Алиби последний интернационал

Алексей Ивалко
                АЛИБИ
                ( Последний интернационал) 
   
   После заказного убийства Иван Иваныча - Президента ОАО "Компост-Интернешнл", стали поговаривать, что его акции оказались у каких-то криминальных новых акционеров, которые хотят прибрать все к своим рукам,  рабочих заменить своими гастарбайтерами, а затем… фирму продать…
  -Что, же твориться, в мире? - подумал Михалыч. -Если учесть, что предмет деятельности фирмы - навоз… то крутые ребята, пожалуй, все хорошее в стране уже разворовали и теперь, набрасываются даже на дерьмо…
  Затем, в промежутках через час-полтора, они - новые акционеры, появились на огромных автомашинах с охраной: сначала - Ашот, потом - Натан и Ахмед. "Собрание акционеров по выборам нового Президента фирмы должно состояться завтра"… - так было написано на доске объявлений.
  После обеда, как к наиболее уважаемому коллективом инженеру, к Михалычу обратился, этак… с соблюдением конспирации, Натан (о-чень настаивал, чтобы так дружески его называл Михалыч) с предложением поддержать его кандидатуру и выступить на собрании акционеров с бумажкой, которую сразу сунул ему в руку… Примерно минут десять он шепотом описывал хреновое положение в стране, какая крутая у него крыша в Москве, на Кавказе, в Израиле, США и в деревне Сусенка, где проживает Михалыч и его семья, и обещал один лимон…
  При отказе…- пригрозил сделать то же самое, что и с бывшим шефом: похоронить Михалыча рядом, поскольку могилка уже приготовлена…
  Примерно в течение часа к Михалычу ходили  один за другим кандидаты в Президенты: сначала Ашот, потом Ахмед - с такими же предложениями… Также шепотом нехорошо говорили о стране, все объяснили… бумажку в руку сунули... один лимон предложили… и еще по одной могилке ему на кладбище уже выкопали…
  Михалычу показалось, что эти ребята, наверно, учились в одной школе… Хотя, небольшое отличие было: у Ахмеда наиболее сильный акцент… и - в крыше… У двух последних не было крыши в Израиле, как у Натана, что, по мнению Михалыча было явно несправедливым… но это никак не уменьшило их вес в его глазах…
  Как дисциплинированный работник, он подождал еще около часа - не придет ли еще кто-то из кандидатов… может кто припозднился... Но, поскольку никто… не пришел, он стал просматривать  полученные бумажки… Ничего оригинального, одинаковые - как под копирку. 
  Особенно ему не понравилась в характеристиках кандидатов концовка: они "… всегда выполняют свои обещания…". Это хорошее было бы качество для его работников навозного цеха предприятия, но не в данном случае…
  Прикинув на калькуляторе, затем проверив в уме, Михалыч пришел к выводу: -Если даже он одного рекомендует, оставшиеся двое его… так сказать… Тогда какой смысл, пусть трое и убивают… будет хоть какой-то коллективчик…
  Он не спеша переоделся, присел… на дорожку… и, никому не сказав, ушел с работы, чтобы подготовить на завтра алиби в виде больничного. Ему показалось даже, что его участковый терапевт Лазарыч, который всегда торжественно говорил, что "больных - лечат, а здоровых - убивают", что-то, все-таки знает и может посоветовать… Ведь у Михалыча сейчас пограничное состояние: он и не совсем здоров - убивать нельзя, но и не болен - не нужно лечить…
  Дорога проходила вблизи кладбища… Так вот. Об этом кладбище в народе ходит множество таинственных и темных историй: и черт там чуть ли не свой для всех, и усопшие по ночам шастают друг к дружке, затевают дискуссии с прохожими о текущей политике и увлекают для продолжения спора прямо в свою могилу… отчего без особой нужды, тем более в сумерки, вблизи него никто не рискует показываться... Вернее, почти никто...
  Уже замечено, что люди ведут себя иногда как куры: видит и знает, что уголек еще не остыл… и все равно клюнет…  Так и Михалыч, все-таки не удержался от  любопытства и завернул на кладбище, якобы, проведать могилу убитого шефа, а на самом деле взглянуть на приготовленные ему - три… хоть одним глазком. Ведь бывает как, выкопают в низине, а там и вода подтекает, и мусор весь туда летит…
  В наше время лучшие места стоят дорого, потому, что все - за деньги, да еще за какие...
