Екатерине Домбровской
«Взыскание погибших»... Это ведь грешных душ взыскание, совсем грешных - до погибели. И грешных усопших тоже... Меня всегда потрясала эта икона - и неисследимая Милость Владычицы, которая Одна только во всей вселенной может услышать вопль о чьей-то погибшей душе и помочь ее нахождению. Вдуматься только!!! Какая сила и какая великая бездна милости - наша Владычица! Богородица только на этой иконе изображается с непокрытой головой, так как мафорием Своей милости Она покрывает несчастных грешников. Тех, кто несмотря на свою греховность, любил в этой жизни».
(Из письма Е.Домбровской)
...Я познакомилась с ним в небольшом районном городке ранней осенью, пленяющей в наших краях по-летнему жаркими днями, бережной прохладой долгих вечеров и бездонностью слегка выцветшего в летнем зное неба. Ждала автобус, задумавшись и перебирая в памяти события минувшего дня. Негромкий мужской голос заставил вздрогнуть от неожиданности, я подняла голову и увидела высокого худощавого старика в строгом светло – сером костюме. Он спросил, свободно ли место, я кивнула, он сел рядом.
Извинившись, поинтересовался, не автобуса ли из центра я ожидаю. Ответила утвердительно, и мужчина с облегчением вздохнул. В нём было что-то необычное, неуловимо –притягательное. Редкое обаяние, мягкость и что-то ещё, чему я не могла подобрать определения, только чувствовала, что он другой. Теперь понимаю, что сразу располагало к нему: он был учтив. Это слово незаметно ушло из нашего обихода, как и то, что оно обозначает. В облике незнакомца, движениях, манере говорить сквозило неуловимое изящество и участливое внимание, рождающее ответное движение сердца.
- Слава Богу, я спешил, боялся опоздать. Путь - то неблизкий. Видели на въезде у дороги дом, а за ним берёзовую аллею, вот оттуда и пришлось добираться вашему покорному слуге.
Как не похожи были эти слова и мягкий голос на громкую, напористую, казалось, всё ещё звучавшую в ушах речь моих недавних собеседников, с которыми провела показавшийся бесконечным день. Как разительно отличались самоуверенные, горластые активисты, и этот сдержанный немолодой человек с печальными глазами.
Я обрадовалась неожиданному собеседнику, отвлекшему от неприятных воспоминаний:
- Здесь прекрасные сады, а вот берёзовую рощицу за домом встретила впервые. Мне рассказывали, что посадил её лётчик подбитого в бою самолёта. Будто бы купол парашюта захлестнуло стропами, и деревья спасли ему жизнь?
-Я слышал эту красивую легенду. Нет, мы посадили их с женой, когда я вернулся с фронта. Построили сначала времянку, потом уже дом, но сначала разбили берёзовую аллею.
Мой собеседник замолчал. Пауза затянулась, чтобы прервать её, спросила, едет ли он тоже последним рейсом.
Ответил не сразу:
-Нет, я никуда не еду, пришёл встречать сына. Сегодня пятница, всегда прихожу к последнему автобусу.
Я удивилась: на вид ему было за семьдесят, сын тоже явно немолод, зачем встречать взрослого человека.
Вероятно, он понял, о чём я подумала, и негромко продолжил:
-Вам это покажется странным, но, когда жена была жива, мы приходили вдвоём. Нам казалось, что он приедет в пятницу и непременно последним автобусом. Марьюшка моя так и не дождалась... Когда – нибудь вы поймёте, что жизнь обретает смысл даже в абсолютной безнадёжности, если есть, кого ждать. В молодости над этим как-то не задумываешься.
Я осторожно спросила:
-А вы давно не виделись?
Он ответил без паузы, будто ожидал этого вопроса:
- С 1941 года, когда ушёл на фронт, а семья оказалась на оккупированой территории, эвакуироваться они не успели. Сына призвали в сорок третьем, от него не пришло ни одной весточки. Может быть, попал в плен, остался за границей, мальчишка ведь был совсем. В 41, когда прощались, Георгию только семнадцать исполнилось. Я хотел, чтобы он пошел по нашим с женой стопам - стал учителем, а он мечтал об архитектуре.
