевцев, однако в подробности никогда не вдавался.
В Комарье он служил учителем в семействе дворянина Панкратова, который два года назад сторговал мельницу у местного купца Федякина. Обязанности свои господин учитель исполнял аккуратно, преподавал математику сыновьям Панкратова, приготовляя их в гимназию, а в свободное время любил шататься с ружьишком за околицей села. Здесь, в сосновом бору, на болотах, озерках и мелких речушках для охотника был непочатый край всякой дичины.
Как-то раз после уроков, Петр Иванович натянул старые брюки и высокие сапоги, облачился в потёртый сюртук, надел картуз, взял ружьё и отправился прогуляться. Охота не задалась с самого начала, внезапная летняя гроза спутала все карты. Незадачливый охотник около получаса проторчал под вековой кряжистой сосной, укрываясь от ливня, и уже было подался восвояси, как вдруг почувствовал запах дыма.
Нет ничего гибельнее лесного пожара. Если пламя взлетит на вершины сосен и яростно помчится, гонимое ветром, ничто его не остановит. А если Комарье окажется на пути огненного урагана, он слизнёт селение в пять минут. Белкин встревожился и пошел взглянуть, где горит. Вскоре он оказался в малиннике у оврага и понял, что дымом тянет от избушки колдуньи Кирбитьевны.
Бес любопытства немедленно торкнулся в ребро. Конечно, к ведьмам господин учитель, как всякий образованный человек, относился скептически, в колдовство и ворожбу безумной старухи не верил. Но уж больно по-человечьи стонали сосны под порывами ветра, уж больно сказочной казалась замшелая крыша ведьминой лачуги и тонкая струйка белого дыма над ней. Охотник засел в малиннике, надеясь, авось де удастся подсмотреть какой-нибудь глупый колдовской обряд рехнувшейся бабы. Право, это показалось ему весьма забавным.
- Ну, выйди же на порог! Выйди, моя разлюбезная! – злорадно и ехидно усмехаясь, позвал он шепотом.
Словно по его зову дверь избушки отворилась, и колдунья показалась на пороге.
Появление ведьмы было хоть и ожидаемо, но столь внезапно, что сердце учителя подпрыгнуло в груди.
Кусты калины заслоняли старуху, однако Петр Иванович сразу узнал её чёрный платок. За время пребывания в селе ему довелось несколько раз встречать Кирбитьевну, и он ни за что бы не спутал её ни с какой другой деревенской бабой. Ходила она всегда медленно, тяжело опираясь на клюку. Теперь же господин Белкин отказывался верить собственным глазам – старуха быстро приближалась к нему, словно летела над землёй! Вот она вынырнула из зарослей, и Петр Иванович едва сдержал удивлённый и испуганный крик. Старуха была в одной исподней рубахе-станушке. Неужто ведьма услышала, как он назвал её разлюбезной? Что у неё на уме, у старой бесовки! Сердце ухнуло куда-то в пятки, кровь бешено застучала в висках.
Чёрный плат, накинутый на голову, наполовину скрывал фигуру женщины. Лица Петр Иванович никак не мог разглядеть: во-первых старуха куталась в платок, а во вторых у него перед глазами от страха всё заколебалось и поплыло. Зачарованно смотрел он, как ведьма легкими прыжками спустилась по склону оврага и остановилась на берегу речки-безымянки. И тут, сбросив платок, она сдёрнула с себя рубаху! Бедный охотник перестал дышать – вместо иссохшего, жилистого урода его глазам предстала юная, стройная нимфа.
Оборотень! Глаза несчастного Белкина вылезли из орбит, челюсть заплясала, язык отнялся. Казалось – замерли все звуки живого мира, и наступила жуткая, гробовая тишина.
Ведьма вошла в воду по пояс, легла ничком. Длинные, распущенные волосы поплыли, потянулись по течению. Она протянула руку, уцепилась за корягу, легко опрокинулась навзничь, вытянулась во весь рост и с головой погрузилась в чистую, прозрачную воду. Учитель одеревенел, врос в землю. Колдунья неподвижно лежала под водой, словно мёртвая царевна в хрустальном гробу. Длинные пряди русых волос поднялись над её лицом и качались, как водоросли.
Среди бела дня упал таинственный сумрак, и только тело юной девы сияло лунным светом. Белкин с томительным восторгом и ужасом пожирал глазами узкие девичьи бёдра, упругие груди с розовыми сосками, и насытиться не мог. Время замерло. Час прошёл, или век?
Казалось, ведьма и под водой слышит неровное дыхание затаившегося человека, дразнит и соблазняет, чтобы он бросился к ней с обрыва и сломал себе шею.
Страх парализовал волю Белкина, неведомая сила принудила встать на колени, поклониться колдунье, признать власть её чар. Тоска мучительно сдавила сердце, с губ сорвалась жалкая мольба: « Отпусти!»
Мёртвая дева с шумом вскочила из воды. Охотника пробил проливной пот. В глазах потемнело. Ломая кусты, он бросился прочь.