18 глава
Как ни странно, но по прошествии ночи наступило утро. А после него наступил день, а потом вечер и снова ночь. И так повторилось пять раз, прежде чем в палате № 56 во второй городской больнице города Рязани пациент Деф Леппард пришёл в себя после длительного, так сказать, сна.
Деф сначала подумал, что он не может вспомнить, кто он, а потом, припомнив кое-что, он открыл глаза и увидел, что лежит в больничной койке, а около него сидят жена и старший сын Григорий.
— Радость-то какая! – закричала Ольга, увидев в журнале, который читала, фотографию Дженнаро Гаттузо.
А потом она увидела, что Деф открыл глаза и сказала:
— Что, бездельник, отдыхаешь?
Тут в палату вошёл профессор Бетховен с какой-то женщиной, приблизительно его возраста.
— Здравствуй-с, Деф, — сказал он и взглядом показал, что хочет сказать Дефу что-то наедине.
Если бы Деф не попросил оставить их на время, то профессор Бетховен не сказал бы ему очень важную вещь. Но Деф попросил всех выйти, и все, кроме профессора Бетховена, вышли, даже соседи по палате, у которых были сломаны ноги и шеи, а некоторые были в такой же отключке, что и Деф пять минут назад. Все вышли.
Профессор Бетховен сел на край койки Дефа, а Деф приподнялся и уставился на него.
— Помидоры подорожали! – таинственным шёпотом сказал профессор Бетховен.
— Вот что бы это значило? – подумал Деф, не слыша профессора Бетховена и представляя, что его дочь беременна.
— Ну а вообще, — продолжил профессор Бетховен, — Огурцы тоже подорожали!
— Правда? – спросил Деф.
— Нет! – ответил профессор Бетховен, — А вообще-то да!
— Ну ладно, довольно о всякой серьёзной белиберде говорить, — сказал Деф, — Как я тут оказался?
— Ну давай расскажу, — сказал профессор Бетховен, — В общем, Амман Цистернович увидел-с, что ты лежишь на полу с головой разбитой-с. А над тобой железный Герберт склонился… Ну-с, он его выключил.
— Кто кого выключил? – не понял Деф.
— А я знаю? – сказал профессор Бетховен, — Ну и вот… Мы думали-с, что это он тебя так-с ударил-с, а оказалось, что не он, не железный-с Герберт-то. В общем, мы его в балахон-с нарядили, а вообще, выйдешь – сам всё узнаешь-с… Кстати, что за название такое – Герберт?
— Можно и не Герберт, — сказал Деф, — Можно, скажем, Гиппократ!
— Чего это у вас все имена на «Г» начинаются? – удивлённо спросил профессор.
Внезапно окно распахнулось, и, высунув голову, некий Юрий Антонович заявил:
— А мне нравится!
И скрылся, закрыв окно.
— Ну-с, Гиппократ, значит Гиппократ, — сказал профессор, — Выздоравливай!
Он вынул из-за пазухи пакет с огурцами, что купил ещё по старым ценам и вышел.
19 глава
Свет, прорезав сгусток мрака, упал на задумчивое лицо Костика, одновременно его разбудив.
— О! О! Сколько время? – неожиданно спросил Костик, чуть не повергнув в шок профессора Бетховена и Константина Кристиановича. Профессор, взглянув на часы, ответил:
— Понятия не имею!
Костик, включив уже включенную настольную лампу, на листке бумаги нарисовал окружность, а в центр поставил и сам карандаш.
— Если я не ошибаюсь, — начал он, делая вид, что никогда не ошибается, — Половина первого!
Профессор Бетховен, сверившись с листком, заявил:
— Ух, мои отстают на три минуты!
И подведя часы, попытался уснуть. Костик отодвинул лампу, так как она достаточно сильно светила ему в глаза и уставился в стену.
По прошествии пятнадцати минут Костик, не заснувший, вновь взглянул на листок, что показывал уже половину пятого.
— Что-то время быстро летит, — сказал он.
