Прощальная мистификация Клеопатры

Алик Чуликов
 часть 1

Падение Геркулеса.


« В деяньях мира мой ничтожный след,

Все дни мои – то празднеств вереница.

Я смерть нашла, как буйная блудница…

Но над тобой я властвую, поэт!»

(«Клеопатра» Брюсов А.Я.)

 
Перчатка, брошенная Марком Антонием в 35 году до н.э Риму была поднята Октавианом.

Взорвавшийся консул, тонущий в дельте Нила в чарах Клеопатры, порушил священные римские традиции и примерял корону эллинистического монарха.

Впервые в истории Древнего Рима Антоний справил триумф победы над Парфией и Арменией не в Риме, а в Александрии.

Он бросил к ногам возлюбленной царицы земли, некогда принадлежавшие Риму. Последний фараон Египта Клеопатра объявила себя «младшей богиней, любящей отца и отчество».

Цезарь  Октавиан под предлогом объявленной войны римского народа против египетской царицы, опием любовной магии лишившей разума Антония, и поправшей римскую добродетель, отправился в поход на Египет.

Могучий полководец Марк Антоний, раздираемый надвое безумный страстью к великой женщине и гордым духом бесстрашного воина, лишился покровительства Марса и потерпел поражение в решающем морском сражении при Акциуме в Ионическом море.

Его мощные корабли-крепости эннеры и децимремы, лишенные маневренности, были атакованы стремительными, быстроходными либурнами под командованием талантливого полководца Агриппа.

Блокированный в Амбрийском заливе, Марк Антоний при помощи быстроходных легких кораблей флота Клеопатры прорвал блокаду, пересел с флагманского корабля на скоростную пентеру и вслед за царицей вернулся в Александрию.

После этой битвы девятнадцать легионов Антония добровольно влились в армию Цезаря Октавиана.

Смертельно раненый колдовской любовью, могучий лев умирал, как великий воин в золотой клетке Александрии. Лишь малочисленная элита преданнейших ветеранов-легионеров и военачальников, знавших истинный нрав прежнего полководца, сохраняли верность своему господину.

Изощренный ум Клеопатры врожденной мудростью и высокой образованностью воспринимал земную жизнь, как временное пристанище, и мог в любой жизненной ситуации с жадным любопытством раскрывать секреты короткого бытия.

В ожидание неизбежной кончины, она создала «Союз смертников», вовлекая Марка Антония и своих приближенных в игру со смертью, в надежде приручить последнюю,  сделав управляемой, подчинить её своей воле.

Каждый новый день неистощимой фантазией Клеопатры начинался непредсказуемо.

- Сегодня к смертникам идем, я хочу угостить их смоквой перед казнью.

- Ты великодушна к своим врагам! – воскликнул Антоний.

«Коварная, придумала новую игру» - про себя подумал Селевк - придворный казначей.

В каземате, освещенном факелами, Клеопатра в окружении союзников стояла перед осужденными на смерть пленниками, закованными в цепи.

- Ирада, - приказала  служанке, - поставь перед ними корзину с фруктами.

- Угощайтесь, сегодня я добра, - обратилась она к изможденным заключенным.

Один из них, со страшным шрамом на лице, жёг царицу огнём единственного глаза.

Он скинул крышку корзины. Аромат инжира смутил рассудок, лишенных воды и пищи пленников. Еще две жадные руки опустились в корзину, извлекая крупные смоквы. Но тут же вскрики ужасы и грязные проклятья взвились к своду потолка.

Два смертника корчились на каменном полу, опрокинув корзину и давя своими телами благоухающий инжир. Красно-жёлтые и траурно-чёрные браслеты гибких тел аспидов сверкнули тонкими полосками в свете факелов, и змеи, уползая, быстро растворились во мраке каземата.

- Подать вина! – воскликнул изумленный Антоний.

Золотые чаши, наполненные красным вином, отражая пламя факелов, залили цветом крови освещенное пространство каземата.

Гости пили, философски наблюдая аккорды танца смерти корчившихся тел.

Вечерний пир в парадном зале тянулся до утра. Во главе стола в красном хитоне, с расстёгнутой пряжкой на правом плече, обнажая могучие мышцы, восседал Антоний, а рядом в изумрудном длинном платье - пеплосе, приталенном золотым поясом, с обнаженным упругим боком смуглого великолепного тела - божественная Клеопатра. Густые, волнистые волосы изысканной прической, вплетенной золотой лентой и жемчужными нитями, окольцованной тонкой золотой диадемой, обвитой аспидом, красовались на порочной, мудрой голове безумно обольстительной царицы.

