Глаукома - это хроническое заболевание глаз, при котором нарушен отток глазной жидкости, что приводит к резкому увеличению внутриглазного давления, отмиранию глазного нерва и, как следствие, к частичной или полной потере зрения. Все зависит, на какой стадии болезнь была выявлена и начато соответствующее лечение – медикаментозное или оперативное...
Операция
Как говорит статистика, процент больных глаукомой в мире непрерывно растет. Если раньше это была, в основном, болезнь людей пожилых, то сейчас она все больше и больше «молодеет». По некоторым источникам, сейчас в России и индустриально развитых странах Запада больны глаукомой около 20 процентов людей старше 40 лет…
Такой диагноз поставили и мне. Года три я лечил больной глаз каплями, которые прописал мне врач, но недавно они перестали мне помогать. Давление превысило норму, и меня в конце декабря прошлого года направили на операцию в Москву, в МНТК «Микрохирургия глаза» им. Святослава Федорова. Для жителей Подмосковья это бесплатно.
Положили в пятницу, а уже в понедельник прооперировали. Есть перед операцией запретили, но так как питание в клинике довольно приличное, к тому же на завтрак давали бутерброды с красной икрой (вспомним с горечью нашу районную больницу), то мы с коллегами по несчастью не удержались и слегка нарушили предписание.
Перед операцией нас переодели в специальную униформу, состоящую из широких брюк и просторной рубахи, и повезли на 8-й этаж, где располагается операционный блок. В коридоре ждала сидячая очередь. Одетые в зеленые рубахи – на операцию катаракты, в синие, как у нас, - на операцию глаукомы.
Мучительно ждем. Внутри, естественно, все напряжено. Очко, как говорится, не железное. Все-таки операция на глазу – это не укол в ягодицу.
Наконец, из операционной выходит врач и называет мою фамилию. Я усаживаюсь в мобильное кресло, и он закапывает мне дезинфицирующие капли. Сижу, снова жду.
Вот отодвигается стеклянная дверь в операционный бокс, откуда с периодичностью в 15-20 минут вывозят сидящих в креслах прооперированных пациентов с заклеенным марлей глазом, и везут меня…
В операционном блоке справа и слева темные кушетки. По центру громоздятся мощные высокие станки с микроскопами, похожие на рентгеновские аппараты. Вокруг люди в темноцветных комбинезонах. Врачи и медсестры.
Меня укладывают на правую кушетку. Слева, слышу, кому-то вставляют в глаз искусственный хрусталик - значит, оперируют катаракту. А у нас – глаукому.
Мой хирург – кандидат медицинских наук Юрий Эдуардович Нерсесов, могучий мужчина интеллигентного вида.
Меня укладывают на спину, головой в фиксирующий обруч. Руки свободно лежат вдоль тела. В левую кисть вонзают иголку от капельницы, на указательный палец правой руки натягивают резиновый набалдашник датчика кардиограммы. Лицо накрывают специальным покрывалом с отверстием под оперируемый глаз. Жду с покорностью фаталиста.
Мне делают два укола рядом с глазом. Терпимо. Обезболивающая заморозка. В глазницу что-то вставляют.
А дальше начинается операция. Врач говорит: «Помогите мне. Смотрите вниз и влево». Я отвечаю: «Да» и пытаюсь следить за своим зрачком, но он все время куда-то уплывает. Я снова судорожно опускаю его вниз. Эта борьба занимает все мое сознание.
Чувствую, как скальпель разрезает мою плоть, готовя каналы для оттока внутриглазной жидкости. Именно засорение этих каналов и повышает внутриглазное давление, давящее на зрительный нерв и постепенно убивающее его. Глазной нерв отмирает – зрение падает – это и есть глаукома. Цель операции - прорезать новые каналы для оттока жидкости.
Боли не чувствую совершенно. Только ощущаю сильные и точные движения инструмента в руках хирурга, делающего сегодня четырнадцатую (!) подряд операцию.
В конце мне делают еще один укол. Операция окончена. Она заняла, думаю, как и у других, 15-20 минут. И она не страшнее пломбировки зуба в кабинете стоматолога.