Отец его был инженером, погиб до рождения сына. Мы с женой так и не решились открыть ему тайну. Не могу смириться с тем, что наш мальчик пропал безвести. На всё воля Божия, и всё – таки, почему он, а не я. Не раз бессонными ночами задавал себе вопрос, всё ли отдал ему, не обделил ли чем, почему мне выпал крест оплакивать и ждать. Спрашивал потом себя не раз: любил ли его по-настоящему или доставался мальчику отсвет любви к дорогой мне женщине. Теперь могу сказать твёрдо: любил, гордился, по нём болит моя душа, а терзал себя сомнениями от безнадёжности и печали. Истинная любовь – это вечные сомнения, боль, боязнь обидеть или не услышать обращённое к тебе слово. Но и он любил со всей страстью мальчишеского сердца, не стеснялся проявления чувств, как его ровесники, открыт был, доверчив, больше со мной делился своими секретами, чем с матерью.
Простите, не сдержался, прежде никому этого не рассказывал...
Да, мы с вами говорили о выборе профессии. В юности я тоже не думал об учительстве, хотел посвятить себя другому.
Его неожиданное признание привело в растерянность.
Война для меня была историей, для него продолжалась
и сейчас, потому что он ждал сына, не вернувшегося с неё.
Попыталась отвлечь от грустных воспоминаний:
- А кем вы хотели стать?
Он оживился:
- Вы удивитесь. Мальчишкой я поступил в мастерскую иконописи в нашей слободе. Меня приняли в группу «красочников», поскольку был грамотным, отучился перед этим два года в церковно –приходской школе. Рисовал хорошо, вот мать и настояла, чтобы продолжил учиться на иконописца. Не хотела, чтобы занимался отхожим промыслом, как отец. Я очень гордился, что приняли в группу, куда отбирали самых способных, а в «личкуны» брали всех желающих. Вы, кстати, знаете, что означают эти слова?
Ответила, что слышу их впервые. Он улыбнулся и пояснил, что «красочник» писал икону целиком, а «личкунам» доверялись отдельные детали.
-Жаль, недолго длилось моё ученичество. Началась Первая мировая война, отца призвали, да и мастерская вскоре закрылась, иконописцы ушли воевать. К тому времени опытные мастера уже сворачивали свою работу, не выдержав конкуренции. Потоком пошли дешёвые печатные иконы, на наши спрос упал. А в начале века в Борисовке этим промыслом занимались до тысячи человек. Иконы расходились по всему югу России, их знали и ценили в Сербии и Болгарии. Много забирал Тихвинский женский монастырь,его монахини изготавливали оклады.
Настоящих мастеров -«красочников» было немного, они хорошо зарабатывали, их почитали, знали поимённо.
Когда сообщили, что отец пропал без вести, мать заказала мастеру особую икону, последнюю надежду скорбящих. Денег в семье было мало, он запросил недорого при условии, что я буду ему помогать. В том списке мастер доверил мне написать ручки и ножки Богомладенца.
Подростком всё не мог определиться: то хотел писать иконы, то стать священником. А потом революция, гражданская война. Всё рухнуло… Мне пришлось устроиться на работу, образование получал, как большинство в те годы, взрослым человеком, на рабфаке. А ученичество своё в мастерской до сих пор вспоминаю с теплом. Вот только стать иконописцем или священником не довелось. В 20-х годах уже закрывали церкви, преследовали священнослужителей. Теперь немного поутихли, но на верующих по-прежнему поглядывают настороженно. Иногда мне снится школа, но чаще, что пишу икону. А рядом мои родные, освещённые удивительным светом, живые и счастливые. Просыпаюсь с болью в сердце, начинаю молиться, и наступает облегчение. Господь помогает мне принять то, что я уже не в силах изменить.
Знаете, работа, житейские заботы очень важны, но человеку трудно жить без веры. Когда не стало жены, мне пришлось нелегко. Многое довелось нам испытать в этой жизни: и радость, и горечь утрат, и войну. В сорок пятом вернулся к руинам. Мать погибла при бомбёжке, а икона та уцелела. Её нашли в берёзовой роще недалеко от развалин дома, присыпанную землёй.
Он замолчал, будто забыл обо мне, потом спохватился:
- Что – то автобус запаздывает. Такое частенько случается, машины старые, изношенные. Впрочем, мне торопиться некуда. Ну а вы чем занимаетесь? Сейчас попробую определить. Судя по манере говорить, вы учитель, подскажите: истории, языка, литературы?