Геркулес, - на поле боя Марк Антоний, внешне напоминающий мифического бога, на пиру преображался в Диониса.

Неутомимый виночерпий бесконечно наполнял вином чаши пирующих гостей.

Пьяные ветераны Энобарб и Эрос в честь своего господина, устроили импровизированный бой, поражая гостей искусством владения мечом.

И ранние часы безумного рассвета дарили блаженство обнаженным телам Антония и Клеопатры в объятьях изысканных любовных игр.

И новый день, и новые встречи с дружески настроенной смертью.

В кромешной тьме могильного склепа, царица вместе со своими союзниками по игре взывала к смерти, предлагая дружбу. И изумленные сподвижники чувствовали движение тьмы и незримые ладони званой подруги, обжигающие леденящей лаской лица.

И снова пир, и Дионис восседал во главе стола.

Но год ожидания пролетел незаметно.

Первого августа в гавани Александрии появился флот Цезаря Октавиана.

Стальная лавина римских легионеров, сметая всё на своем пути, стремительно приближалась к воротам Александрии.

Марк Антоний расстался с Дионисом и просил покровительства Геркулеса.

Облаченный в латы полководец предстал перед своим малочисленным легионом ветеранов, встреченный громогласным возгласом восторга. Открылись ворота, и разящий меч Антония поверг в шок легионеров Октавиана.

Неутомимый воин во главе конного отряда рассеял ряды противника, оставив груды изрубленных тел.

Но слишком не равные силы и предательство пехоты, перешедшей на сторону Октавиана, вынудили Марка Антония вновь запереться в столице.

***

Октавиан праздновал победу, готовился торжественно войти в Александрию и пленить отступников, поправших римскую добродетель, завладеть несметными богатствами, и устроить грандиозный триумф своего вхождения в Рим, сопровождаемый караваном пленных, ведя в золотых цепях полубогов Марка Антония и царицу Клеопатру.

***

Клеопатра на открытой веранде с колоннами всматривалась в звездное небо.

Мольба, посылаемая Богам, была услышана. Голос стражника доложил:

- Царица, к тебе купец из Кипра с двумя рабами.

- Впусти его.

Она признала долгожданного гостя.

- Александр, ты долго добирался, но волею Богов ты здесь. Показывай товар!

Купец обернулся к рабам в париках, укутанных платками клафт, приказал открыть лица.

Крепкого телосложения мужчина и хрупкая женщина представились глазам царицы.

- Антоний и Клеопатра! – изумленно воскликнула она и приказала:

- Готовь корабль к походу.

- Он в тайной гавани и ждёт тебя, царица!

- Иди, мой друг, и жди сигнала.

***

Марк Антоний с поникшей головой, мощным обликом своим похожий на Геракла, голосом отеческим и грустным прощался с остатками своей элиты полководцев.

- Вы - дети славного Рима, ему служить обязаны. Я оступился, и это боль моя.

Я раб и повелитель своей богини, царицы Клеопатры.

Подлостью, трусостью и предательством не запятнан, лишь признаю, что смертельно ранен я стрелой Амура.

Идите к Цезарю Октавиану, служите славному Риму!

Вы - герои! Много славных дел за вами. И не должны в устах бесславной толпы сената звучать позором ваши имена.

Приглушённый ропот печальных голосов был ему ответом.

- А теперь оставьте меня! Я хочу отдать последний свой долг Риму.

- Эрос, - обратился Антоний к своему оруженосцу, - ты в этом должен мне помочь.

Колесница Зевса - громовержца прокатилась бронзой колес по кремниевым облакам, высекая молнии, чёрная весть упала на землю:

- Марк Антоний покончил собой, бросившись на собственный меч!

***

Приверженец Цезаря Октавиана, консул Карнелий Долабелла, более известный своим распутством, влюблённый в Клеопатру, тайно известил её о намерении правителя в скором времени отправить царственную пленницу в Рим для участия в своём триумфе.

Клеопатра вручила консулу письмо с просьбой передать Октавиану.

Затем покинула дворец и заперлась с двумя служанками в царской усыпальнице.

Клеопатра лежала на золотом ложе, полупрозрачный калазирис - платье из тонкой ткани, вышитое растительным орнаментом и покрытое сеткой драгоценных камней, розовым цветом окрашивало проступающие контуры изящного тела.

Пурпурная царская мантия - парфира прикрывала плечи. Над короной, венчающей голову царицы, выступал священный знак фараонов – урей – золотая кобра, с раздутым воротником, готовая к броску. Две верные служанки Хармиана и Ирада, поправляли изысканный наряд божественной царицы.