Слышу голос Юрия Эдуардовича: «Все. Операция прошла успешно. Вставайте». Сил поблагодарить нет. Об этом вспоминаю только позже.
Меня снова усаживают в кресло и вывозят в коридор. На прооперированном глазу повязка, в руках история болезни. Медсестра оттаскивает кресло к лифту, и мы спускаемся на этаж отделения глаукомы. В душе покой и удовлетворение, что все уже позади.
На следующий день меня выписывают.
Через два дня я снова приезжаю в институт на врачебную комиссию. Там нас осматривает представитель страховой медицинской компании. Если операция проведена успешно, компания оплачивает институту операцию. Если нет – соответственно, тоже нет. Мою операцию признают успешной. Еще месяц нужно закапывать специальные капли, и о болезни можно забыть. Но раз в три месяца проверять давление. На всякий случай…
Эх, если бы операцию сделать пораньше, на более ранней стадии болезни! Об этом я говорю при встрече с Юрием Эдуардовичем, с которым заранее договорился об интервью.
Он соглашается.
14 операций
- Юрий Эдуардович, вы в тот день, когда оперировали меня, провели 14 операций. Это, наверно, очень тяжело?
- Вы знаете, это количество не всегда такое. Это связано с тем, что в клинике был последний операционный день перед Новым годом. Обычно же количество операций в день у меня бывает десять-одиннадцать. Это, конечно, не намного меньше, но мы привыкли так работать. За все годы, что я работаю в МНТК, это средняя норма.
- А, кстати, сколько вы здесь работаете?
- Я пришел в Московскую лабораторию экспериментальной клинической хирургии глаза с клиникой под руководством профессора Святослава Федорова сразу после окончания 1-го Московского медицинского института в 1975 году. Два года я учился в ординатуре, а потом стал уже штатным сотрудником.
- Вы не считали, сколько операций вы уже сделали за свою жизнь?
- Трудно сказать, потому что в разные годы проводилось разное количество операций. Я начинал работать под непосредственным руководством Святослава Николаевича, в его бригаде. Тогда была совсем другая техника хирургии катаракты и глаукомы, и времени на проведение одной операции требовалось несравнимо больше.
Но время шло, и изменения происходили прямо у меня перед глазами. Сейчас техника и технологии операций изменились радикально. Сегодня вся глазная хирургия – это хирургия на микроуровне. Даже операции на стекловидном теле, операции по замене хрусталика проводятся только через минимальные разрезы, которые в последующем не требуют наложения швов. Поэтому и количество операций различное. Оно выросло.
Сейчас я делаю в год порядка восьмисот-девятисот операций. Вот и считайте.
- Я перезнакомился со многими пациентами в клинике. Они в основном из Московской области…
- Да, в основном это жители Подмосковья и москвичи, они лечатся бесплатно, по ОМС.
- И благодарить за это, по-видимому, нужно нашего губернатора…
- Да, и в этом отношении пациентам из Московской области особенно повезло, потому что все операции, включая и антиглаукоматозные, и по замене хрусталика, проводятся для них абсолютно бесплатно.
- Я видел, что вы и в субботу приезжаете на службу, жертвуя своим выходным днем.
- Если я оперирую по пятницам, а это происходит уже на протяжении порядка десяти лет, то утром в субботу я обязательно приезжаю в клинику, чтобы посмотреть, как чувствуют себя мои пациенты. Я уже как-то привык…
- То есть, живете без выходных и проходных…
- Ну, в воскресенье-то выходной есть и половинка субботы…
- А от чего еще приходится отказываться в быту, чтобы держать себя в нужной форме? Чтобы, скажем, руки не тряслись? Отказаться от вождения машины, не пить коньяк?
- Нет, машины есть практически у каждого сотрудника института, и это не мешает. Что же касается потребления горячительных напитков, то тут, конечно, все очень и очень ограничено. Тут помогает внутренняя дисциплина. И наши хирурги, которые много и качественно оперируют, они, в общем-то, не любители алкоголя. Они больше занимаются спортом, оздоровительными процедурами и т.п.
