Orange juice

 

Не знаю, бывает ли у других людей так, что, пробудившись однажды поутру, они вдруг осознают, что жизнь их движется совершенно не в том направлении, в каком хотелось бы. Но тем февральским утром я проснулся именно с такой мыслью. Вполне допускаю, что причиной ее рождения стало явление, довольно редкое для восточного побережья Америки, – сильный снегопад. Вернее, размышления, в кои пустился я, глядя в окно на дворик перед домом, вдруг удивительным образом преобразившийся. Помню, выглянуло солнце, пронзившее лучами украшавшие карниз сосульки, из-за чего те вспыхнули внеземным, мистическим золотом, а облепленные искрящимся снегом ветви деревьев, замершие на заднем плане, подчеркивали объемность «картинки»; она казалось кадром, выхваченным из фильма 3D.

Я же смотрел на это невообразимое великолепие и думал о вечности: вроде бы, на первый взгляд, фундаментальная, божественная красота, но жить ей, увы, всего лишь до первой оттепели. И та не заставила себя ждать. Уже следующим утром, когда я, едва открыв глаза, устремил взгляд за окно, в надежде вновь восхититься блеском ледяной красоты, то увидел на фоне серого неба только унылые ветки деревьев, да черный карниз, лениво плачущий грустными ледяными обмылками, в кои превратились вчерашние грациозные «сталактиты». В приоткрытую форточку проникал звук капели, и на душе у меня стало как-то уныло, слякотно… Вот она – моя истинная жизнь! – подумал я. – Унылая слякоть… А вместе с этой мыслью пришло понимание того, что жить дальше так, как прежде, я уже не смогу. Невероятно, но стоило признаться в этом самому себе, и я тут же почувствовал, что в моих силах изменить не только собственную жизнь, но и окружающий меня Мир, сделав его добрее и краше. И это не пустая, пафосная идея. Такое действительно мне по силам, ведь я… писатель – «властитель человеческих дум».

Да, я – писатель. Правда, пишу, если говорить начистоту, дешевенькие, «мыльные» детективчики. Но это не мешает им расходиться подобно горячим хот-догам в прохладный день. Да и сюжет каждого из них, действительно, напоминает хот-дог: убийство (сосиска), заключенное в мягкие, осторожно удерживающие его ладони расследования (булочка). И все это обильно полито кетчупом (мордобоем), а также смазано пикантной горчичкой (горячим сексом, разумеется). Хотя моего редактора, мистера Дика, такие «хот-доги» вполне устраивают, меня самого, если честно, от них уже давно тошнит. Более того, я стал пленником одного жанра, ибо в свое время неосмотрительно заключил контракт с мистером Диком на издание двенадцати книг одной серии. И выйти за пределы этой серии у меня до сей поры не имелось ни малейшей возможности. На сегодняшний день свет увидели лишь семь книг. А еще как-то нужно «родить» пять.

Что ж, – подумал я, – может, мистер Дик не такой уж и зверюга, чтобы не понять своего автора? Вдруг он пойдет мне навстречу и, если уж не аннулирует контракт, то хотя бы пересмотрит его? В конце концов, издатель должен осознавать, что душе творческого человека тесно на ленте конвейерного производства!

Встретился я с мистером Диком в офисе его редакции. Принял он меня, как всегда, радушно: сладенькая улыбочка на губах, вялое, но долгое рукопожатие, кофе…

«О, как я рад тебя видеть, Ронни!» – повторил он несколько раз.

– Я вас тоже рад видеть, – ответил ему я. – Но… – Я запнулся.

– Что такое, дружок? – с тревогой взглянул на меня мистер Дик.

И я выложил ему начистоту, что устал от своей серии, что хочу нести читателю нечто более изящное и дорогое в плане духовности, нежели преподносить ему наспех собранные «хот-доги» своей дешевой литературной кухни.

– Нашей кухней, дружок, нашей! – первым делом уточнил мистер Дик, сделав акцент на слове «НАШЕЙ». А потом прочитал мне небольшую лекцию о том, что читатель нынче не тот, каким был вчера, что он прост и туп, как та же сосиска, а «тонкое» и «изящное», о чем завел речь я, его огрубевший читательский желудок ни только не насытит, но даже вызовет у него отвращение, вплоть до рвотного спазма.

– Вы плохо судите о людях, мистер Дик! – возмутился я.

