(Публикуются по просьбам пишущего прозу проницательного пролетариата)
ПОЧЕМУ ПЛАКАЛ ПАЛЫЧ
(Буква «П»)
Пётр Палыч плакал, подушечками пальцев потирая поясницу. Почему? Причина проста - понос... Покушал печёнки, простокваши, пастилы, пряников - племянничек попотчевал, паразит.
«Погоди, паскуда, - подумал Палыч, - попадёшься, поплачешь...»
Подошла падчерица Прасковья. Повела плечами, поцокала, поохала - пожалела. Принесла пургену:
- Прими, полегчает.
Палыч проглотил. Понесло пуще...
Петух привычно прокукарекал - приближалась полночь. Прасковья преспокойно похрапывала, приминая подушки.
Палыч плакал...
НАРЫВ
(Буква «Н»)
На новостройке Николай Николаевич наколол ногу. Наутро на ней назрел нешуточный нарыв.
Натягивая носки, Николай Николаевич насморочно ныл:
- Нина Никифоровна, налей наливочки! Надо нейтрализовать нагноение!
Невеста Николая Николаевича, необъятная Нина Никифоровна, нахмурилась:
- Не надейся! Напьёшься - начнёшь наглеть, нарвёшься на неприятности. Накось настойку на настурциях. Накапаю немного - нарыв на нет!
- Налей, негодница, - настаивал Николай Николаевич, нежно нянча набрякшую ногу, - необходимо!
Невозмутимая Нина Никифоровна неторопливо нагнулась, неловко нажала на нарыв.
Николай Николаевич нервно напрягся.
- Н-да, неважно, неважно... - Нина Никифоровна наклонилась ниже, - надо, наверное, немного налить невезучему.
- Ненаглядная! - нутро Николая Николаевича наполнилось необыкновенной нежностью...
ВРЕМЯ ВОЙНЫ
(Буква «В»)
Вождь Вопящая Выпь внимательно взглянул вокруг: возле вигвамов валялись вздувшиеся вапити. Война: враги вырезали всех взрослых, вывезли вещи, выгнали волов, выпили вино... Выжили восемь верных воинов.
Всхлипнул взъерошенный внук вождя. Вдали взвыл волк. В ветвях ветлы вскричал ворон. Вечерняя влага висела в воздухе.
Вокруг веяло весной. Вопящая Выпь вздохнул: вероятно, время войны возможно во время весны...
СОМНИТЕЛЬНАЯ СЛАДОСТЬ СВОБОДЫ
(Буква «С»)
Семен Свистунов с Серегой Сорокиным сговорились сбежать. Сокамерники собрали свой скудный скарб, сорок суток сушили сухари. Сложили сидора.
Седьмое сентября, суббота. Солнце скрылось. Спустились скорые сумерки. Суета сборов стихла. Согнувшись, сторожко ступая, спускались сокамерники со старых ступенек. Стук сжимаемых страхом сердец стопорил сознание. Слабый скрип сапог спугнул спящих свиристелей, свистящими стрелами свиристели сорвались с сосны, стукнули ставни. Струи слепящего света сузились, сошлись, схватили сбежавших. Сверкнули сталью стволы СКС* - солдаты!
- Стой, сволочь! Собак спущу! Стреляю!
- Спалились! Сейчас сцапают! – смертельный страх сковал сердце семнадцатилетнего Сорокина.
- Сюда, Серега! – Свистунов стремительно свернул со света, сутулый Сорокин, сердито сопя, семенил справа.
- Сема, сбавь скорость, спотыкаюсь! – стонал сморившийся Сорокин.
- Скорей свинтить! – Свистунов сердито схватил сидор собрата. – Соберись! Сам снесу!
- Собаки... с соплями сожрут...
- Сырость собьет собак со следа, - сипло сказал Семен, споро спускаясь со склона.
Серый струящийся студень северной Свияги** скрыл следы сбежавших.
Сполохи северного сияния слабо светили сверху. Сумрачные скалы, строгие сосны – спасительный суровый Север.
...Сеновал. Солнце серебрит соломинки. Свистунов сдвинул сено со сладко спящего спутника. Серега сморщился, сонно сощурился, спросил со страхом:
- Снова солдаты?
- Смотри, салажонок, солнце! Свобода! – смеялся счастливый сорокалетний Свистунов. – Сбежали!
- Согласен, супер! – согласился соратник.
Светло сияло сбежавшим сокамерникам сладкое солнце свободы.
***
Скоро солнце снова скроется, счастье станет сомнительным: свобода символична, сложно стать свободным, совсем свободным...
_______________________
*СКС – самозарядный карабин Симонова.
**Свияга – река на Севере европейской части России.
2008 г.
РОКОВЫЕ РЕАЛИИ
(Буква «Р»)
Родион Рукосуев, рослый рыжебородый ростовчанин, раскатисто ругаясь, ремонтировал ржавую раскладушку:
- Рассыпалась, рухлядь!