У свода гробницы, по другую сторону, в тайной комнате, отодвинув в сторону каменный брусок, двое наблюдали за всем происходящем в усыпальнице.

- Она прекрасна! - лёгкий женский шёпот волной восторга коснулся слуха собеседника.

- Да, Клеопатра, это копия твоя, но я влюблён в оригинал.

- Спасибо, мой Антоний! Но нам пора. Александр готовит гребцов и поднимает паруса.

- Прощай навеки, тщеславный Рим, изгнавший меня из Александрии, тебя я оставляю в своем сердце! Пускай судьёй история мне будет.

***

Лежащая на усыпальном ложе богиня вздрогнула.

Под сводом гробницы заиграла флейта.

Призрак Птолемея Авлета полупрозрачным облаком стоял в выси над ложем.

Отец Клеопатры извлекал из флейты звук скорби и боли оголённого нерва сгорающей звезды, потерявшей свою орбиту, перебором золотым коснулся урея, кобра стройным телом закачалась словно метроном, отсчитывая секунды, и слепящим сиянием ночи изумрудных глаз заполнила пространство всей гробницы. И струйки яда брызнули из пасти аспида.

***

Октавиан прочитал письмо, переданное ему Долабеллой от Клеопатры.

Она обращалась в письме с одной просьбой, похоронить её в одной могиле с Марком Антонием.

Октавиан вскочил на ноги, и вскоре со свитой приближённых стоял у смертного ложа царицы.

Досада и восхищение величием духа последнего фараона отразились на его лице.

- Марка Антония и Клеопатру поместите в один ковчег могильный, и пусть встречает Бог Анубис их тела, лишь он судья великим, - скорбно произнёс Цезарь, обращаясь к Долабелле.

Внезапно все находящиеся в гробнице умолкли, привлечённые шумом улицы:

- Что происходит? – воскликнул Цезарь, - что там случилось?

Октавиан вместе со свитой спешно покинул гробницу и вышел наружу.

Вечереющее небо, подёрнутое дыханием пустынных тропиков средиземноморья, трепетной плотью плоских облаков зависло над Александрией.

Розовые барханы солнечных лучей рассеянным светом вырывались сквозь облака на горизонте. Изумлённые александрийцы, глазами, наполненными суеверным страхом и восторгом, наблюдали за божественным карнавалом, идущим по облакам.

Корабль с пурпурными парусами плыл у горизонта. На корме стоял Геракл, обнимая Афродиту.

Александрийский маяк на острове Форос горящим глазом Циклопа, висел звездой над мачтой. Маяк стометровой плотью белой флейты разносил тревожные и торжественные, завораживающие, ласкающие и рвущие сердце звуки.

- Авлет, Птолемей Авлет встречает дочь свою, - произнёс завороженно кто-то из свиты Цезаря.

По краю облаков шли ослы, нагруженные пряностями, слоны, обутые в золото и хоботом своим дымящие благовония и златорогие быки, а вслед за ними шёл Дионис с золотым кубком, из которого изливалось вино, окрашивая облака в кровавый цвет печали.

***

Уютная загородная вилла на острове Кипр утопала в вечерней неге мягкого, ласкового тепла средиземноморья.

Хозяин виллы, мужчина средних лет, атлетического телосложения, сидел за столиком в беседке, увитой виноградною лозой, погруженный в чтение заинтересовавшей его статьи газеты.

Дымящая чашка кофе арабика остывала, забытая человеком, поглощающим жадными глотками строчки текста:

«По словам доктора Хаваса, примерно в 45 километрах от Александрии под развалинами храма Осириса его группа обнаружила 120-метровый тоннель, заполненный песком. Очистив его, ученые нашли посмертную маску Антония, статую Клеопатры и 20 монет, отчеканенных в Египте во времена её правления с её же профилем.

– Маска Антония и бюст Клеопатры, это совсем не типичные предметы для древнеегипетских храмов, - заявил Захи Хавас. – Если Клеопатра всё же была божественной царицей и имела основания, чтобы её почитали в храмах, то Антоний для египтян был никем. Поэтому логично предположить, что маска, и скульптура были принесены сюда во время похоронной церемонии влюбленных согласно последней воле самой Клеопатры. Точное местонахождение самой могилы пока не установлено. Но Хавас уверен, что в стенах обнаруженного подземного коридора наверняка имеется замаскированный склеп с телами Антония и Клеопатры. Устраивать такие потайные могилы, дабы до них не добрались грабители, было как раз в традициях древних египтян. Сейчас в этой стране начался период, когда из-за жары все раскопки прекращаются. Но Захи Хавас обещает вернуться к дворцу Осириса осенью вместе со специальным радаром, предназначенным для поиска полостей в земле».