Но мой оппонент лишь усмехнулся:

– А что ты, дружок, можешь знать о людях? Сидишь себе, буковки на мониторе набиваешь, и не ведаешь, что за пределами этого твоего монитора творится. У меня же, как у редактора, взгляд на жизнь намного объективней, шире. Профессия к тому обязывает. Мне известны цифры продаж тиража, и они куда красноречивее говорят о читательских предпочтениях, чем ты. Люди сейчас все поголовно замкнуты в своих мирках, злые, недоверчивые, мнительные. Куда им до твоей «изящности»! Успокойся, Ронии. Пиши себе…

– Вы ошибаетесь, мистер Дик!

Тот в ответ пожал плечами:

– Так докажи, что я не прав.

– И как же? – осведомился я.

– Ну… – Мистер Дик на мгновенье задумался, – скажем, давай заключим с тобой пари: у тебя будет целый час, и я утверждаю, что тебе не удастся за это время остановить на улице незнакомого тебе человека, которого бы ты смог за несколько минут вытащить из его маленького мирка на откровенный разговор и заставить поделиться с тобой своими сокровенными мыслями. Я готов биться об заклад, Ронни, что это у тебя не получится. И в первую очередь потому, что люди в массе своей отвыкли мыслить. Им просто нечего будет сказать тебе, по причине чего никто даже не вступит с тобой в разговор.

– Хм, – задумался я, – тут нужно быть психологом.

– Это отговорка! – отрезал мистер Дик. – Просто ты почему-то боишься согласиться со мной: люди замкнуты, недоверчивы, злы…

– Я не боюсь, просто довольно неожиданное предложение, – спокойным тоном возразил я. – Хотя, настаиваю, что внешне люди кажутся такими, как вы говорите, лишь потому, что мы с вами, как литераторы, сами затупляем их чувства тем, что пишем и издаем. А ковырни чуток душу любого, так разбудишь вулкан эмоций!

– Хе, лит-тератор! – с плохо скрываемым сарказмом ответил мне мистер Дик. – Стало быть, ты соглашаешься на пари?

– Да, – уверенно ответил я, сразу же поинтересовавшись: – Но только какие же ставки вы предлагаете?

Откровенно говоря, в тот момент я сразу подумал, что на кон можно будет поставить наш контракт на издающуюся в данный момент серию моих книг: если у меня получится выполнить оговоренное условие, контракт разрывается, если нет, то я не только, сжав зубы, продолжаю старую серию, но и беру на себя обязательство по написанию большего количества книг для нее. Невероятно, но мистер Дик в тот момент подумал о том же самом. Правда, он несколько усложнил условия пари:

– Остановить для разговора тебе, Ронни, нужно будет, конечно, не первого встречного. Это должна быть обязательно девушка…

– Почему? – удивился я.

– Потому что, Ронии, по статистике, девушки покупают книги чаще, чем все остальные. Это твой читательский контингент! – подчеркнул мистер Дик.

Хитрый лис! – подумал я. – Прекрасно знает о моей закомплексованности в отношениях с противоположным полом. И, действительно, сделать первый шаг к знакомству с какой-нибудь красоткой мне не просто, а уж заговорить на улице с незнакомой девушкой… Однако ради того, чтобы доказать мистеру Дику ошибочность его суждений о людях, а самому выбраться из плена своей ненавистной серии, я готов был попробовать взять себя в руки и стать более решительным.

– Хорошо, согласен, – ответил я на этой условие, а мистер Дик продолжил:

– Следующее. Ты ни в коем случае не должен говорить ей, что пытаешься выиграть пари. Так тебе элементарно могут подыграть. На тебе будет микрофон, проверим потом запись. А независимый оператор, если ты не возражаешь, все скрыто снимет на видеокамеру. Чтобы у нас потом с тобой не возникло спора: все ли условия пари ты выполнил.

– Без проблем, – пожал я плечами.

– И, главное условие, – коварно прищурился мистер Дик, – ты обязательно должен поделиться с нею хлебом…

– Ч-чего? – произнес я, чувствуя, как губы мои кривит глупая улыбка.

– Поделиться с ней хлебом, – на полном серьезе повторил мистер Дик. И тут же пояснил: – Добиться того, чтобы эта девушка без опаски приняла его из твоих рук.

– Что за бред?

– Это не бред, Ронни. Принять из рук незнакомого человека еду – это знак доверия не только к нему лично, но и к людям вообще. Если у тебя получится достучаться до той, кого тебе удастся остановить на улице, значит будем считать, что человечество еще – хе-хе – не так безнадежно. Ведь именно это ты собираешься доказать мне, не так ли? Я же потом просмотрю в видеозаписи момент передачи тобою ей…

– Хлеба, – обреченно закончил за него я, уже начиная чувствовать, что предложенное мистером Диком пари – всего лишь шутка. «Глупость какая-то… ХЛЕБ!» – думалось мне.