Раиса Рукосуева, роскошная рубенсовская работница регистратуры районного роддома, раскорячившись рассаживала рассаду ранней редиски, рьяно рвала расползшийся репей.
- Раздолбай! - ругала Рукосуева разгоряченная работой Раиса. - Реставратор! Развалину реанимирует!
Ребенок Рукосуевых, румяный Ромка, редко радовавший родителей разумом, рассудительностью, работоспособностью, рос расхлябанным разгильдяем, ротозеем. Раскачивая рябинку, Ромка расшибся, разорвал рубашку. Рапоясавшись, растянул рогатку: раз — разбил рюмку, раз! - раскокал раковину рукомойника. Раз, раз, раз! - разбомбил раритетную репродукцию Рембрандта. Рассекая Раисину рассаду, резвыми рыбками разлетались разрушительные рюшки. Разорвавшейся резинкой рогатки Ромка резанул ребро Родиона. Ромка растерянно раззявил рот, развел руками — рикошет!
- Разбойник! - Родион резко рванул ремень. - Разворачивайся, растяпа! Располосую рожу!
- Родя! Расслабься! - разволновалась Раиса. - РОНО рядом: разнюхают, растрезвонят, разрушат реноме родителей Рукосуевых.
Родион ругнулся, разложил раскладушку, разлегся, разморенно рыгая.
- Рая, разотри радикулит!
Раиса, расположившись рядом, размашисто разминая Родиона, разумно рассуждала:
- Роме рекомендованы рациональные развлечение, развивающие ребусы. Рогатка разве разовьет ребенка? Разумеется, Ромочка растет разгильдяем, - резонно резюмировала Рукосуева.
«Развитие, ребусы, - размышлял Рукосуев, развалясь, - реальные расходы... решено: разворачиваю рыболовство!» - разродился Родион революционной резолюцией.
Распотрошив рублевые резервы Рукосуевых, Родион разжился рюкзаком, радаром, резиновой робой, рукавицами, раколовкой. Разложив раздобытое, размечтался:
«Реализую рыбу, распродам раков — разбогатею! Ребенку — рубашки, раскладного робота, ребусы... Раисе — румынский ридикюль, рубины, рысью распашонку...»
Рев расстроенной Раисы, рулады рыданий разрушили розовые размышления Родиона:
- Рехнулся, рыболов! Речка рассохлась, рыбу растащили ребятишки, раки расползлись! Разорение! Рубли растрачены!
Развод! Развод!
2010 г.
ПРОПАВШИЕ ПОДШТАННИКИ
(Буква «П»)
Под пятницу пятнадцатого приключилось пренеприятнейшее происшествие: популярный поэт-песенник Прокопий Пятаков-Полушкин потерял подштанники. Подруга Прокопия - полнотелая Полина Пеструшкина, перетряхнув простыни, пододеяльники, понапрасну поискав пропажу под периной, по полкам, полатям, подоконникам, принялась понарошку попрекать Прокопия:
- Порты потерял! Поди позабыл под подушкой путаны-полуночницы! Посмотри — плешь поседела, пузо под подбородок подпирает, полиартрит! Пора, паренек, путан-то позабыть! - подначивала Прокопия Полина.
Пятаков-Полушкин понуро потупился, пошкрябал полусогнутым пальцем переносицу, печально поморгал, покорно пожал покатыми плечами:
- Прости, Полина, попил пива, поплохело — премерзкое попалось пиво, потребовалось проветриться, пошел прогуляться по Первомайскому проспекту, повстречал прелестницу, премило пообщались, память потерял, предположительно поэтому подштанники посеял...
- Подлец! - Полина, пораженная предательством Прокопия, принялась плакать. - Потаскун! Прелюбодей!
Пятаков-Полушкин подумал: «Примитивно прокололся!»
Потом потоптался, побрел по перекосившимся половицам, присел под порог, почесал пятерней плешку, пригорюнился. Поозиравшись, приметил под порогом прижатые пихтовыми поленьями подштанники.
- Полина, посмотри! Пропавшие панталоны! - помахивая подхваченными портками, подпрыгнул повеселевший Прокопий, - перестань переживать, позабудь прошлое!
- Поздно, паразит... Признался — проваливай! Путане привет передавай. Прощай, поганец!
- Пупсик, прости подлеца — плоско пошутил... Поверь, правда-правда! Пожалуйста... Птичка... перепелочка... Полиночка...
Прокопий, проворно подскочив, порывисто прочмокал пылкими поцелуями по пухлому предплечью притихшей Полины.
Полина повздыхала, пошмыгала, приобняла плечи Пятакова-Полушкина, погладила покрасневшую, посыпанную перлами пота писательскую плешь. Подняла пропылившиеся, покрытые пепельной плесенью портки.
- Посмотри-ка, Прокоша: порвались подштанники-то, поизносились. Пора подштопать, постирать, погладить, пуговицу пришить; пожалуй, потребуется подтяжки прикупить...
Помолчав, прибавила:
- Прощаю покуда, пострел перезрелый...
Прокопий просиял: пронесло! Прекрасно!
2011 г.