В дверь постучали. Там, за двумя дверьми, стоял уже оправившийся Деф, и стоял он не просто так, а с намерениям выяснить, что там у них творится. Константин Кристианович отпер двери и, обняв Дефа, принялся рассказывать, что произошло на Аляске и с каким счётом закончился матч Милан – Манчестер.
— Так-таки 3:0? – не верил Деф.
— Да говорю тебе, — убеждал его Константин Кристианович, — Первый гол забил Кака, второй – Зидорф, а третий Джилардино. В общем, все хороши были.
— Это хорошо-с, — довольно сказал профессор Бетховен.
— Так а что случилось с железным Гиппократом? – спросил Деф.
Не успел никто ничего сказать, как в каморку вбежал профессор Герц и закричал:
— Гиппократ от меня удрал! Мы пошли с ним в банк, я оставил его на улице, велел не уходить, выхожу… Короче, бежим его искать!
Все сразу похватали куртки и бросились вон из «лаборатории».
В это время Борис Иванович Мышкин, о котором долгое время не было ничего известно, выходил из квартиры с двумя ужасно старомодными коричневыми чемоданами.
— Всё, — думал Борис Иванович, — Уеду в Киев и буду там спокойно жить, а то эти злыдни мне надоели! Уеду!
Примерно с такими мыслями Борис Иванович Мышкин вышел из дому и отправился в магазин на углу, где собирался купить ливерной колбасы в дорогу.
Если бы Борис Иванович не пошёл бы покупать ливерную колбасу, а пошёл бы прямо на остановку, то поскользнулся бы и расколотил бы себе лоб, и пока бегал бы в аптеку за пластырем, поскользнулся бы ещё раз и сломал бы себе руку, и в итоге опоздал бы на поезд.
Но этого не произошло, и Борис Иванович отправился в магазин за колбасой, однако, увидев около магазина большое столпотворение, напрочь позабыл о колбасе, и принялся выяснять, в чём же дело, но потом увидел поверх голов людей человека в длинном балахоне с накинутым на голову капюшоном, который что-то говорил. Кстати, пока Борис Иванович пытался разобраться в ситуации, у него спёрли оба чемодана.
Тут-то и надо сказать, что в этой толпе находились Борис Иванович Белобрысов, Андрей Григорьевич Дронов и два милиционера – Николай Христофорович Косаглазов и Христофор Николаевич Касоглазов. И как только Борис Иванович Белобрысов увидел тёзку Мышкина, он закричал «За Родину!» и бросил в Бориса Ивановича снежок, но попал в стоящего рядом гражданина, и так вскоре завязалась драка.
Однако многие продолжали слушать человека в балахоне. А сам человек в балахоне толком ничего не говорил, но на вопросы отвечал достаточно странно, что вызывало смех толпы.
Вскоре после того, как драка в одном из «участков» толпы кончилась, около человека в балахоне объявились профессор Бетховен и профессор Герц.
— Тихо! – закричал профессор Герц, — Послушайте!
Толпа вскоре затихла.
— Люди! – подал голос профессор Бетховен, — Перед вами, так сказать, не человек-с… Это мы-с…
Но его последние слова утонули в рёве толпы.
— Честное слово! – кричали в один голос профессоры.
Деф стоял, кусая ногти, а потом отвернулся и быстро скрылся в толпе. Константин Кристианович хотел было начать его искать, но тут в толпу врезался человек, орущий:
— Дьявольщина! На заводе!
Толпа ещё больше заволновалась и подалась вперёд.
Человек в балахоне крикнул:
— I’m a IRON MAN!
Тогда человек, врезавшийся в толпу, в котором мы узнаём металлурга Андрея Николаевича Синего, истошно закричал и бросился прочь…
Толпа начала беспорядочно двигаться, и в итоге кто-то крикнул «Ура!» и подбежал к железному Гиппократу и попытался его поднять. Потом к нему присоединились ещё трое, а потом уже вся толпа подняла на руки железного Гиппократа и провозгласила его мэром города!
— Чугунная башка! – только и успел крикнуть вслед толпе, уносящей его творение к мэрии, профессор Бетховен, и вот он остался совершенно один на улице. А потом он махнул рукой и ушёл в противоположном направлении.
Продолжение: http://www.proza.ru/2014/02/26/1097