1.
Как человек завистливый, я всегда страдал, наблюдая умение других людей проворачивать себе на пользу самые разные дела. Что захотят, то и провернут. На пользу себе. Ну, а если уж не очень на пользу – то явно и не во вред.
Помню, как завидовал я Женьке N, соседу по подъезду и парте. Он умел использовать в свою пользу любую ситуацию. Когда он знал урок – его спрашивали, и он получал пятёрку; а когда не знал – сразу заболевала учительница, или в класс залетал дятел (кукушка, жар-птица, колибри), или на другом конце города случалось землетрясение, от которого с кашлем зашкаливала шкала Рихтера, и все бежали смотреть, как провалился в огромную трещину в земле так надоевший жителям нашего Ивановска шестиметровый памятник Рейгану. Я долго не мог понять, как это всё Женьке удаётся. Потом, кажется, стал понимать.
2.
Главным секретом Женьки N было умение загребать жар чужими руками. Что бы ему ни захотелось, он сразу начинал искать тех двух (трёх, пяток, десяток, дюжину, число Данбара, число Капрекара, etc) бедолаг, которым искомый результат казался страшно выгодным для них.
Если б они могли знать что-то наперёд, они бежали бы от Женьки, как от огня. Но они ничего не подозревали и шли в его пасть покорно, как кролики. После этого Женька выгребал из ситуации всю выгоду, оставляя на долю вконец перессорившихся бедолаг лишь объедки, шелуху и прочий мусор вперемешку с фигурными дырками от бубликов и дырявыми рукавами от жилеток. Всем становилось хуже, одному Женьке – лучше.
Он шагал по жизни, постоянно сшибая лбами своих, чужих и ничьих. Очнувшись, жертвы поначалу ничего не соображали, а потом, сообразив, в восхищении цокали языками: ай, да Женька, ай, да курицын сын! – и вместо того чтобы рассердиться и обидеться, только больше уважали его. Многие жертвы даже любили его, а некоторые вообще боготворили, хотя жить им становилось хуже, кислей и солоней. А он уже шагал дальше, был далеко, брал барьер нового горизонта, и лишь некоторое время в стане обманутых вкладчиков слабо витал в воздухе запах его одеколона и хорошего табака.
3.
Я знал несколько подобных персонажей. Младший прапорщик Темнодыров, например, ещё в бытность свою штатской крысой умел так связать в узел интересы трёх, четырёх, а то и десяти обычных бедняков, что те отдавали последние крохи, чтобы Темнодыров за их счёт вызволял их из чёрной дыры ещё более бедными, – зато сам Темнодыров в результате такой операции вновь и вновь выходил в ту светлую часть бытия, где от человека требовалось только одно – уметь вкушать все прелести жизни.
4.
Он уже давно мог бы стать генерал-лейтенантом или адмиралом второго ранга, но ему нравилось быть младшим прапорщиком. Так было легче повелевать широкими массами военнослужащих и простых трудящихся.
Достаточно было намекнуть «синим», что во всём виноваты «зелёные», а «зелёным» дать понять, насколько неправы «синие», – и вот уже учебный бой условных противников перерастал в серьёзную бойню, в межспектральный конфликт и в затяжное раскрашенное противостояние, а то и вовсе в цветную революцию. Темнодыров считал, что ещё круче было бы зажигать, будучи ефрейтором, но у ефрейторов, как известно, всё не так уж круто по части сухого пайка и вещевого довольствия, а уж про выслугу лет и говорить нечего.
Особенно любил Темнодыров забавляться, заставляя генералов и маршалов из различных генеральных штабов обнажать их подленькую и трусливую унтер-офицерскую сущность. Иногда он расставлял их на шахматной доске и смотрел, как эти фигурки успевали попасть в цейтнот ещё в гамбите, как были непроходимо глупы пешки, как слоны порочили офицерское звание, как быстро короли становились голыми.
В другой раз он играл в лото прямо на стратегических картах потенциальных союзников, вынимая из мешочка бочата с изображениями генеральских физиономий и расставляя их в самые выигрышные позиции. Но плуты из высшего генералитета уж так устроены, что любую ситуацию тут же превращают в проигрышную, чтобы получить субсидии и подкрепление.
Словом, постоянно ссоря окружающих (Темнодыров называл это: «создавать и поддерживать конфликт интересов»), наш прапор неплохо проводил время и всегда был на коне.
5.
Сводила меня судьба и с незабвенным Толяном Аусвайсом. Впрочем, она сводила с ним и вас. Вы должны это помнить, ведь вы тогда остались без последних штанов. Даю подсказку: ваш конфликт произошёл на почве гига-платы за электрические нано-ватты. Вы наверняка должны помнить, как изящно отошла чуть назад его левая нога и как взметнулся, искрясь, его рыжий чуб, когда он ловко набрасывал лассо на шею целому народу.