Мужчина задумчиво отложил газету и погладил сидящего рядом породистого пса Кане-Корсо, уходящего родословной в Древний Рим, где их использовали как травильных собак гладиаторов. Пёс благодарно лизнул ладонь хозяина.

В это время в беседку грациозной походкой, мягко ступая, вошла пятнистая египетская кошка. Избалованная вседозволенностью, она подошла к мирно сидящему псу и играючи когтистой лапой провела по носу собаки.

Пёс от неожиданности вскочил и бросился на обидчицу. Кошка отпрыгнула в сторону и выгнула красивую леопардовую спинку, и грозно зашипела.

Хозяин поспешил уладить назревающий конфликт и прикрикнул сначала на кошку:

- Клеопатра, не задирайся!

Затем собаке:

- Октавиан, к ноге!

В это время в чехле у пояса призывно зазвонил сотовый телефон. Мужчина поднёс его к уху и услышал незнакомый голос:

- Николай Георгиади, это вы?

- Нет, вы ошиблись.

- Простите, пожалуйста, а кто вы?

- Марк Антониади.




 часть 2


У богов есть свои тайны

«Quaerite et invenietis»*

(Евангелие от Матфея и Луки)

Древние руины храма Аполлона на склоне горы Парнас, как проигранная партия с вечностью. Черно – серая сетка шахматной доски оголённого фундамента и разновеликие ладьи разрушенных колонн.

Златокудрый бог Солнце вернулся на небеса. Мифический Оракул не смог предвидеть участи своего земного пристанища в Дельфах.

Амфиктиония, союз местных племён греков, не уберёг свою святыню. Она пала под натиском последнего императора единой Римской империи Феодосия, мечом прорубившего дорогу новой вере, переданной римлянам апостолом Петром.

Доктор Захи, вбирая печаль в сердце, гладил древние колонны, затем поклонился низко великим останкам.

- Вы, я вижу, человек серьёзный, археолог? – услышал он голос за спиной.

Обернулся. Крепкий старик в потёртом замшевом костюме колючими глазами словно сканировал мысли ученого.

- Да, а что?

- Хочу предложить вам занятную вещицу. Уверен, она вас заинтересует.

- Сувениры?

- Нет, что вы, артефакт, - произнёс таинственно мужчина.

Он оглянулся, убедившись в отсутствии свидетелей, достал из внутреннего кармана пиджака сморщенный свиток пергамента и протянул Захи.

Секундный тремор пальцев избытком чувств сотрясал развёрнутый манускрипт. Природная интуиция и на этот раз предугадала результат:

- Жрец Храма Аполлона, - выдохнул восторженно доктор, узнав почерк Плутарха.

Текст рукописи не имел начала и так же внезапно обрывался.

- Откуда это у вас?

- А вам не всё равно? Тысяча баксов и она ваша.

«Да этой вещи цены нет» - подумал в ответ Захи, лихорадочно вынул портмоне и отсчитал требуемую сумму.

Старик исчез в мгновение, пока учёный приходил в себя с бесценным сокровищем в руках.

В отеле Захи пугливо – неосознанно зашторил окно. Уселся за стол и включил настольную лампу.

Осторожно развернул драгоценный обрывок пергамента и напряженно погрузился мыслями в текст:

«… да, дед мой был легионером Марка Антония. Стоял у смертного одра Антония, потом и царицы Клеопатры. Плечом к плечу с ними разил врагов империи мечом.

Был близок с ним в бою и на пиру, великий полководец солдатом не гнушался.

Я спросил египтянина:

- И что его поразило?

- Дед утверждал, что смерть изменила их тела. У Марка Антония под левой ключицей виднелось большое родимое пятно, которого раньше не было. А царица Клеопатра стала более белокожей, чем при жизни.

Я возразил александрийцу, что, бывает, смерть обеляет кожу, а родимым пятном могла быть запёкшаяся кровь мечом пронзённого сердца.

- Нет, нет, дед имел дар богов, он во тьме мог отличить своего от чужого. Он уверял, что покойники были чужие.

Да, и ещё одна деталь показалась ему странной. Он стоял на страже во дворце, когда купец из Кипра привёл царице двух рабов, укутанных платками так, что лиц было невозможно разглядеть. Это был атлет мужчины и стройная женщина.