Однако, я ошибся. Видя выражение моего лица, редактор рассмеялся.

– Ну, Ронни, ты же писатель! Где твое чувство образности?

– Я просто не понимаю, что вы подразумеваете под словом «хлеб»? – признался я.

Мистер Дик с удовольствием пояснил:

– Все, что можно отправить в рот: сникерс, кофе, банан, мандаринку… Все, что угодно. Все, что ты сможешь найти в магазинах рядом. Для чего я ставлю это условие, спросишь ты?..

– И спрошу! – с вызовом перебил я его.

– Эх, Ронни… – вздохнул мистер Дик. – Я просто пытаюсь убедить тебя в бесполезности пари. Ты обречен на проигрыш. Ну, представь, возьмешь ли ты сам из рук незнакомого тебе человека, случайно встреченного тобою на улице, к примеру, мандарин?

Я покачал головой:

– Вряд ли.

– Правильно, ты ему не поверишь. И знаешь, почему? Потому что ты такой же, как все: бездушный, замкнутый, недоверчивый тип. Люди все такие, Ронни. Ты же берешься доказать обратное. Я прав? Ну так и докажи – заставь незнакомую тебе девицу принять от тебя еду. – Взглянув на мое растерянное лицо, мистер Дик усмехнулся: – Что, пропало желание спорить? Сдаешься?

– Нет, – почему-то ответил я ему, чувствуя, что это совсем не то слово, что я собирался вымолвить. На самом деле я готов был отказаться от пари, ибо приведенные мистером Диком аргументы вдруг начали казаться мне железными. Но, слово не воробей. – Я… согласен на пари, – произнес я.

Пари мы оформили, как и положено, в письменном виде, в присутствии нотариуса. Конечно, некоторые юридические обороты текста того документа воспроизвести сейчас я не смогу, но в общих чертах содержание его было таково:

«Мистер Р. (это я) и мистер Д. заключили настоящее пари.

Содержание пари следующее:

«Мистер Р. утверждает, что днем, в течение одного часа, ему удастся остановить на улице НЕЗНАКОМУЮ девушку и, в разговоре, заставить ее поделиться с ним своими СОКРОВЕННЫМИ мыслями, а также, в знак доверия, принять от него некий съедобный ПРОДУКТ (на усмотрение мистера Р.)

В случае выполнения всех перечисленных выше условий, контракт о литературной серии книг, ранее заключенный между мистером Р. и мистером Д., расторгается.

В случае невыполнении хотя бы одного из перечисленных выше условий, контракт пролонгируется, а мистер Р. обязуется сдать мистеру Д. для издания вдвое (в два раза) больше книг, чем это было предусмотрено первым контрактом».

 

Местом моего грядущего позора или триумфа была назначена площадь возле городского вокзала. Днем она всегда весьма многолюдна и молодых девушек среди прохожих можно найти предостаточно.

Первой проблемой, с которой столкнулся я, к моему собственному удивлению, стал выбор… – Нет, вовсе не девушки! – а так называемого «ХЛЕБА», на непременной передаче которого настаивал мистер Дик. У меня был час, и почти десять минут из него я потратил на то, дабы выбрать хоть что-то на роль безвозмездного съестного презента. Бананы, яблоки, мандарины… – все это я отвергал, едва пробовал представить себе, как буду вручать какой-нибудь из этих фруктов незнакомому человеку, девушке.

Чем мотивировать причину, по которой она должна принять его? Как через какое-нибудь дурацкое яблоко заставить девицу быть откровенной в беседе со мной?

Бред! Бред! Бред! Это лишь им, коварным Евам, по силам дурачить яблоком ближнего своего.

Но тут мне на глаза попался… аппарат по выжимке апельсинового сока. Сто раз бывал я на городской привокзальной площади, но эту штукенцию до сего момента почему-то не замечал. А сейчас сразу подумал – это то, что нужно! Угостить девушку апельсиновым соком – это оригинально, красиво и полезно (для нее, разумеется). Стоил стаканчик такого сока один доллар. Я извлек его из своего бумажника – при этом мне показалось, что изображенное на купюре «Всевидящее око» над пирамидой ободряюще подмигнуло мне.

Дело оставалось за малым – за девушкой.