  Когда он поравнялся с крайними от дороги могилками, то услышал глухой,  будто из-под земли, призывный, но совершенно безрадостный зов: "Мэ-э-э-и-й"…
  Профсоюзная, общественная, руководящая работа много дали ему в смысле воли, мужества, если хотите - профессионального бесчувствия. Однако этого вовсе не хватило для его ног… они  подкосились, стали чужими…
  Прошло две, пять, а может быть сорок минут, прежде чем его мысли откуда-то из живота, ближе к копчику - потому и плохие, стали возвращаться к голове, а последняя - понимать, что, по-видимому, призывы доносятся из-за старых могил с полуразвалившимися, деревянными крестами. Зов повторился и, поскольку было еще относительно светло, Михалыч уже без труда обнаружил  старую, густо заросшую по краям могильную яму, когда-то, видимо, подготовленную для усопшего, который так раскапризничался, что его отнесли в другое место…
  На дне ямы, как изваяние сфинкса, красовался экзотически сложенный, вульгарно взлохмаченный, рогатый козел…
  -Ах, ты, бедняжка! Ну, давай я тебя вытащу? - затараторил Михалыч с радостным облегчением после пережитого мгновения страха и, вопреки здравому смыслу, мировому историческому опыту и положению дел в стране, полез в яму...
  О том, что ему нельзя было этого делать, говорил и сам облик Михалыча.
  Больше средних лет, добросовестный специалист, на котором держалась страна. Полноватый, лысоватый, с добродушным типичным русским лицом, которое так любят обманывать всяческие прохвосты, хоть хлебом их не корми.
  В яме, на деле более глубокой, чем виделось сверху, он вновь ощутил холодок страха, с ужасом обнаружив высоко над собой свисавшие лианами корни высохших трав, куски грязной паутины, остатки какого-то скелета, и бьющего по ноздрям могильного запаха подземелья.
  Козел, будучи совершенно дружески настроенным, не противился, когда Михалыч, суетясь и спотыкаясь, безуспешно подталкивал его в зад к краю ямы. Но совершенно не понимал усилий Михалыча, когда тот пытался сам выбраться… 
  Козел как бы специально расслаблял спину, разъезжался в разные стороны, как табурет со сломанными ножками, чтобы Михалыч падал, а затем эгоистически "мекал" и таращил глаза, не менее напуганные, чем у самого Михалыча.   
  Михалыч пытался шептать ему на ушко такие ласковые слова, которые и дома никогда не употреблял, как инженер - гнул и выпрямлял ему позвоночник - чтобы тот стоял вертикально вверх, втыкал рога в бок ямы, чтобы на них опереться, правильно ставил ему копыта, чтобы не разъезжались… Все бесполезно… Такого поворота событий Михалыч, ну, уж совсем, даже во сне, не мог представить…
  Запамятовав от переживаний который час, месяц и год наверху и совершенно без учета расстановки политических сил в обществе, Михалыч зычно заорал: - Товарищи, помогите?! Козел смотрел со снисхождением, как на неопытного новичка. Михалыч сообразил и уже в духе времени, шире и демократичнее: -Господа, судари?! Но, проанализировав, пришел к выводу, что все это неприлично, не к месту и что на кладбище не-могут быть ни товарищи, ни господа. Просто все сыны божьи, все равны  и прав был козел, когда орал нейтрально -Мээ-э-й! Но на Михалычевый крик -Ээ-э-и-й, помогите?! - отозвался охотно только козел, которого это заводило где-то на одну минуту.   
  Можно было кринуть один раз - "э-э-ээй" и минуту отдыхать, пока продолжает орать козел. Михалычу надоело это соревнование с "мэканьем" и он замолчал.
  Пару раз козел подходил к Михалычу, терся рогом и подбадривал, но, убедившись, что бесполезно… презрительно  сплюнул чуть ли не в лицо и отошел в свой угол. Стыдоба одна, да и только…
  Михалыч был в полной растерянности. Явно не хватало какого-то чувства боевого экстремизма… Будь он евреем - да не полез бы помогать козлу. Будь он татарином или чеченом - зарезал бы козла и по кишкам выбрался наружу. Но Михалыч был тем, кому всех жалко и на ком все ездят... И, поволновавшись, потрепыхавшись, как рыба об лед, обмяк и вверился судьбе... Так они и сидели в противоположных углах могилы, обиженные друг на дружку, погрузившиеся каждый в свои мысли…
  О чем думал козел, пусть выясняют козлиные психологи. Хотя очевидно, что думы козла на порядок ниже людских, ибо всем известно, что собраний по выбору руководителей такими дикими методами, как мошенники в России - козлы не проводят. Так, пободались и давай вместе травку щипать. И к ним в козлиную душу с рынками или крышами ни одна макро или гиперструктурированная свинья не лезет...