Через время купец покинул дворец один. А в день смерти Клеопатры знакомый рыбак утверждал, что видел в море его корабль, покинувший Александрийский порт. Он клялся, что видел на корме этих двух рабов, укутанных платками. Скажи, ты видел в жизни купцов, возящих товар на продажу за сотни миль и с тем же товаром возвращающихся?

Противоречивые чувства вызвал у меня рассказ египтянина.

Сознание напомнило, что Птолемеи были правителями Кипра почти три столетия, включая Клеопатру.

Много позже Златокудрый Оракул на мой вопрос ответил:

- У богов есть свои тайны…

На этой фразе рукопись обрывалась.

Доктор Захи, напрягал зрение, требуя продолжения. Фантом лоскута оборванного пергамента на миг проявился на столе.

Учёный пытался разобрать текст. Незримая тяжёлая рука за волосы приподняла его голову, отрывая взгляд от фантома, и он увидел напротив, с другой стороны стола, древнего великого квирита Местрия Плутарха. Захи показалось, что тот произнёс на латыни:

- Ищите и обрящете.

В ванной комнате холодная струя воды из-под крана превращалась в пар, остужая раскалённую голову учёного.

- Невероятно, я схожу с ума, - шептал он возбуждённо.

***

Диск закатного солнца белым золотом слепящей ткани выстлал дорожку по водной глади от горизонта к порогу величественных руин древнего города Курион на Кипре западнее Лимассола.

Доктор Захи в сумеречной плотной массе парящего теплого воздуха различал призрачные силуэты героев Троянской войны, зодчих города, печально бредущих меж порушенных колонн.

Вместе со своей группой, ученый уже месяц безуспешно искал лабиринт, нарисованный во сне посвященной интуицией археолога. Место раскопок он определил сам, притянутый его магнетизмом.

Захи задумчиво присел на ступень отреставрированного амфитеатра. Сумерки прохладным бризом заполнили арену. Гул голосов фантомом древних зрителей явственно коснулся его слуха. Археолог вздрогнул от сознания собственного перевоплощения в провидца прошлого.

Вот роскошно убранная трибуна напротив, с римским проконсулом, его ближайшими сподвижниками, преторианцами – гвардейцами, посланниками – легатами, трибунами, префектами и госслужащими – ликторами, герольдами и курьерами. Остальная часть рядов сидений занята патрициями, местной знатью и просто свободными гражданами.

Захи стал одним из них, но над всеми. Он слышал реплики любого, кто попадал в поле его зрения. Старый ветеран – легионер, сидящий рядом, укоризненно качая головой, тихо и угрюмо изъяснялся сам с собой:

- Впервые слышу, чтобы изменившую жену патриций выставлял призом победителю гладиаторских боёв.

Под протяжный звук цимбал, подхваченный ревом труб, несущимся по волнам хора водяных органов, на арену, разогревая толпу зрителей, вывалились прегенарии - гладиаторы, обернутые тканью и дерущиеся деревянными мечами. Восторженные крики, унизительные комментарии, грозные окрики и хохот трибун, сливаясь с ревом оркестра, дробным эхом носились над ареной и взлетали в небеса.

Но вот все стихло. Прегенарии исчезли в нишах под трибунами.

На арену вышли, приветствуя проконсула, два  гладиатора – фракийца, смуглые гиганты в набедренной повязке, поясе, поножах  над стёганной парусиновой тканью, похожей на брюки, и в латах для предплечья на правой руке.

Головы фракийцев, вооруженных круглыми щитами из толстой бронзы и кривыми мечами, закрывали большие шлемы, украшенные на лбу грифоном - символом богини возмездия Немезиды.

Битва гигантов сопровождалась неугомонным рёвом трибун. Зрители не могли отдать предпочтение кому-либо: великолепно тренированные гладиаторы жестко дрались за жизнь, но насмерть. Лишь мимолётная удача одного - и лезвия меча коснулась на излёте незащищенного части горла другого. Гигант закачался, словно срубленный платан и рухнул, содрогая арену. Дикое ликование пронеслось над трибунами, требуя продолжения. Под трибунами готовили к выходу гладиатора – тертиария, «заменяющего», который должен был сразиться с победителем за право обладать трофеем – распутной женой патриция.

Затянувшаяся пауза вызвала недовольный гул зрителей. Захи посмотрел в сторону проконсула. Увидел трибуна, склонившегося над правителем, и услышал его тихий говор:

- Знатный патриций, пожелавший остаться неизвестным, просит твоего разрешения драться тертиарием за честь женщины, которую он считает не виновной.