Этот гуманный акт нашёл своё отражение в скульптуре, установленной в зале ковбойской славы в Рыжем доме в округе Колумбика. Впрочем, тут справочники врут. На самом деле этот монумент в зале не поместился и был установлен прямо на лужайке, как раз напротив того места, где позже установят памятник Бжерзиньскаусу.
6.
В общем, вы уже поняли, что такого рода героев нашего времени в нашем времени полным-полно. Вон, видите, ещё несколько таких особей стоят небольшой кучкой, обдумывают, как бы кого-нибудь нагло обмануть и при этом внедрить в обманутых иллюзию, будто обманутые сами себя обманули.
Давайте отойдём от них, пока они не начали обманывать нас с вами. Ведь нам ещё предстоит дочитывать этот рассказ… Да не бойтесь, не обману.
7.
Я долго придумывал название для такого подхода к действительности и, в конце концов, придумал. Я назвал его «политикой двойных стандартов». Думаю, это вполне изящная формулировка, и удивляюсь, что до меня её никто не придумал.
Захотел я и сам такой политикой воспользоваться. Для начала решил поэкспериментировать на простейших. То есть на Женьке N, на младшем прапорщике Темнодырове и на старшем электрике при прожекторе перестройки Толяне Аусвайсе.
8.
Женьку я нокаутировал, применив против него нехитрый приём, заключающийся в том, чтобы Женька думал, что всё, что я для него придумал, придумал он сам… Вон он лежит, приходит в себя – сам себя перехитривший и сам собой ушибленный. Можете кинуть ему пару еврокопеек. Да-да, это его кепка. Не промахнитесь.
Прапора Темнодырова я подловил на его необразованности. После того как я доказал ему, что дважды два – не четыре и не пять, а сто тридцать восемь с половиной, он стал страшно задумчив, купил книжку про дианетику, всё время глотает арбидол и мечтает прыгнуть с парашютом. Забытые им генералы из генерального штаба воспрянули духом и вновь по четвергам собираются на квартире генерала армии Полосухина, чтобы поиграть в лото на щелбаны.
С Толяном Аусвайсом я до конца ещё не разобрался. Ходят слухи, что он прячется от меня и страшно боится. Не знаю, ведь мы с ним пока вообще не виделись. Я выше писал, что меня с ним сводила судьба, но это были заочные встречи. Хотя, может, потому и не виделись, что он от меня всю жизнь прячется, бережёт свой чуб.
Путь пока побегает, я его всегда успею прищемить. А у меня на очереди новая забава. Надумал я покуражиться над Америкой, уж больно она похожа на этих хитрых пацанов.
И вот что из этого получилось… Впрочем, всё по порядку.
9.
С каждым из моих клиентов я работаю индивидуально – и зеркально. Я просто передразниваю их. Ну, а с Америкой это нетрудно.
Для начала я начал напропалую врать про Америку всему прогрессивному человечеству. Распуская слухи, я действовал по принципу: чем нелепей ложь, тем легче в неё поверят. Образцом мне послужили рецепты самих американцев.
10.
Я детально рассказал, каким образом Америка вознамерилась погубить всех людей на планете. Планы американской диктатуры я выложил в Интернете, как на тарелочке. Я переврал всё, что касалось искренних добрых порывов американской правящей хунты (их было целых два, и оба они касались переустройства туалетов в Белом доме).
Всё, что ещё торчало в Америке кверху макушкой, я поставил с ног на голову, пользуясь нехитрым набором линз и услугами виртуальной полиграфии.
Пресловутую статую Свободы я изобразил на спичечных этикетках вверх ногами, она у меня там гасит факел в океане, как окурок, и названа символом мракобесия. Этот мой акт сразу же получил ряд одобрительных откликов со стороны американских диссидентов.
11.
Я поведал миру, как госсекретарь Соединённых ША Джим Хуллигэн по уикендам, уединившись на своём ранчо в Аризоне, спускается в подвал и там вовсю называет своего президента негром, заодно распространяясь о нетрадиционных половых утехах своего сюзерена.
Меня слегка удивило, что в Америке и её окрестностях сразу же после озвучивания моей выдумки нашлась уйма очевидцев, наблюдавших этот блуд прошлой зимой (осенью, весной и даже летом) прямо на лужайке возле Жёлтого дома, под присмотром исполненного в граните и мраморе Толяна Аусвайса.
Мой рассказ о том, что через пару месяцев С Штаты А собираются совершить агрессию против Франции, Андорры и Бразилии, вызвал невероятное волнение на фондовых биржах и в среде торговцев оружием.