Глаукома, как и сифилис, не вылечивается
- Глаукома, как говорят, не вылечивается, но лечение способно «заморозить» ситуацию с больным глазом, чтобы состояние больного не ухудшалось. Это так?
- Возможно, это не совсем корректное сравнение, но я бы сравнил глаукому с сифилисом. Она, так же как и сифилис, не вылечивается, а ЗАлечивается (смеемся). Поэтому разговор о том, что глаукома не лечится, - это устаревшее представление. Сейчас метод лечения – это так называемая непроникающая хирургия. То есть, мы не входим в полость глаза, мы работаем на той зоне, где имеется препятствие оттоку жидкости из глаза. Это минимальные величины, и выполнение таких тонких операций возможно только под микроскопом. И они не несут в себе никаких осложнений – ни во время операции, ни в послеоперационный период.
Наша задача – остановить процесс болезни, «заморозить» ситуацию со зрением на том уровне, какой был до операции. Поэтому чаще всего пациенты, как они видели до операции, так они и видят после нее.
Но вот повернуть процесс вспять мы не можем, потому что отмершие в процессе болезни волокна зрительного нерва не восстанавливаются.
- Я слышал, кого-то оперируют скальпелем, кого-то лазером. Почему?
- Это зависит от сложности заболевания. Если оно на начальной стадии, без изменений полей зрения, при умеренном повышении внутриглазного давления – то тогда можно провести лазерную антиглаукоматозную операцию. А там, где ситуация запущенная, - то там используют скальпель.
Плюс лазерная операция проводится в случае узкоугольной глаукомы. Это частный случай глаукомы. Есть и другие случаи применения лазера.
- Считается, что результат операции глаукомы может иметь для пациента три исхода: 1. Человек уже никогда не будет делать повторных операций и закапывать капли, снижающие внутриглазное давление. 2. Повторная операция не нужна, но капли надо будет капать до конца жизни. 3. Нужна повторная операция, а иногда и не одна с периодичностью года в два. Это так?
- В принципе, все три пункта имеют место быть. И все зависит, в какой стадии развития болезни оперируется пациент. Конечно, имеет влияние и возрастные параметры, особенно сопутствующие пожилому возрасту сердечно-сосудистые заболевания и диабет. Довольно много больных имеют на фоне диабета повышение внутриглазного давления. Мы это учитываем.
О процентах. Если делать операцию глаукомы на начальной стадии ее развития, то по статистике благоприятный исход наблюдается в районе 85-90 процентов случаев.
С более запущенной стадией болезни процент, конечно, уменьшается. И при запущенных стадиях – процент успешных операций составляет где-то около 60 процентов.
Это статистика нашего отделения, нашего института. В других клиниках методы лечения могут быть другими, и, соответственно, статистика будет своя.
- Провокационный вопрос. Если результат лечения не тот, который хотелось бы получить в итоге, - в чем причина? Чего здесь больше – ошибки медицины или каких-то особенностей состояния организма больного?
- Вы понимаете, в чем дело – в любой хирургии стопроцентного результата никогда не бывает. Поэтому, конечно же, существует определенный процент – замечу, очень мизерный процент – возникновения каких-либо ситуаций, при которых либо операция не выполнена в том плане, в котором она должна была быть выполнена, либо результат непосредственно после хирургического вмешательства не удовлетворяет ни пациента, ни самого хирурга. Но с ростом медицинских технологий этот процент уменьшается.
Почему мы ратуем сегодня за раннюю хирургию? – Потому что меняются технологии, появляются современные методы, - например, с применением дренирующих устройств, которые пролонгируют положительный результат операции. И вообще – чем меньше объем хирургического вмешательства, тем меньше ответ организма на это вмешательство. Тем меньше всевозможных процессов, которые могут привести к снижению эффективности проведенной операции.
Кроме того, бывают случаи с предварительным отягощенным состоянием глаза – это травмы, ранения, близорукость в высокой степени (выше 6 диоптрий) и т.п. Это тоже влияет, конечно, на конечный результат операции.
Хирургия – работа творческая
- Профессия хирурга – это, как я увидел, тяжелейший труд, требующий и личного здоровья, и дисциплины, и величайшей концентрации внимания. А для вас и для ваших коллег – это только рутинная работа, как на конвейере, или тут есть место для творчества?
