Часть седьмая. Чем не Кашмир? продолжение

Валерий Дадонов
За окном было слышно, как ругались соседки. Ругались увлечённо и с полной самоотдачей. Между делом успевая раздавать подзатыльники детям. Они и были скорее всего причиной скандала. Мужчины пока не вмешивались, наверно опасались - так же нарваться на подзатыльник. Итальянской женщине в гневе, лучше не перечить.
   Валерий закрыл фрамугу - шум стих. Хотелось сказать ругающимся:
   - Ну что вы делаете? В этом городе нельзя так вульгарно ругаться. Вы же не на рынке, а в Венеции. Дух этого города не предполагает каких-то бытовых дрязг.
   Каков будет ответ он конечно знал. Так что, лучше не нарываться на подзатыльник. Если не знать, что это Италия и Венеция, то ощущение, что он находится где-то в Ереване в старом городе. А вокруг не итальянцы, а армяне. Прекрасный темпераментный народ.

   В конце-концов, что там на сегодня с делами?
   В тишине всё-таки как-то неуютно сидеть, тем более когда один. Привычка, чтобы хоть что-то бубнило или играло. Это конечно не клинический случай, но что-то от аутофобии и иремофобии, боязни одиночества и тишины, здесь есть.
   Валерий опять включил проигрыватель в ноутбуке. В любом случае под музыку ему легче думать о делах. Музыка каким-то образом порядок, среди мыслей, в голове наводит.

                ***
  Cколько Валерий себя помнил, он всегда любил музыку. Даже в детстве, он всегда смотрел правительственные концерты. Песни там пелись конечно ужасные, отобранные, в основном, в угоду маразматическим старцам, но другого не было. А тяга к музыке видно пересиливала даже плачевное состояние той эстрады. Смотрел и всё тут. И конечно же что-то бренчал во дворе на гитаре, как и всё их поколение. Видно от недостатка хорошей музыки в телевизоре и на радио, на гитарах более или менее умело, играли почти все пацаны.
   Поэтому зачастую какие-то воспоминания у него ассоциировались с какой-нибудь мелодией, которая звучала во время происходящего.

   Вот и с "Лунным рэгги" группы "Окарина" происходит тоже самое, как услышит эту композицию, то вспоминает одно весеннее утро в Стамбуле.
   Из Стамбула они должны были улететь к вечеру, но вмешалась нелётная погода в аэропорту прилёта - городе Нальчик. Рейс был чартерным, а проблемы, в виде тумана, в аэропорту Нальчика были такие обычные, что рейс не стали откладывать, как  водится на два часа, и так далее по обстановке, а просто всех увезли обратно в отель. До тех пор, пока туман не рассеется. Вот он под утро и рассеялся.
   Привезли их в чартерный терминал аэропорта Ататюрк, не проснувшихся, где то часов в пять утра. Зал вылета был пуст и какой-то несуетливо-тихий. Кроме пассажиров рейса Валерия, и нескольких человек служащих и полиции, никого не было.

   Но бар работал. В нём Валерий и приземлился, в ожидании дальнейших команд от руководителей чартера. Они, к слову сказать, не долго думая, присели тут же. И в принципе их желания совпадали - выпить по бокалу пива. Все они друг друга знали, и поэтому вяло перекидывались с Валерием ничего незначащими фразами.
   Организмы просыпались неохотно и постепенно. Говорить и думать не хотелось, эти функции ещё не активизировались. То-есть сидели молчаливые и грустные. В баре было тепло и уютно. Звучала тихая спокойная, под стать общему настроению, музыка.
   И вот заиграла новая мелодия. И наступило у Валерия какое-то умиротворение. Наступило,  какое-то примирение с окружающим миром. Всё отодвинулось на второй план. Все дела, проблемы, все окружающие люди.
   Через стеклянные стены терминала было видно, как на горизонте начинает подниматься огромное солнце. А он просто сидел очень ранним, холодным, весенним утром в теплом баре аэропорта с бокалом прохладного пива и ему, на данный момент времени, было очень хорошо и всё "по-барабану". Хотелось, чтобы время остановилось.
   Звучало "Лунное регги" группы "Окарина".