Иногда интересы этих странных людей совпадали, и они волновались сообща. Например, один торговец, отчаявшийся сбагрить кому-нибудь старый винчестер, прилюдно, на радость биржевым маклерам, в упор расстрелял индекс Доу-Джонса, а заодно ущемил курс доллара, сбив парики с парочки древних президентов.
12.
Вообще игры с долларом мне нравились больше всего. Я хорошо помнил, как издевался над ним мой приятель Лёва Первый, открывший в начале 90-х так называемое правило буравчика.
Утвердив тогда самую незыблемую валюту на свете (она называлась долларубль и была подкреплена зависшим в ближнем космосе прямо над лёвиным дворцом золотым астероидом в 16 кубокилометров), мой приятель невзначай (а может, и нет) произнёс слова, которые тут же сами отлились в золоте: «Отношение доллара к моему долларублю всегда будет таким же, как отношение восточно-восточнославянского рубля к доллару».
В тот период, как и всегда, доллар страшно любил издеваться над рублём. И вдруг… чем больше доллар нагибал славянскую рублёвку, тем больше он обесценивался сам. Ой, что тогда началось в Америке!..*
[* Впрочем, об этом лучше почитать в книге Ю. Шадрина «Начальник Седанки». Главы, рассказывающие о том, как Лёва тряхнул Америку, автор по моей просьбе выложит сегодня в моём разделе, который называется «Денежные войны»].
У меня, конечно, фантазии поменьше, чем у Лёвы, чтобы так красиво унизить доллар. Но и я нашёл способ сделать этого зелёного бедолагу деревянным, а потом, взяв рубанок, понемногу, цент за центом, снимать с него стружку. Активно помогал мне мой друг Куроедов**, днём и ночью беспрерывно выпускавший так называемые куроедовки – доллары, которые на вид были даже лучше, чем те, что выпускались в САСШ, и отличались от так называемых настоящих североамериканских долларов лишь тем, что все они имели один и тот же номер. Кстати, именно по этому признаку настоящие знатоки и ценители и определяли их, брезгливо отбрасывая в сторону американскую зелень, изрядно потрёпанную финансовыми бурями и натисками.
[** Для более детального знакомства с этим персонажем и его валютой стоит почитать рассказ «О силе денег, особенно фальшивых», находящийся поблизости]
13.
Активно внедряя куроедовки на американский внутренний рынок, я исподволь подвёл экономику САСШ к краю пропасти. Мне даже было немного жаль, в общем-то, простодушный американский народец, которому приходилось отдуваться за своих бездарных правителей. Подземные толчки становились всё ощутимей, и уже без градусника и грелки чувствовалось, что скоро Америку тряхнёт небывалый финансовый кризис.
Через пару недель не выполнили квартальный план по выращиванию кукурузы, капусты и крыжовника штаты Миннесота и Северная Каролина. Заодно под угрозой срыва оказался всеамериканский госзаказ по выплавке алюминия и вольфрама. Это я начал последовательный подрыв продовольственной и промтоварной программы СШ Америки, надавив на несколько почти незаметных кнопок в фирмах-однодневках в Монако, Индонезии и Венесуэле.
14.
Заодно я даванул на национальное самосознание, достоинство и самолюбие этих незадачливых двуногих, рождённых под созвездиями Слона и Ослицы. Я заставил их пристальней посмотреть на тех, кто ими руководит. От ужаса народ Соединённых ША вздрогнул так дружно, что американские материки внепланово приблизились к Евразии аж на два сантиметра.
Рейтинг так называемого американского президента слегка опустился. Он мог бы рухнуть очень сильно, однако упал совсем немного – с двух процентов до нуля. Ну, а ниже он просто не мог сползти в силу законов социологической арифметики.
Рейтинг доллара тоже упал почти до нуля.
Лидер ЛДПА(мерики) Джирдж Вольфович тут же прокричал о необходимости импичмента. Американские коммунисты пошли дальше – они потребовали конфискации имущества у действующего президента и проверки его на лояльность.
15.
Меж тем я планомерно накачивал американские народные массы недоверием к властям предержащим и к капиталистам всех сортов.
Несколько мощных хакерских атак, проведённых с помощью шестиклассников из кружка художественной вышивки и выпиливания лобзиком школы № 143-бис города Старо-Нововска Кубанской области и их сверстников из исправительного заведения номер шашнадцать в Алабаме, позволили мне взять под свой контроль виртуальное пространство от Нью-Йорка до Сан-Франциско.
Понемногу мне удалось сколотить мощную диссидентскую прослойку, и не было уже ни одной инициативы правящих классов САСШ, которую диссиденты (в своей пропаганде я называл их – «прогрессивные силы страны») не вываляли бы уже назавтра в дёгте и перьях и в прочем дерьме.