  Михалыча осенило: - А неплохо бы было, как у козлов - пободались бы Ахмед, Натан и Ашот… и у кого череп толще и рога круче, тот и главный… А то сразу - лимон… крыша… кладбище…
  А ведь он из-за этого козла уже не успеет выпросить у участкового врача  больничный лист.  -Значит, алиби - нет, и... да чего там думать?..
  Говорят, что перед смертью некоторые становятся чуть ли не провидцами.   
  Михалыч смотрел полузакрытым глазом на косматую козлиную физиономию, которая временами удивительно напоминала ему обличье одного из кандидатов -Ашота или… Те же блудливые глазки, раздувающийся косматыми фигурными ноздрями носик, хищный ротик и лицемерная игра в добряка… Михалыч, удивился своему эктрасенсорному провидению, открывшемуся в яме, и почти узнал будущего нового шефа… И как теперь шефу объяснить: -Сидел в могиле с козлом, похожим на Вас… С таким алиби свезут в психбольницу без обследования...
  Узнав раньше всех результаты завтрашних выборов, он был доволен собой…
  Когда небо над могилой совсем стемнело и только месяц со звездами напоминали им, что они живы, у Михалыча в голове осталась только одна мысль, одна надежда: когда пойдет домой известная всему предприятию троица по имени "последний интернационал" - Исмаил, Моисей и Григорий (Ися, Мося, Гриня).    
  Они - единственные, кого не сильно затронула реформа, дружба - "не разлей водка" - она и есть дружба.
  Ведь только они решаются ночью ходить мимо кладбища, да и то, когда только напьются. Вот будет смеха. А вдруг они сегодня не налижутся?.. От такой мысли лысина Михалыча периодически покрывалась холодной испариной... Впервые в жизни он стал молиться, чтобы они напились… Какая стыдоба… вслух бы где-нибудь не проговориться об этом…
  Проснулся Михалыч, когда в звездной тишине послышались уже продезинфицированные голоса "последнего интернационала", которые вели принципиальный спор о том, кто сегодня сделал бесконтрольно три лишних бульки из горла поллитровки. Именно в таких делах они особенно принципиальны, в духе справедливости и гласности. Ведь это единственная область отношений, где социалистическая справедливость устояла и выжила, да и то, только потому, что  контролировалась  самими  трудящимися, без  вмешательства идеологов.
  -Э-э-э-и-й! - правильно и нейтрально окликнул  Михалыч своих работничков охрипшим от сырости и излишне радостным для такого места голосом и ужаснулся, так как эта скотина тоже поняла, что к чему и в унисон заорала: -М-э-э-й! Получилось хоровое пение вовсе не просительной интонации, а больше применительное для вопля к атаке из первых окопов… или для издевательства, на которое вряд ли откликнется нормальный или живой человек, тем более на кладбище…
  Вся "интертройка" от неожиданности, как подкошенная, попадала на землю, так как хор прозвучал внезапно, отовсюду, как из-под земли. И такое звучания даже их пьяные уши отказывались воспринимать без страха. Озираясь по сторонам, они в беспорядке поползли в разные стороны, словно тараканы при включении света.
  Михалыч всем телом навалился на козла, зажал ему пасть двумя руками, зная, что тот завелся на целую минуту и, боясь, что "интернационал" удерет… в полную грудь сам заорал на все кладбище:
  -Ребята! Это я - Михалыч!.. И прислушался к наступившей тишине…
  Такого хамства от Михалыча никто из них и представить не мог.
  -Выследил, гад!- громко процедил сквозь зубы на все кладбище Гришка и спешно, прямо лежа на траве, стал запихивать в штаны начатую поллитровку вниз горлышком, забыв заткнуть ее пробкой. И оттого, что замасленные
штаны, давно не стираные трусы и ягодицы стали вдруг мокрыми и от них так
тепло и вкусно запахло водкой, Гриня с непостижимой ненавистью заскрипел зубами и заплакал с нотками раненого зверя в голосе. Он крутился юлой, корчился в попытках выловить в штанах бутылку… но не успел.