   Валерий опёрся подбородком на руки, лежащие на стойке бара, сидел и смотрел на суету, которая начинала раскручиваться вместе с раскручивающимся днём, и думал: ну куда все торопятся? Неужели люди не хотят просто спокойно посидеть и послушать музыку? Ну хотя бы на время остановиться и забыть на несколько минут о всех делах. Ведь такое хорошее утро.
   Между рядами кресел, в зале ожидания, хлопотливо как вороны, бесконечно что-то переупаковывали челноки. Успевая хвалиться друг перед другом - кто что купил, и почём. Не забывая между этим материть жадных турков-торговцев.
   Суета.
   Краем уха, Валерий услышал разговор двух, оживших после пива, флайт-менеджеров с их борта. О том, как улыбалась, кому-то из них блондинка в лифте отеля, и после пары комплиментов от него, объявила ему цену за её невинное тело. Ну не сука, а? Вяло подумал, что на экипаже опять сэкономили, заселили их на ночь в дешёвый отель где живут украинские проститутки. Точно, суки.
   Всяческая суета.

   В другое время он бы посмеялся вместе с бедолагами, которые остались без сладкого. Но сейчас Валерию это было нисколько не интересно. Он поудобней положил голову на руки, закрыл глаза и слушал музыку. И на душе у него был мир. Не хотелось ни о чём думать.
   Подошёл бармен:
   - Мистер, проблем?
   - Ёг проблем. Чок гюзель мюзик, - ответил не поднимая головы Валерий.
   - Тамам. Башка бир бира?
   - Эвет.
   Бармен осторожно поставил перед Валерием ещё бокал пива и отошёл к позвавшим его, входящим во вкус, флайт-менеджерам.

   Подобное настроение было один раз во время службы на восьмой заставе.
   Валерий с сослуживцами вернулись на катерах, с границы, от понтонной переправы в афганский порт Хайратон.
   После того как заправили катера, и по быстрому сделали обязательное техническое обслуживание, пошли со стоянки катеров на пограничную заставу - спать.
   Идти недалеко, погода отличная. Вроде всё как обычно. Ранее утро, только рассвело, приятно тепло, но не жарко. Весна. Но что-то было по другому.
   Валерий огляделся, а вся граница красная от распустившихся диких маков. Красота неимоверная. Бескрайнее красное море до горизонта, в которое кажется  войди и можешь плыть. В этой красоте чувствовалась великая сила неподвластная человеку. Красота, которую можно уничтожить, но нельзя подчинить.
   Никакого лязга металла, рёва двигателей и криков обезумевших людей.
   Тишина и спокойствие. И так от этого величия на душе стало спокойно и хорошо, что не хотелось чтобы это состояние исчезло.
   Не хотелось идти на заставу с её повседневной рутиной, распорядком дня и боевым расчётом. Сейчас всё это казалось неуместным.
   И вообще, всё что было до этого - суета сует.

   По всей видимости такое настроение посетило тогда не только его. Потому что шли они, уставшие и "до зубов вооружённые", на заставу непривычно долго.
   Они сошли с дороги и брели по колено в этом красном море из цветущих диких маков. Говорили о разной чепухе и беззаботно смеялись.
   Как будто не было, с декабря семьдесят девятого, почти до самой весны восьмидесятого, службы на пределе физических и моральных сил у переправы в порту Хайратон.
   Как будто не было войны.
   Им было по девятнадцать лет. Пацаны.
   Как сказал Евгений Евтушенко в своих стихах: они были возмутительно нелогичны, непростительно молоды.
   А вспомнить ещё и Василия Аксёнова, то они все в том возрасте получили от судьбы "звёздный билет". Единственно, их об этом не предупредили, и поэтому мало кто им воспользовался. 
   Если вернуться опять к Евтушенко: наделили их богатством, не сказали, что делать с ним.

   И Валерию кажется, что тогда тоже звучало это регги. Конечно ещё ненаписанное. Но оно должно было звучать.
   Положив голову на руки на барной стойке, он не думал о том, что впереди его ждёт тяжёлая дорога: регистрации, таможни и границы. Три перелёта за день. И ещё куча приятных и неприятных забот. И что он устал от частых полётов за границу и поездок по родной стране. И о том, в конце концов, что у него опять кончились страницы для виз в загранпаспорте, и его надо срочно менять. Чёрт бы его побрал.
   Всё это было сейчас не важно, и как бы, в другом измерении, а на данный момент времени Валерию было очень грустно и спокойно. Он пил пиво, слушал музыку и его ничего другое не интересовало.
   Валерий просто возвращался домой.