- Он хочет запятнать себя позором в битве с рабом?

- Он потому и желает остаться инкогнито.

Проконсул задумался, но благородство мотива патриция, не оставила равнодушным сердце великодушного полководца.

- Пусть докажет победой, что женщина не виновна!

Вновь тяжёлая тишина придавила амфитеатр.

На арену вышел атлет под стать фракийцу-гиганту. На нем была стальная полумаска, прикрывающая часть лица. Седые кудри жестких волос и бороды говорили о немолодом возрасте патриция. Мощное тело прикрывала красная туника, скрепленная застежкой на бедре и подпоясанная мечом, бронзовый легионерский щит заменял воину доспехи.

Впервые в истории гладиаторских боёв, зрители, завороженные боем титанов, молчали. Киприотам казалось, что сам Геракл решил восстановить справедливость, сражаясь со смертным рабом.

Захи услышал шёпот сидящего рядом ветерана:

- Клянусь Богами, если бы я не стоял у его могилы десять лет назад, я подумал бы, что сам Марк Антоний сражается на арене.

Скрежет, звон металла, искры, высекаемые из стонущих, бьющихся с неимоверной силой, мечей. И глухой стон сталкивающихся щитов грозным набатом смертельной битвы сотрясал восторгом безмолвные тела зрителей.

Но вот рёв толпы взорвал небеса. Фракиец, тяжело раненный мечом Геракла, рухнул на колени, поник безвольно мужественной головой, не требуя пощады, но поднял указательный палец вверх, признавая поражение и отдавая свою участь на суд зрителей. Толпа зрителей единодушно подняла вверх кулак, сжимающий большой палец,  даруя жизнь побежденному.

Геракл посмотрел в сторону проконсула в ожидании заключительного вердикта. Жест правителя под восторженный многоголосный гул толпы даровал побеждённому жизнь.

Находясь в мистическом безумном трансе зазеркалья, Захи взглянул на Геракла и проследил за поворотом его головы, и среди знатных граждан увидел грациозную даму, так же скрывающую лицо полумаской.

Услышал, вернее, уловил мысли благородной особы и её собеседника:

« Я горжусь тобой, Антоний. За честь чужой оклеветанной женщины ты сразился, как за мою.»

«Я за всех, Клеопатра, безоружных, оклеветанных и кем-то преданных женщин, над которыми заносят меч мужчины.»

Кто-то коснулся плеча Захи. Он очнулся, иллюзорный жар видения осыпался сумеречной прохладною росой.

- Док, что с вами? – услышал он голос коллеги, археолога из Германии Ганса.

Захи, приходя в себя, растерянно улыбнулся:

- Все в порядке, дружище, просто задумался.

« Они где-то рядом» - сам себе сообщил учёный.

***

Ещё одна неделя интуитивных раскопок и нулевой результат.

Залив Эпископи светлой зеленью застарелой бирюзы окрасил тень крутого утёса, скрывающего тайну Куриона.

Бирюзовая тоска щемила сердце учёного. Он посылал мольбу в купель Афродиты. Она откликнулась образом туманной амазонки над морскою гладью, и мимо провидца прошла через руины Куриона. И растворилась в обнаженном раскопками высоком фундаменте перед чёрной лентой дороги, ведущей на Пафос.

Захи бросился к месту, указанному Афродитой. Высокий скалистый монолит фундамента ещё мгновение повторял силуэт амазонки, ушедшей в него.

Изумлённый учёный увидел на серой плоскости известняка двойную спираль свастики, не замеченную ранее: «гаммадион», свастика из четырёх букв, «гамма», Богиня Гея хранила тайну солярного знака, единства и баланса противоположных начал – мужского и женского.

«Антоний и Клеопатра где-то рядом» - пронеслось в голове учёного.

Группа Захи при помощи радара обследовала фундамент, и у его основания обнаружила пустОту.

Углубившись под монолит, они открыли тоннель, заваленный обломками скальной породы.

Два дня ушло на расчистку прохода. Древний воздух привкусом лёгкой горечи оседал на языке.

Группа осторожно опускалась в наклонный тоннель, ограниченный мраморной поверхностью стен и потолка из шлифованного известняка.

Яркие галогенные софиты на касках постоянно выхватывали боковые ответвления, заваленные породой, обрушенной землетрясением, похоронившим город.

