Влюбляться не в тех и не тогда – это моё жизненное хобби. Первой огромной влюблённостью стало озеро Селигер, просто так, без причины, потом были люди - папин друг, называвший меня монашкой и лучезарно улыбающийся, и парень нашей соседки Ларисы, катавший меня по лестницам на плечах. В школе почти не влюблялась, за исключением шпанистого мальчика-красавчика, но это не считается, так как, пусть на короткое время, но это было взаимно, ему нравилась моя придурь (ну и внешние формы).
К началу взрослой жизни у меня было два объекта влюблённости: костёр (это всё туризм виноват) и музей. Чувства к костру у меня остыли относительно быстро, одновременно с рождением детей, а вот влюблённость в музей проверена временем, осталась надолго.
Но это были, как говорится, цветочки. Настоящее чувство настигло меня гораздо позднее. Я до одури влюбилась в завод.
Я знала объект своего обожания давно, почти с рождения (моего, конечно), я знала обо всех его взлётах и падениях, о врагах и покровителях. Разбуди меня среди ночи и спроси, когда на заводе начали применять сварку под флюсом по методу Патона, отвечу без запинки: в январе 1953 года. Не удивительно: вся жизнь моей семьи была связана с заводом, пока я не вырвалась учиться в Москву, потом работать на ТВ, но это, оказывается, были годы разлуки, которые стали проверкой чувств и только усилили мою привязанность к Химмашу.
Я вернулась к нему, полная раскаяния за своё долгое отсутствие. Я писала о нём самые лучшие в моей практике статьи и релизы, я отдавала ему всё своё время, я устраивала для него грандиозные праздники и улучшала будни. Не выдержав конкуренции, муж ушёл к женщине, не влюбляющейся в заводы, пароходы и пр... Однако меня это не остановило.
Очередной коллапс в стране отразился на моём любимом самым плачевным образом. Завод заболел. Его лихорадило. Забастовки. Иски, суды, опровержения. Попытки спасти. Ощущение безнадёжности. Диагноз: стагнация машиностроительной отрасли в России, но это если официально, а если нет, то чья-то чёрная рука, послушная злой воле, подтравливает больного, толкает его к гибели, изо всех сил приближая к смерти.
Здравый смысл подсказывает, что как глава семьи, которую нужно кормить и содержать, я просто обязана уйти. Но разве любимых бросают в трудный момент?!
В очередной раз решила: ухожу. Вышла с фотоаппаратом на территорию. Прошлась по цехам. Вот старые рабочие, которые помнят меня маленькой и называют Танюшей, вот молодые ребята, которых я возила на конкурс сварщиков и они победили, стали лучшими в области, а потом отличились и на российском уровне, вот памятник Ленину в тенистом скверике у инструментального цеха. Сразу за сквериком начинается аллея, которая больше похожа на часть графской усадьбы, чем за производственную территорию. Здравпункт, где я подрабатывала в свои студенческие каникулы, Пожарка, которая не раз выручала весь город. Кислородная станция окружена небольшим садиком, а у транспортного цеха растут самые вкусные яблоки, перед котельной травяной ковёр с вплетением сиреневых цветов неизвестного роду племени.
Если я и дальше буду смотреть так, то никогда не уйду. Может быть лучше из окна кабинета бросить взор на осыпающуюся кладку кирпичного забора? Выглядываю. Из подсобки выходит дворник и, улыбаясь, мне машет, что-то говорит, не понимаю о чём, но улыбаюсь в ответ.
Ну и как тут уйдёшь? Вот ведь угораздило так влюбиться…