   После этого он бывал в Стамбуле и в новом аэропорту Ататюрк, но такого настроения у Валерия больше не было ни разу.
   А может просто там больше не звучало "Лунное регги" группы "Окарина"?

                ***
   Чтобы не обманывать самого себя, Валерий опять включил "Кашмир". Ведь именно её он хочет послушать ещё раз. Эта была его любимая композиция и любимая группа. "Лестница в небо" была всё-таки на втором месте. А истерику по "Битлз" он вообще не понимал. Для него это было, как-бы "Ласковый май" тех дней.
   Смешно было слушать некоторых звёзд российского рока, которые говорили, что услышав в юности "Битлз" они решили заняться рок музыкой. Это было равнозначно, если бы на занятие рок-музыкой их сподвигла музыка "Ласкового мая". Если только назло.
   Вообще-то для многих российских музыкантов творчество "Лед Зеппелин" это, наверно, очень сложно и непостижимо.
   Кашмир - это Пакистан. Но ведь эта песня не о Пакистане. А о сильных людях верящих в мудрость природы, и о песчаных бурях, и не только в пустыне, но и в головах. И о том, что всё это человек преодолеет.

                ***
   Костик наконец успокоился. Перестал бегать по понтону, махать руками и кому-то что-то доказывать. Ну, кстати машина пришла, можно ехать на заставу.
   Ураган не успокаивался. Но для Валерия и остальных он уже был в прошлом.
   Приехав на заставу и сдав оружие, они пошли в столовую.
   Кухня на заставах работает круглые сутки. Всю ночь кормят наряды, которые уходят на службу, или приходят с неё. Правда всё ограничивается бутербродами с маслом и колбасным фаршем из банок и чаем. Поэтому мореманы всегда приносили с собой всевозможные консервы и сливочное масло из своих запасов.
   Бывало пограничники, с подначкой, начинали возмущаться: почему такая разница в рационе питания, между ними и моряками?
   На что моряки отвечали:
   - Да потому, что мы три года служим, а вы два. Это во-первых. И от нас больше пользы. Это во-вторых.
   После чего шли в вольеры, где держали пограничных собак, и демонстративно открывали и вываливали собакам оставшиеся консервы, не нести же их назад на катер, со словами:
   - От собак тоже больше пользы, чем от вас, на границе.
   И некоторые собаки их любили больше, чем своих проводников, которые наоборот пытались половину съесть из собачьего пайка. На собак, для их кормёжки, получали вполне конкретные продукты. В том числе мясные и рыбные консервы. А пограничников кормили ужасно.

   По этому поводу произошла первая серьёзная стычка у мореманов с начальником заставы.
   Валерий с остальными старшими катеров категорично заявили ему, что они не будут есть то, что варят на заставе. Едой - это назвать нельзя. И они требуют, чтобы им просто отдавали продукты по норме.
   Конечно - это произошло не сразу. А после того, как стали зажимать их доппаёк. Начальник рассудил так: старшие катеров все молодые, начинающие, и на конфликт с ним пойти побоятся. И поэтому, вместо доппайка, дал команду накладывать им в тарелки побольше "первого" и "второго". Вот мол вам доппаёк. Но сколько не накладывай пшена, ячки или сечки, оказывается и этим кормят людей, мясом, сыром и сгущёнкой они не станут.
   И он получил такой скандал, что чуть не лишился своего места. Какая уж тут академия. Мосёл наверно потом проклял тот день, когда эта гениальная мысль пришла ему в голову.

   Ультиматум. Голодовка на заставе. Это же ЧП. Это очень серьёзно. За это головы летят.
   Начальнику заставы, в добавок, не хватило ума не выпускать это за пределы заставы, а "отработать назад" и решить всё полюбовно. Он, как говорится, закусил удила. Одно слово - Мосёл.
   Разбираться с этим приехали из дивизиона и отряда. Надо отдать должное,  дивизион занял их позицию. Поэтому начальника заставы поставили в нужную позицию по стойке "смирно", и отдали приказ: готовить еду для мореманов отдельно от всех и строго по их норме. В добавок погрозили ему пальчиком - не шали.