  -Ах ты - козел, вонючий. Что же ты наделал? - орал он со злобой  на Михалыча.
  Друзья уже все поняли и стали подползать с решительными лицами, в которых даже тени пощады не проглядывалось… ведь справедливость-то, нарушена?..
  Михалыч с тревогой подумал: - Откуда Гришка про козла то узнал?..
  -Да не бойтесь вы меня, я в яму попал, хотел коз…, - чуть было не проболтался на свою голову Михалыч. - Вот выбраться не могу без вашей помощи?... Поубавив     радости, он стал скороговоркой, заикаясь от осознания важности момента, рассказывать, как было дело,  то шел ... и так далее.
  -И, правда, Михалыч. Что он там делает, прихвостень президентский, - зашептались друзья, они всегда думали, что он … "работает" на своего шефа...
  -Нехай сидит. А то завтра нас заложит, что мы поддатые были,- не унимался Гришка. Он старательно выжимал из снятых трусов капли солоноватой на вкус и очень нехорошего запаха водки себе в рот и честно давал трусы пососать… друзьям по кругу, от чего через 30 секунд трусы стали совершенно сухими и чистыми… хоть надевай… С ягодиц Гришки слизывать не стали - гордость не позволяла и стадия опьянения. А сам Гришка, хоть и силился… но не имел такой гибкости из-за пропусков уроков физкультуры еще в первых классах. А впрочем, и не успели бы - ягодицы впитывали не плохое по качеству пойло гораздо быстрее, чем интернационал соображал…
  -А давай спросим, - не унимался, ходивший за самого расчетливого в тройке, умница Мося и миролюбиво поинтересовался у Михалыча: -А не заложишь, Бо-о-сс?
  -Что, Вы, ребята. За кого Вы меня держите, - неожиданно для себя перешел на хулиганский жаргон Михалыч, во всю заискивая перед алкашами. Гришка, хоть и был зол на Михалыча, но с тайной надеждой расколоть его на поллитровку, первым оказался на краю могилы… полез было туда, но друзья успели удержать.   
  Уж такой был у него характер: хоть работать, хоть помогать, хоть пить - везде первый.
  Поддерживая Гришку, интернационалисты склонились над ямой, пытаясь в    преисподней разглядеть потерпевшего и засвидетельствовать редкий в их    практике случай… И, действительно, не каждый же день они вытаскивают из    могилы своих боссов… Его блестящую лысину они сразу узнали - она металась по всей площади ямы…  Михалыч, потянулся было к спасателям руками, но сразу же застыдился: тоскливо  мерцали и не давали совершить предательство два горящих глаза занудного животного… Он, возможно, не так бы отнесся к этой божьей твари, если бы не состоял в обществе защиты природы. -Дура, -подумал он на секретаршу, -Записала меня без спроса… а теперь разыгрывай тут из себя гуманоида…  И в сердцах схватил козла за задницу и холку, размахнулся и с силой вытолкнул вверх.
  Когда заторможенный Гришка, вместо безволосого черепа Михалыча, увидел посеребренные  лунным светом два рога, за которые успел двумя руками крепко ухватиться, почувствовав ладонями живую тяжесть и холодную шершавость, а затем и всю косматую, бородатую рожу с перекошенной от невероятных усилий нижней челюстью, он механически потянул за рога вверх, спьяну продолжая начатое доброе дело по спасению потерпевшего... Так почему-то получается, что подпивший человек воспринимает все живое на одно лицо, лишь бы пообщаться, излить душу, похвастаться своей сноровкой и удалью и, в конце концов, выклянчить сто грамм… Тем более, что та гримаса в лунном блеске была принята Гришкой на законном основании за улыбку на все зубы, столь благодарную и поощрительную, какою ему в жизни никто не улыбался ни дома, ни в родном коллективе трудящихся. Но когда вместо привычного мягкого голоса босса услышал сердитое от боли: - Мэ-э-э-й, поскольку сильно уж раздвинул ему рога, он встретился глаза в глаза с тем, кого держал… Увидев, перед собой совершенно незнакомую гримасничающую образину, Гришка заревел откуда-то прорезавшимся звериным ревом прямо в пасть этому ухмыляющемуся чертову оборотню... удерживая его на вытянутых руках прямо перед собой, дико опасаясь, что если отпустит, то сам своими уже вялыми ногами убежать, то есть - унести свое спитое тело будет уже не в силах… Хромого Иси и подслеповатого избранника бога Моси на сей момент уже не было: они прыжками неслись, не задевая крестов и кустов по кладбищу, потом по дороге, ведущей в деревню, и никак не могли понять, почему Гришка и черт, не отпуская друг дружку, орут морда в морду… и не разбегаются в разные стороны… Хотя в тайне… а это уже нравственное предательство, они были и не против того, чтобы Гришка не отпускал нечисть подольше, иначе неизвестно за кем бы она тогда погналась… 
  Ведь каждый из них, если честно говорить, чувствовал за собой какой-то грешок... и немалый.