16.
Затем настала пора раскручивать цветную революцию.
Я заслал в Америку побольше своих эмиссаров, которые не просто мутили воду – они учили всех жить.
Одновременно я продолжал накачивать недовольством простых американцев, рассказывая им о том, как хорошо, значительно лучше, чем в Америке, живут простые люди почти во всех странах, за исключением Канады и Англии.
Моя планомерная работа начала приносить первые результаты. Забастовали рабочие сталелитейной промышленности в Небраске и на Аляске и сценаристы Голливуда. Паралич сковал огромный промышленный район Чипитс.
17.
Пора уже было разваливать эту странную конструкцию, состоявшую из полусотни разнородных регионов, которые назывались штатами. Моя демократическая сущность требовала для них полной самостоятельности и независимости.
Первым, на мой взгляд, должно было оторваться от засыхающего американского древа техасское яблоко, дальше в очереди на самоопределение маячили исполненные революционного порыва Монтана и Калифорния.
В столице каждого штата непременно была своя площадь для революционных выступлений. В память о случае в Цинциннати, штат Огайо, где пострадал один из демонстрантов (споткнувшись, он вывихнул руку), эти площади везде стали носить название Сахарное Болото.
На Сахарных Болотах можно было говорить всё, что угодно. Ну, а если какое-нибудь начальство вдруг выказывало недовольство речами вооружённых мирных граждан, то я поднимал такой шум, что все международные организации спешили тут же пригрозить Америке самыми строгими санкциями, вплоть до запрета пользоваться на территории разных стран английским и американским языками.
18.
Раз проснувшись, тяга к самоопределению уже не засыпала в душах подстёгиваемых мною американцев. Сбросили апатию и угнетённые нацменьшинства. Особенно бурно повели борьбу за свои права выросшие из ничего автономные образования Гурония и Республика Чероки. Одно из них, не помню какое, назначило на будущую неделю проведение референдума по вопросу о выходе из С Штатов А и о присоединении к Канаде; другое чалилось в сторону Мексики.
19.
Ещё более радикальными были требования одинокого могиканина по имени Чингачгукалов, который собирался присоединить свой земельный надел (шесть соток ровно посередине Нью-Йорка) к Венесуэле и провозгласить здесь анклав боливарианской республики.
Через своего представителя в ООН г-на Ункаса и его помощника Ф. Купера он потребовал расширения своего государства до тех размеров, которые позволили бы вместить и разместить государственные службы, боливарианскую национальную гвардию и различные иностранные представительства, в том числе посольство Соединённых ША.
Я пообещал Чингачгукалову всяческую поддержку, включая несколько атомных авианосцев в окружающих Америку океанах и трёх космических бомбардировщиков сверху.
Обама в истерике катался по полу. У него даже выпала вставная челюсть. Та самая, которой он любил жевать галстуки. Всё бы ничего, но на эту челюсть случайно (ли?) наступил некий Джон Форбс Керри. Это вызвало гомерический смех у американского пролетариата и у народов Латинской Америки.
20.
Америка летела чёрт-те куда, в полёте теряя остатки самообладания и былого величия. Самым странным было то, что она не умела сопротивляться настоящему волевому нажиму.
Всю дорогу, вот уже сто лет она, как и знакомые нам Женька и прапорщик Темнодыров, только и делала, что сама давила на других. Как только на её пути оказался я, она сразу растерялась и испугалась, от страха закрывая лицо своими юбками.
21.
Мной многие в мире восхищались, но многие меня и не любили. Хотя, в общем-то, я не золотой дублон и не Америка, чтобы меня все любили. Но именно благодаря мне у каждой самой завалящей страны появилась возможность в любой момент подойти поближе и дать Америке хороший пинок пониже спины.
А висевшие в разных местах американские флаги шли по прямому назначению – представители разных народов, как и в старину, вновь пускали их на матрасы.
22.
Рассказ мой начинает становиться однообразным, к тому же мне уже немного жалко Америку. Это Америка способна любить только плохишей и негодяев, а мне, например, и Америку жалко.
Действительно, история эта может быть бесконечной, как любая политическая ситуация в нашем мире. Поэтому оборву её в той точке в современной истории, когда Америка всё ещё существует на смазанной мною карте будня левого полушария, на которую я плеснул целый стакан оранжевой краски.
Я оставляю её в политической психушке, где она отлёживается после недавней разборки с Панамой. Америка лежит в своей палате в гордом одиночестве, непризнанная и заплёванная, и из правой ноздри её течёт бесконечная сопля.
Америку сегодня признают в силу известных причин лишь Кения и Ирландия, а кроме них – Западная Украина и Эстония. Ну и правильно, надо ведь кому-то по утрам выносить из-под неё утку.