   А с Валерием и другими моряками опять беседовал психотерапевт-особист. Беседа была на тему: "О недопустимости "бунта на корабле" и его последствиях."
   Начальник заставы всё свалил на старшину заставы. Тот почесал голову и предложил старшим катеров:
   - Мужики, сами понимаете, в наших условиях, невозможно варить для вас отдельно. Всё сожрут до вашего прихода. Не часового же мне ставить у ваших кастрюль. Давай вы питаться будете из общего котла, а разницу получать потом на складе.
   Вот так. От чего ушли, к тому и пришли.
   Но после этого, Мосёл затаил на них лютую злобу. Его целью стало поймать их, на чём-нибудь, и потребовать смены экипажей на его заставе.

   После еды разбрелись кто куда. Кто спать, кто гулять. По настроению.
   Валерий вышел на улицу. Здесь был какой-то переполох. Дежурный по заставе, часовой заставы, и ещё пару человек, кому не спалось, смотрели куда-то в небо и что-то обсуждали.
   Оказалось в небе слышно было курлыканье журавлей, но из-за темноты и урагана их не было видно. Да, они по приезду, когда шли на заставу, тоже слышали. Но внимание не обратили. На Амударье весной и осенью птицы тучами летают. Время перелёта. А на реке они отдыхают, а кто и зимует. Клинья гусей, лебедей и журавлей прибывают и отправляются с частотой поездов в московском метро.
   Но в данном случае дело оказалось драматичней. Курлыканье было уже давно. Похоже клин журавлей попал ночью в ураган, и при сильном ветре и нулевой видимости не мог лететь дальше.
   А застава, из-за освещения территории, виделась им светлым пятном на земле. Вот они и кружили над ней; дальше лететь сил нет, и сесть страшно, понимали - внизу люди.

   Кружили пока сил хватило. Через какое-то время сначала один, потом ещё один, и ещё, они начали падать на землю. Пытались подойти поднять их, но они начинали биться от испуга. Решили не трогать.
   Журавли отлежались, и стали потихоньку вставать на ноги.
   И вскоре по заставе вышагивало с десяток серых журавлей. Их старались не пугать.
   В дальнейшем, после того, как "афганец" стих, они взлетели, немного покружили над заставой, покурлыкали, как-бы на прощание, и выстроившись клином подались дальше на юг.

   После обеда, выспавшись, пошли на стоянку катеров. Ветер был ещё сильный, но это не Хайратон, поэтому службу будут сегодня нести на стоянке. Куда-то идти в шторм - нет особой нужды.
   Опять завели разговор про вчерашнее.
   - Да-а, Валерик. Повезло тебе вчера, - начал ехидно Костик, - но я бы тебя спас. Можешь не сомневаться.
   - За нас всё решили наверху, - ответил Валерий.
   - Ты чё, ещё и верующий? А ведь комсомолец, - наиграно возмутился Костик.
   - Нет. Я агностик.
   - Сектант что-ли? Ещё лучше. Я отказываюсь с тобой ходить на службу, - заржал Костик.
   - Нет. Темнота. Агностик - это тот, который верит, что от обезьяны произошёл только Дарвин.
   - А остальные от кого?
   - Как сказал Остап Бендер: от коровы.
   На лице Костика была видна работа его мысли. Переварив услышанное и поняв, что над ним прикалываются, он начал заводиться:
   - Сам ты корова, баптист недоделанный.
   Валерий, смеясь, сказал примирительно:
   - Понимаешь, Костик, агностик - это тот, который не верит ни чему, чего он сам не может потрогать, увидеть или услышать. В то же время, он не считает доказанным и отсутствие какого-бы то ни было высшего разума. А веру в бога считает просто примитивной. Всё гораздо сложней.
   - Всё с тобой, Валерик, ясно. Где Витёк? Пошли в карты ко мне в каюту играть, пока младшие пожрать готовят. Деньги-то у вас есть? А то я в долг не играю.