Когда Немёд Янеж пришёл к отцу, то он, как обычно был очень уставший и обессмысленный завершившимся днём. Он не сразу вошёл в комнату в которой царил полумрак. Освещение было тусклым от единственной лампочки на высоком потолке. За окном комнаты жила и осуществляла своё предназначение глухая, промозглая, давящая своим весом на город ночь. В комнате, однако было тепло. Янеж приглядел себе местечко, куда бы присесть у пустого стола. Прошёл к месту, но не переставал прислушиваться к внутреннему ощущению, он ловил нотки неудовольствия со стороны, но, кажется, все обошлось на этот раз. Старик оставался на своем месте. Можно было воспользоваться моментом и присесть вблизи старика, чтобы передохнуть и переключиться мыслями на другое.
Дело в том, что его только что выгнал охранник. Этот самодовольный прыщ самым грубым образом предложил ему заткнуться и убираться вон. К концу дня это было неприятно, но нужно было действительно убираться и не придавать большого значения всему тому, что исходило от этого выжившего из ума полу-трупа, который, определённо, мнил себя очень важной персоной. Вот, он и убрался из неосвещённого помещения на освещённую полу-площадь перед зданием: городские власти находили средства для освещения - этого требовал закон.
Старик был полуслепой. Он сидел на жестком табурете, который стоял рядом с мягким креслом и, казалось, что не догадывался о том, что можно разместиться удобней, с большим комфортом.
Янеж молча присел на стул у стола. Оба молчали. Не было темы. Всё уже давно было переговорено. Ничего нового, или перспективного не намечалось в глухом молчании, кроме ощущения разрыва, бессвязного, похожего на отсутствие переплетения. Просто, что-то гудело из тишины, видимо, это был тихий треск от лампочки: ток подавался на нить накаливания неравномерно, и, она периодически почти гасла.
Старик сидел, сложив пальцы рук так, что руки образовывали единое кольцо. Большие пальцы его пястей совершали вращательные движения по орбитам один относительно другого по кругу. Он смотрел перед собой в одну точку и, наверно, представлял себе что-то такое о чем ведомо было единственно ему: " Значит, ты с работы ", неожиданно заключил отец, - " Да ", - ответил Янеж и опять воцарилась тягостная и бессмысленная тишина, все-таки сообщавшая своим провисанием о том, что все в этой жизни обречено на угасание и распад, но есть какая-то сила, которая заставляет всех людей совершать некоторые телодвижения обдуманные, или не до конца подготовленные, но вынужденные, поскольку время неумолимо утекает и требует принятия решений и действий.
Только камни, в отличие от людей, наверняка знают, что они мертвы, но они молчат об этом. Люди же надеются, что они живы, хотя, скорее всего это их особенное заблуждение свойственное людям, поглощённым и охваченным всемирной иллюзией.