- Я всегда считал, что нет двух одинаковых операций, так же как нет двух абсолютно одинаковых пациентов. У каждого больного есть какое-то свое отличие, своя индивидуальность – и в человеческом плане, и в плане отличия его заболевания. Поэтому я не считаю, что это такая же рутинная однообразная работа, как заколачивание гвоздей. Это все-таки творческий труд.
- То есть зачастую вам приходится принимать решение в последний момент?
- В той или иной степени да. К тому же вы, наверно, заметили, что мы обязательно встречаемся с пациентами до операции, осматриваем их, изучаем анализы, другие данные их обследования, которые позволяют нам уже на подготовительном этапе приблизительно прикинуть план будущей операции.
- Вы этот план записываете или держите в голове?
- Нет, обычно в голове.
- То есть, работа хирурга - это дело, которое способно приносить и моральное удовлетворение от его результата?
- Вы знаете, когда я пришел сюда работать, то первые годы я настолько был увлечен всем этим, потому что студенческие годы, проведенные до этого на кафедре офтальмологии, по сравнению с тем, что я здесь увидел – это совсем другое. То, что делал профессор Федоров, например, установка искусственного хрусталика при лечении катаракты, в советское время многими светилами медицинской науки категорически отвергалось. И Святослава Николаевича в те годы просто заклевывали коллеги, которые считали, что он ставит инородное тело, что он портит глаза.
До сих пор эти люди живы и занимают большие посты в медицинской науке, только они уже несколько поменяли свое отношение к тому, что сделал Святослав Николаевич, потому что жизнь сама показала, кто был прав. И мне тоже приятно, что и я имел и имею отношение ко всему этому делу.
- На ваш взгляд, состояние отечественно микрохирургии глаза соответствует мировому уровню? Если человек достаточно обеспечен, то где ему лучше лечиться – у нас в стране или за рубежом?
- Техника основных операций – она, что в России, что за рубежом, практически одинакова, стандартна. Даже приборы мы используем одни и те же, как, например, при операции по замене хрусталика глаза - прибор «факоэмульсификатор». То же самое и при проведении других операций.
Единственное отличие, что у нас лечение почти наверняка дешевле…
- У вас не только огромный практический опыт хирурга, но еще и научный опыт. Можете дать какой-нибудь ценный совет людям, больным глаукомой, который помог бы им в жизни?
- Меня учили в институте, когда мы проходили курс глазных болезней, что абсолютно все люди после 40-45 лет должны периодически измерять внутриглазное давление, следить за состоянием своего здоровья. Хотя, конечно же, я голову даю на отсечение (грустно улыбается), что большинство из этих людей никогда не пойдет в больницу сидеть многочасовую очередь к окулисту, если у него ничего не болит.
Но все-таки к своему здоровью нужно относиться достаточно серьезно. И если появились какие-то дискомфортные признаки – например, затуманенность зрения, то это уже ярко выраженный симптом заболевания глаукомой, когда идет отек роговой оболочки. Это означает очень сильное повышение внутриглазного давления. И тут надо незамедлительно обращаться к врачу. Обязательно к врачу.
- Как говорил один мой знакомый, никогда не лечись по справочнику – умрешь от опечатки.
- Это точно (смеемся)…
Эпилог
На прощание нас ведут в процедурный кабинет, чтобы сделать прощальный укол. Попадаю в первую мужскую пятерку. Заходим и начинаем расстегивать ремни на брюках. Укол, наверно, в ягодицу, а, может быть, в руку. За дверью бухтит женская пятерка, которая только что скандалила с нами за право первоочередности.
«Вы что?» - удивляется медсестра. – «Укол в глаз!»
Обычный укол рядом с глазом, по-видимому, дезинфицирующий. Не больно. Но выходя из кабинета, мрачно говорю ожидающим скандальным старушкам: «Вы думали, укол будет в руку? Укол делают в глаз. Не все выдерживают…»
И гордо иду по коридору. Не оглядываясь, чувствуя спиной, как в очереди начинает закипать тихая паника…
Беседовал Вячеслав Суханов