   Рев на кладбище прекратился и мимо Иси и Моси, подняв клубы пыли, перепугав еще раз до смерти, пронеслось что-то вихрем в сторону деревни… 
  Друзья оказались в замешательстве: неизвестно кто их обогнал, неизвестно, кто остался на кладбище и где, в конце концов, опасность... Бежать, конечно, продолжали, но не так уверенно, и не столь энергично, да совершенно без самоотдачи  и какого-либо желания... У них такое было состояние, что поведи им кто пальчиком или знаком… они мгновенно поменяют направление бега…
  И только приблизившись к деревенским огородам, они стали угадывать в особи, блевавшей как настоящий человек, уцепившись за забор бабы Маши и раскачивая его в такт позывам изнутри, своего друга Гришку… Однако, тот, который сзади вроде бы и блевал как Гришка, при их приближении издал такой тревожный и противный крик, словно вожак стаи макак в минуты опасности, легко перемахнул через забор бабы Маши и скрылся в зарослях соседнего огорода - бабки Фроси. Но, видимо, и там ему было не совсем хорошо.., поскольку, почему-то отпущенные на ночь с привязи бабкины собачки, загнали Его или Ее вновь на забор и Оно очень далеко прыгнуло прямо через друзей, в их, вернее - бабы Маши огород, заставив озадаченных друзей самих присесть со страха и забиться в зеленях укропа и петрушки... Они понимали, что Гришка, при всем уважении… так высоко и далеко прыгать… ну совершенно не смог бы… У бабы Маши тоже огород был не хуже, чем у соседки: и поливала хорошо на ночь и зелень высокая - было где разгуляться…
  Так они, ошалевшие до безумия, в полном неведении, что творится в мире, не поднимаясь выше капусты, петрушки, укропа, синеньких… - в грязи, воде, ботве, где ползком, где на четвереньках, до рассвета вели борьбу за жизнь… Причем,  каждый за себя, молча - ибо подозревали, что Оно, как раз сильно… реагирует именно на человеческий голос. В пределах территории огорода что-то булькало, шелестело, ползало, извиваясь змеей, шарахалось  друг от друга… Один раз Ися и Мося проползли на расстоянии вытянутой руки друг от друга без единого звука и даже не решились от страха посмотреть друг дружке в лицо, которое все равно у обоих было в грязи и зелени… 
  И оба посчитали, что и на этот раз - повезло… выжить…
  Как говорят кинологи - животные, особенно собаки, чуют всегда запах страха и звереют от этого… На огороде бабы Маши в ту ночь было особенно много, и не совсем приятного, запаха страха, который, видимо, стал переваливать через забор и  распространяться на всю деревню… Потому как над селом до самого утра не стихал заливистый лай деревенских собак, рвущихся с цепей,  скрип и скрежет их будок…- все они тоже очень хотели попасть на огород бабы Маши…   
  Вспыхивал в окнах домов свет, лязгали железные запоры, но никто из суверенных хозяев не решался высунуть нос далее замочной скважины. Оно и понятно: одни связывали этот неимоверный шум с началом обещанной реформы ЖКХ, другие - с рейдом гастарбайтеров по ловле оставшихся кур и собак себе на ужин, третьи - с операцией "антитеррор" в пределах того же бабкиного огорода…
  Кудахтанье некоторых кур, с очень большим опозданием… уже под утро, наконец-то разбудило и возбудило какого-то неординарного странного петуха, недоношенного акселерата, приготовленного к завтрашнему забою на какие-то поминки… который, осознав драматизм своей ситуации, так дурашливо, противно и невпопад завопил и закукарекал, что уже через пять минут заткнул в деревне всем глотку...
  У него завтра действительно…самый ответственный в жизни день…