Этот человек так располагал к себе, что за несколько минут я выложила, кажется, всё, чем увлекалась, почему выбрала именно этот факультет, как мне работалось, даже о личных проблемах рассказала, которые бы вряд ли доверила кому-то ещё.
Он слушал внимательно, немного склонив голову, потом неожиданно произнёс:
-Мы часто забываем о том, что только любовь и самоотверженность способны сделать то, чего не достичь красотой и достатком. Если не отдашь своё сердце, если не готов понять и принять другого, как самого себя, не способен уступать, ничего не получится.
-Вы готовы к этому?
Я замялась:
- Боюсь, что нет.
-Ничего, это тоже придёт с годами. Правда, чем больше знаешь, тем труднее жить: воистину «познание умножает скорбь». Это из Экллезиаста,- добавил он со вздохом. Ох, простите старика, заговорился, слишком долго молчал. После смерти жены стал сторониться людей. Устал, наверное. Ученики бывшие навещают, но мне уже трудно с ними. Боюсь воспоминаний, стал больше читать, вернулся в Церковь. И знаете, там грешная моя душа обрела приют. Поначалу коллеги осторожно отговаривали: негоже, мол, учителю поклоны бить, потом отстали, начали сторониться. На праздничные линейки приглашают всё реже, даже перед Днём Победы. Впрочем, я их не осуждаю. Они тоже несвободны,- мне послышались в его словах сочувственные нотки, он явно жалел тех, кто избегал его.
- Меня мучило, что не открыл сыну тайну, не рассказал ему о родном отце. А когда написал икону, как – то успокоился. Кстати, вы заходили в наш храм?
-К сожалению, нет. Последний раз была в церкви под Пасху, студенткой, да и то из-за запрета появляться поблизости.
- Понятно, из чувства противоречия. Молодость прекрасна своими порывами, дай Бог сохранить в зрелости эту искренность и внутреннюю свободу. Я не случайно спросил о нашем храме, в нём много икон, написанных местными мастерами. Они отличаются от канонического стиля, вы поймёте, если сравните с другими. Когда доведётся побывать здесь ещё, выберите время и непременно зайдите. Теперь я стараюсь не пропускать ни одной литургии
Я молчала, потрясенная силой его духа, глубиной чувств и верностью. Подошёл автобус, мы тепло простились. Дорогой думала о жизни, приоткрывшейся мне своей высокой и трагической стороной, о вере, укреплявшей силы и дарившей надежду. И теперь, спустя много лет, я с благодарностью вспоминаю этого человека, заставившего по-настоящему задуматься об избранном пути, о том, как научиться жить в согласии со своим сердцем, о любви, для которой нет срока давности.Долго не могла забыть его, мечтая, чтобы дождался сына,представляла их встречу. В долгой и беспокойной моей жизни, наполненной поездками и напряженной работой, было немало встреч с разными людьми. Казалось, с годами стёрлись в памяти их лица и имена, но вдруг припомнится кто-то, и тихим тёплым светом наполнится душа...
***
Минувшей осенью в одном из Белгородских храмов увидела икону в старинном окладе. Подошла ближе и замерла: в мерцании свечей очи Пресвятой Богородицы с младенцем Христом на руках, казалось, с печалью смотрели мне в душу. Поняла, что это она, икона, о которой впервые услышала от давнего моего собеседника. Вспомнились слова из акафиста ей: «О Всепетая Мати, Взыскание погибших именуемая! Ты в напастях и скорбех милостивно защищаеши иже под кров Твой прибегают. Приими, Пречистая, и наше от всего сердца приносимое Тебе моление...»
Долго стояла перед иконой Божьей Матери "Взыскание погибших", задумавшись, чувствуя как успокаивается душа, а сердце переполняет волна благодарности человеку,открывшему её сокровенный смысл. Вспоминала других, близких или встреченных однажды на жизненном пути, благодаря Господа за то, что посылал их мне, когда особенно нуждалась в помощи и поддержке. Перед ними я в бесконечном долгу.
Ноябрь 2013 – февраль 2014
Белгородские Епархиальные ведомости №2(208)2014г.