Я начал озираться по сторонам. О, сколько же их тут! Вот одна – стройная блондиночка – приближается ко мне: «цок-цок» – весело стучат ее каблучки по тротуарной плитке. Я делаю шаг вперед, открываю рот… Ам! Язык куда-то провалился, изо рта вместо бодрого «Извините, милая девушка, не соблаговолите ли вы принять из моих рук стаканчик натурального апельсинового сока» вырывается какой-то хрипение. Девчонка лишь награждает меня удивленным взглядом и ускоряет шаг: «цок-цок, цок-цок» – пугливо застучали ее каблучки.

Конечно, я элементарно растерялся, оробел… Я ведь такой стеснительный! «Ничего у меня не получится…» – с горечью подумал я, но тут же вспомнил о пари и попытался внушить себе: «Ты должен, Ронни, ты должен справиться с собой!»

Повторив про себя эту фразу несколько раз, я и правда почувствовал себя чуть увереннее.

Очередную незнакомку я окликнул-таки:

– Девушка, разрешите угостить вас…

Но та, к кому обращаюсь я, казалось, ничего не слышит: она проходит мимо меня, и ухом не поведя. Точно того же эффекта я достиг, когда попытался привлечь к своей скромной персоне внимание следующей юной дамы, продефилировавшей мимо меня. Потом еще одна неудача, еще…

– Девушка, не могли бы вы помочь мне? – задал я вопрос очередной своей потенциальной «жертве», чем добился-таки от нее холодного, равнодушного взгляда:

– Ну? – без всякой интонации выдала она, чуть замедлив шаг.

Я пристроился рядом с ней и принялся на ходу сочинять:

– Понимаете, я мечтаю… я хочу… я ужасно хочу сделать всего один маленький глоток апельсинового сока… – Мне его много нельзя; врачи, знаете ли, не позволяют… – Но этот вот дурацкий агрегат, – кивнул я в сторону аппарата по выжимке сока, – выдает его исключительно целыми стаканами. Не могли бы вы мне помочь – выпить стакан, а мне оставить всего лишь…

– Извращенец! – зло прошипела девушка и пошла дальше по своим делам, оставив меня стоять в растерянности и виновато улыбаться.

Следующая кандидатка на роль «дегустаторши» апельсинового сока вообще бросилась от меня в сторону, как от маньяка, едва я попробовал приблизиться к ней. А когда я попытался найти глазами в толпе очередную «цель», то поймал ими суровый взгляд полисмена, который, видать, уже не одну минуту следил за моим несколько нестандартным поведением. Я улыбнулся ему и, сунув в карманы плаща руки, пошел искать другое место – в противоположном углу площади, там, где высилась башенка с вокзальными часами. «О, боже! – подумал я, бросив взгляд на них. – У меня остается меньше десяти минут!»

И в этот момент я едва не столкнулся с кем-то.

– Ой, извините! – послышался смущенный девичий голосок.

Принадлежал он, как оказалось, симпатичной мулаточке.

– Это вы меня извините! – тут же с восторгом затараторил я, радуясь, что не первым завел разговор. – На часы засмотрелся… Простите… А не хотите… А не могли бы вы… – Я хотел предложить ей стаканчик апельсинового сока, и только тут спохватился, что аппарат по выжимке апельсинов остался далеко позади меня. Черт, где же еще взять этот дурацкий «хлеб»?!

А прекрасная мулаточка и не слушала того, что я нес. Одарив меня лучезарной белозубой улыбкой, она сказала: «Простите, я спешу», и, соблазнительно виляя бедрами, ушла.

Я почувствовал, что проиграл пари. Времени оставалось совсем немного. Для очистки совести – наверное, чтобы доказать скорее себе, что я сделал все, что было в моих силах, – я купил шоколадку, в надежде успеть предпринять еще хотя бы пару попыток «поймать» какую-нибудь простушку на сладенькое. Робость к тому времени куда-то пропала. Я начал испытывать чувство, похожее на злость: «Неужели мистер Дик прав? Люди холодны и недоверчивы!»

– Девушка, не желаете ли вы приобрести шоколад за чисто символическую плату – десять центов! – тоном рекламного глашатая обратился я к следующей прохожей.

– Нет, спасибо, – послышалось в ответ.

– А вы, красавица, не хотите получить задаром шоколадку? – бросился я к другой, уже даже не заикаясь о деньгах.

– Нет, спасибо, – так же шаблонно ответила и она. Дело, как оказалось, было не в деньгах.