Захи, контролируя навигатор, замыкал группу археологов. В какой-то момент он незначительно отстал и толчком незримой сильной руки был отброшен к боковой стене. Свет софита выхватил прямоугольную нишу. Захи неосознанно вошёл в неё и оказался в поперечном тоннеле. Он тут же решил вернуться назад, но наткнулся на тупик. Паника лёгким ознобом пробежала по телу. Учёный взглянул на навигатор, погасший экран сообщил о полной разрядке аккумулятора, сотовый телефон ответил тем же. Пламя софита на каске медленно угасло. Давящая тьма навалилась на его тело.

Захи прислонился спиной к стене тупика и заскользил вниз по полированной поверхности. Опустившись на холодный пол, усилием воли взял себя в руки. Дух авантюризма учёного – экстремала разбавил кровь веселящим адреналином, словно глотком старого коньяка.

- Что-же, идём вперёд. В конце тоннеля должен быть свет.

Он шёл на ощупь, строго придерживаясь правой стороны, чтобы не пропасть в лабиринте, имея возможность вернуться назад.

В какой-то момент холодный мрамор стены резко оборвался, и ладони Захи заскользили по теплой поверхности оникса. Глаза, свыкшиеся с темнотой, разглядели в густой тьме отражение собственного лица.

Учёный вздрогнул, стена, медленно разгораясь холодным белым светом, сделалось односторонне прозрачной.

Захи увидел большую залу за стеной, сам оставаясь невидимым. Пласты эпох мелькали за преградой, меняя образы и время. Пульт желания учёного остановил движение, и ожила одна картина.

За пиршественным столом на тронах золотых сидели те, кого он видел в амфитеатре.

Геракл – гладиатор и его прекрасная дама.

- Антоний и Клеопатра! - кто-то воскликнул в сознании наблюдавшего.

Поверх красного хитона на плечи Антония был наброшен простой солдатский плащ из грубой ткани. Клеопатра в сорок с небольшим, всё так же обольстительна, стройна, в полупрозрачном платье с яркой вышивкой узоров флоры и золотою диадемой в волосах.

Перед царственной четой стоял старик в повседневном платье горожанина. В скупых движениях и мощной стати, и мужественном лице и пружинах жестких волос, падающих на плечи, угадывался старый, закалённый в битвах воин. Он держал за руку рослого мальчика лет восьми.

- Учитель, что опять натворил мой сын и твой ученик? – спросил Антоний.

- Он избил Дионисия, сына префекта.

- Дионисий казался мне крепким малым, да и старше он сына моего лет на пять, - произнес Антоний.

- Была причина его избить?

- Да, отец, он ударил Варвару.

- Она - его рабыня! – резонно заметил суровый учитель.

- Она - женщина! – воскликнул мальчик.

Клеопатра и Антоний переглянулись, сдерживая улыбку.

- Ты прав, сын, - став серьёзным, рассудил отец. – В нашем роду мужчины полмира поставят на колени ради несправедливо обиженной женщины.

Красивая египетская кошка, лежащая на коленях Клеопатры спрыгнула на каменный мозаичный пол, обогнула мирно лежащего у ног хозяина римского пса Кане-Корсо и, как бы невзначай, мягко хлестнула его по морде хвостом.

Пёс зарычал обиженно и посмотрел на хозяина. А кошка лаской обвивала своим телом ноги мальчика. Клеопатра и Антоний улыбнулись.

- У животных все, как у людей, - произнесла царственная женщина.

Тяжелые страницы эпох замелькали перед глазами Захи. Свет погас и снова под его ладонями во тьме лишь теплая поверхность оникса.

Наступившая секундная оглушительная тишина внезапно нарушилась мягким шорохом движения теней над полом в глубине тоннеля.

Напрягая зрение, прорезая мглу, археолог разглядел силуэты собаки и кошки, идущие от противоположной стены.

В пяти метрах от учёного дуэт прошел сквозь стену оникса, исчезая в ней.

Дурман опия вновь проник в сознание учёного .

- Они прошли сквозь стену?

Осторожно приблизившись к месту издевки галлюцинации, он решил ощупать стену, и тут же полетел по инерции вслед за вытянутыми ладонями в пустоту.

Упав на каменный пол, вскрикнул удивленно, узнав мозаику недавнего видения.

Поднялся на ноги и вновь, напрягая зрение, огляделся. Да, это был тот самый зал.

Учёный заметил рядом знакомый предмет.

- Алабастрон – светильник из мраморного оникса.

И тут же память напомнила забытое. Захи хлопнул себя по грудному карману, спички в водонепроницаемой упаковке были на месте.

Радостная дрожь восторженного азарта сделала пальцы непослушными. Не с первого раза удалось зажечь спичку.

