В школу Саша пошел по деревенским меркам рано, в семь с половиной лет. Семья к этому событию готовилась загодя. Мать с отцом привезли из города настоящую школьную форму: серо-голубая гимнастерка с горящими латунными пуговицами, брюки, с наглаженными стрелками, фуражка с золотым гербом; широкий кожаный ремень с тяжелой горящей на свету, пряжкой. Дед с бабкой купили для школы тяжелые черные ботинки, новые чесанки. Точеный из липы расписанный под хохлому пенал, карандаши, ручки, перья-«лягушки», «звездочки «другие школьные причиндалы. В школу Сашенька собирался с трепетом. Гимнастерка одевалась через голову, душила, выворачивала локти, уши. Брюки, купленные как всегда, навырост, сползали. Ремень перехватывал дыхание. Утром его с грехом пополам одели, дали тяжелый портфель в руки, и повели в школу.
- С Богом! – дед перекрестил его в путь.
«Я большой теперь!» - ликовал Саша.
Уличные собаки, по деревенским порядкам не кормленные и наглые в поисках куска хлеба, чувствовали важность момента и не лезли, не приставали, как обычно, вымогая подачку. Соседские ребятишки, кто парами, кто стайкой, а кто по одиночке потянулись к школе. День стоял солнечный, с теплинкой, как на Пасху.
У школы ребята пялили глаза друг на друга, знакомились. Потом всех построили классами. Их было четыре. Мальчики, в основном, были пострижены наголо. У девочек волосы были заплетены в косички, повязаны яркие атласные банты. С первоклассниками увязался Толька, сын уборщицы, матери-одиночки,(паренек он был смирный и смышлёный), да дочка директора школы, Тугаревой Валентины Ивановны.
«Ребята, пойдёмте в класс. Разбейтесь на пары, держите друг друга за руки!»
Голос у Галины Фёдоровны был громкий, какой-то скрипучий, но в то же времяглухой. Ребята, затаив дыхание, боязливо пошли в школу. Школа была одноэтажная, из тесанных сосновых бревен, аккуратно пробитых паклей, с печным отоплением, простой тесовой крышей. Рядом стояли сарай для дров и дощатый туалет. Коридор был просторным, а классы – маленькими и уютными.
Ещё в школе была учительская и кабинет директора, а также маленькая комнатушка для уборщицы- истопницы Моти и её сына Тольки.
Инспектор роно, директор, одобрительно кивали спешащим в классы малышам. В классе Галина Фёдоровна приказала всем сесть за парты. Парты были черные, с коричневыми сидениями, покрашенными недавно. Ребятишки, освоившись, зашумели, зашептались, задвигались. Учительница нахмурилась: «Молчать! В классе надо вести себя тихо. Не хлопать партами, не щелкать портфелями, не стучать пеналами, не шелестеть тетрадями».
- А дышать можно? - спросил оробевший Саша.
Галина Федоровна, сдвинула брови, подумала, и, не уловив издевки в вопросе, сказала:
- Можно, но тихо.
День прошел быстро, обычно. В конце дня, правда, кое-кто отличился: мальчишки, вызванные за шалости в кабинет к директору школы, наелись протравленных гранозаном семян кукурузы, которые лежали на письменном столе, на разложенной газете. Но никто не отравился, видно их просто попугали, чтобы неповадно было.
Прозвенел звонок, занятия закончились. Ученики заспешили домой, приволакивая потяжелевшие от впечатлений дня портфели. Всех немного подташнивало от сантонина, который на большой перемене раздала каждому ученику фельдшер Варвара Васильевна. Рыжий Колька озоруя, кричал: ой, из меня глиста лезет!
Но шалунов быстро привели к порядку. В классе стояла привычная тишина. Вдруг в коридоре послышался визг инспекторши из роно, а голос у директорши был тихий, с извинительными нотками:
- Сколько лет прошло со съезда, а вы всё не убрали!
- Да как уберёшь-то, Раиса Ивановна? Боязно!
- А как хотите, Валентина Ивановна, это ваше дело.
На шум из класса вышла Галина Федоровна, а потом подошли и другие учителя. Все столпились в почтительном молчании перед портретом усатого пожилого мужчины, с седыми, зачесанными назад волосами, в серо-голубом мундире с большими золотыми звездами на погонах. Генералиссимус смотрел со стены в коридор на учителей властно и повелительно, парализуя чувства и волю. Все стояли молча, и столько жуткого страха было у каждого на лице, что становилось больно за этих людей.
- Николай Николаевич, обратилась директорша к единственному мужчине-учителю, снимите со стены портрет Сталина и отнесите его ко мне в кабинет.
Учитель, бывший фронтовик, попятился по коридору в свой класс, а за ним поспешили деловито и все остальные.
-Мотя, попросила ласково директриса немного придурковатую уборщицу, голубушка, сними со стены Сталина, да отнеси-ка его в кладовку.
-А можно, Валентина Ивановна, я раму себе возьму,- попросила хозяйственная Мотя, я из нее себе зеркало сделаю, всего-то стекло с одной стороны закрасить.
-Возьми, а портрет-то, пожалуй, принеси мне в кабинет.
Мотя принесла из своей каптерки табурет и в одночасье расправилась с генералиссимусом, оставив только гвоздь в бревенчатой стене, да облачко пыли у потолка. Все облегченно вздохнули.
Первый день в школе для Саши пролетел быстро. Как потом и вся остальная жизнь.
.