Оставив в покое эту девушку, я решительно перегородил дорогу другой:

– Девушка, а вы? Пожалуйста, примите от меня хлеб… – Я осекся, поняв, что оговорился. – Ну, то есть, шоколадку, – попытался исправить ситуацию я, протягивая ей шоколадную плитку в хрустящей фольге.

Но девушка в ответ даже не подарила мне улыбки.

Истекали последние минуты оговоренного в условиях пари времени. Вокруг мелькало множество незнакомых лиц – все какие-то озабоченные, серые, тоскливые: черты их будто вырезаны из гранита, глаза – словно стеклянные. Бр-р! Не чувствую ни малейшего желания поделиться с кем-нибудь из этих людей «хлебом»! Ну, быть может… Быть может, кроме этих двух юных дам, что быстро приближаются ко мне сейчас. Идут, взяв друг друга под руки, наверное, опасаясь потеряться в вокзальной круговерти: брюнеточка и шатеночка. Хм… До чего же хороши! Неужели и они не поверят мне? Но, как бы то ни было, – это был последний шанс выиграть пари. Я решительно ринулся навстречу им.

– Милые дамы, простите за беспокойство, окажите любезность, примите в дар от меня эту шоколадку…

Однако, несмотря на все мое красноречие, «милые дамы», расцепив на секунду свои руки, обошли меня, как ручеек камень. Я оказался для них чем-то вроде мусорницы или тумбы для афиш. Как неприятно, а! Но я нашел в себе силы не сдаться: догнал, обогнал и вновь предстал пред их очами, в коих мне удалось заметить искорки удивления.

– Совершенно бесплатно… – неуверенно произнес я, протягивая девушкам шоколадную плитку.

И тут случилось чудо! – одна из них – кажется, брюнетка – без особого интереса, правда, но осведомилась:

– Это какая-то рекламная акция?

– НЕТ! – решительно выдохнул я, хотя и совершенно не представляя, что буду говорить дальше. Но почувствовал при этом, что где-то в голове включился своеобразный «автопилот», источником питания которому послужила моя искренность. Я честно сказал:

– Это не акция. Просто сегодня утром я встал с желанием совершить какой-нибудь добрый поступок… Нечто такое, знаете ли, выходящее за рамки норм…

В глазах девчонок я довольно отчетливо прочитал желание покрутить пальцем у виска. Еще миг – и они уйдут! Но я не сдавался.

– Мне было интересно посмотреть на реакцию людей… – продолжил я, чувствуя, что мои слова все равно не вызывают доверия.

Что же придумать?

И тут, будто кто-то свыше подкинул мне идею рассказать о своей неудачной попытке напоить людей апельсиновым соком.

– Вы, надеюсь, видели там, в начала вокзала, стоит аппарат по выжимке апельсинового сока? – Девушки синхронно кивнули. – Так вот, не поверите, я в течение целого часа пытался угостить кого-нибудь из прохожих соком из него. Просто так, бесплатно, без всякой задней мысли, от чистого сердца…

– Ну и что? – заинтересовалась брюнетка.

– Что? – едва не воскликнул я, чувствуя, как ко мне возвращается уверенность. – Да люди словно одичали! Шарахались от меня, как от прокаженного. Неужели я такой страшный? – обратился я к брюнетке.

Та улыбнулась и покачала головой. А шатенка вздохнула и согласилась:

– Да, действительно… как волки люди стали.

В тот миг я наконец почувствовал, что лед недоверия этих юных красавиц ко мне растопился. Выходит, не зря я столько времени убил, пытаясь завлечь прохожих бесплатным апельсиновым соком. Не вышло, да. Но, наверное, сейчас рассказ об этой неудачной попытке «поделиться хлебом» произвел на остановленных мною девушек определенное впечатление: если бы их хотели обмануть, вручая шоколадку, то придумывать для этого чуть ли не бредовую историю с аппаратом по выжимке апельсинового сока… Это просто не логично! Стало быть, я говорю совершенную правду, а значит, мое утреннее желание доброго поступка – тоже искренне. А раз так, то…

Брюнетка тоже вздохнула:

– Вы знаете, – сказала она, забирая из моих рук шоколадку и передавая ее своей менее активной подруге, – наверное, если бы каждый, как вы, этим утром захотел сделать какое-нибудь доброе дело…

– То что?

– То мир бы стал добрее и краше, – с улыбкой ответила она мне.

Я тоже улыбнулся и постучал пальцем по спрятанному под погончиком плаща микрофону: «Слышал, мистер Дик?»