Он поднёс пламя к фитилю масляного светильника, осветившему мрачный зал, утопающий в роскоши. Восторг вырвал душу из тела археолога, она летала над сокровищами. Захи огляделся и обнаружил по периметру еще три светильника.

И вскоре пламя четырёх алабастронов, просвечивая изнутри фигуры светильников, проявило на их поверхности изображения Геракла и Афродиты.

Вдоль стен стояли открытые рамочно–филенчатые сундуки, инкрустированные слоновой костью.

Они были наполнены золотыми и серебряными монетами с профилем Клеопатры и Марка Антония, изысканными ювелирными изделиями древних мастеров.

Огромный стол, стоящий в центре зала, был заставлен золотыми кубками, кувшинами и разной утварью, осыпанной драгоценными самоцветами.

Два золотых трона застыли у противоположных сторон стола, ожидая своих хозяев. В глубине помещения находился мраморный саркофаг, накрытый большой тяжёлой крышкой каменной печали священного оникса. На её поверхности лежал золотой меч и кобра рвалась наружу из его тела, рукоять меча венчал орёл и надпись: «Avis Romana».

И имена, выбитые по ониксу на крышке: Антоний и Клеопатра, не оставляли и тени сомнения, что золотой орёл – «Римская птица» и урей с коброй охраняют прах Великих.

Обессиленное стрессом тело Захи опустилось на сидение золотого трона, и глаза увидели две мраморные фигуры Антония и Клеопатры у двух колонн, напротив саркофага.

Зыбкий тяжёлый воздух оживлял фигуры, они качнулись и шагнули навстречу учёному.

Захи трудно стало дышать, предметы в зале пришли в движение, закружились в одно полотно. Бредовое видение на грани потери сознания заставило учёного задержаться, воспринимая нереальную реальность.

Зал растворился фиолетовой массой ночного неба с проблеском звёзд.

В центре бесконечного необозримого ночного небесного зала растянулось изумрудное полотно света плоскости бильярдного стола с шестью чёрными дырами луз.

Планеты солнечной системы, сбитые в пирамиду, ждали своей участи.

Сонм Богов Олимпа парил над столом.

Кием – молнией ударил Зевс по гигантскому Белому Карлику - битку, и тот разбил пирамиду, разбросав планеты по сукну.

Его соперник, слепящим светом маскируя образ свой, промолвил:

- Очередь моя!

Он лазерным лучом звезды, словно кием без промаха загонял шары планет в чёрные дыры луз, они разрывались на вылете, и слепящим потоком новых звёзд осыпали пространство.

И когда на столе остался единственный шар, горящий трепетным голубым светом, незримый в слепящем пламени произнёс спокойно:

- Партия окончена. Ты проиграл. Гея моя!

Вифлеемская Звезда лучами, расчерченными божественным кием, билась в изумрудных границах полотна небесного бильярдного стола, прожигая его хрупкие борта.

Ещё живы были Клеопатра и Антоний. До Рождества Христова оставалось два десятка лет.

Сумеречное сознание тоски и бреда покинуло тело археолога. Он провалился в небытие.

***

Захи казалось, что он лишь на миг прикрыл глаза.

С недоумением осматривал белые стены, обнаружив себя лежащим на больничной койке.

Над ним склонился атлет в белом халате.

- Как себя чувствуете, Захи?

- Где я?

- В больнице, уже неделю.

- Что со мной?

- Коматозное состояние, но всё уже позади.

- Что с моей группой?

Врач взял со стола газету и зачитал отрывок текста статьи:

«Доктор Захи замыкал нашу группу в тоннеле. Он исчез неожиданно. Мы предположили, что ему стало плохо, и он выбрался наружу. Но на поверхности его тоже не оказалось. Боковые ответвления тоннеля засыпаны породой, сам тоннель заканчивается глухим тупиком. К поиску профессора подключились местные структуры спасателей».

Доктор отложил газету и произнёс:

- Я хочу успокоить вас. Мы уже сообщили вашим друзьям о месте вашего нахождения. Они вскоре будут здесь. Отдыхайте, набирайтесь сил.

Атлет придвинул стул к изголовью Захи, и тихо произнес:

- Вы же - доктор, Захи? Так вот, коллега, у меня к вам убедительная просьба – сохраняйте врачебную тайну. Забудьте обо всём увиденном, это частная территория.

Доктор Захи глянул на табличку, прикрепленную к халату врача и невольно вздрогнул, прочитав визитку: «Доктор Марк Антониади».


*ищите и обрящете