Ну а после этого мне оставалась самая малость – заставить собеседниц поделиться со мной какими-нибудь своими мыслями. Сложности для меня это не представило – я честно признался им, что пишу книги – ведь условиями пари скрывать сей факт мне было не обязательно.

– Ничего себе! – восхитилась брюнетка. – Писатель…

– Да! – с гордостью подтвердил я. – И мой сегодняшний выход сюда, на вокзал, эта дурацкая возня возле апельсиновой выжималки… Все это, девчонки, просто моя попытка ближе узнать людей, о которых пишу…

Я не обманывал их, это приключение действительно стало для меня хорошей писательской школой. Ну а перед прощанием – ибо все же было видно, что девчонки куда-то спешили, – я задал им всего один вопрос:

– Вот представьте себе: вы – героини моей книги. Что бы вы хотели сказать через них моим читателям?

Вопрос, конечно, провокационный – по большей части рассчитанный на то, чтобы мистер Дик убедился, что он проиграл. Ведь я уже не сомневался, что сейчас кто-нибудь из моих собеседниц поведает мне (и микрофону) нечто личное: какую-нибудь там историю неразделенной любви (именно чего-то подобного я и должен был добиться, согласно условиям пари). Однако того, что произошло потом, я не ожидал. Девчонки взорвались, подобно вулкану. Беспокоило их все: и пробки на дорогах, и наплыв иностранных рабочих, и экологическая катастрофа в Мексиканском заливе, и налоги, и подорожание образования, и график движения пригородных поездов… Признаюсь, я мало чего разобрал, поскольку почувствовал себя в тот момент альпинистом, накрытым горной лавиной. Я был шокирован! Как много, оказывается, срыто в головах «холодных», «бездушных», замкнутых в себе людей, с которыми мы постоянно сталкиваемся в суете городской жизни! До сих пор они были моими героями и героинями, а я о них, выходит, ничего и не знал…

– А я бы хотел полететь к звездам, куда-нибудь на Марс… – уже уходя, тихо, на полном серьезе вымолвила шатенка, пряча в свою сумочку шоколадку.

 

Мистер Дик, казалось, и не помнил о пари. Когда я вновь оказался в его кабинете, он нервно ходил из угла в угол. Измерив его по диагонали раз пять, он наконец остановился и обратился ко мне:

– Ронни, я прослушал запись… Это невероятно: я, зубр издательского бизнеса, оказывается, не знал своего клиента! Он ушел от нас в параллельный мир… В свой мир. А там…

– Но и я, мистер Дик, не знал своего читателя… – попытался сказать я, все же еще надеясь завести речь о пари. Черт возьми, пускай «гонит» выигрыш!

Однако вскоре я, как и мистер Дик, на время забыл о пари. Мистер Дик сказал:

– Сворачиваем прежнюю серию, начинаем работать над другой. Кардинально другой, Ронни! А то, что же получается: мы работаем, штампуем книжки, толком не видя читательских мозгов. Нам нужно срочно получить доступ к ним, Ронни. Это должно быть нечто такое, такое…

– Что выжмет мозги из их голов! – с воодушевлением подхватил я.

Мистер Дик рассмеялся:

– Ха-ха-ха! Подобно твоей апельсиновыжималке… Ловко ты с ней придумал! – заметил он. – Признаюсь, я, когда смотрел видеозапись, подумал сперва, что ты уже продул пари, когда, как идиот, цеплялся к прохожим с этим своим соком.

– М-да, конфуз с этой фруктовыжималкой изрядный вышел, – задумчиво вздохнул я. – Но, не переживи я его, то, наверное, так и не достучался бы до этих милых девчат…

Мы помолчали. А потом мистер Дик, окинув меня каким-то странным взглядом, спросил:

– Слушай, Ронни… А вот это, что ты проснулся с мыслью о добром поступке… Это ты им… правду говорил?

Я улыбнулся и, ничего не ответив, пожал плечами.

– Хм, ладно… – Мистер Дик на пару секунд задумался, после чего молвил: – Если ты, Ронни, мне к концу недели оформишь концепцию новой книжной серии – такой, какой ее хотел бы видеть ты, – я утрою тебе гонорар…

Что ж, работаю вот. Идей по поводу новой серии – масса! – ведь отныне дышу я полной грудью. А когда, случается, беру в руки какую-нибудь собственную книгу из той старой, ненавистной мне серии, то перед глазами почему-то сразу возникает аппарат по выжимке апельсинового сока…