Старое кресло

Альберт Горошко
Когда Петруша умер, я осталась совсем одна....
На нашей кухне мы провели последние вечера. Петрушино кресло — оно так всегда мешало мне делать уборку! Теперь я его больше не двигала. Оно осталось стоять с тех пор, когда врачи скорой помощи подняли Петрушу, которому вдруг стало плохо прямо за столом.
Я давно уже говорила, что такой крепкий чай вреден для сердца, но он не слушал и всегда следил, чтобы я наливала одну заварку.
Сколько лет уже прошло? Я только чистила мягкую обивку кресла и протирала пол под ним. Если я его случайно сдвигала, ставила обратно на отпечатки его гнутых ножек на линолеуме.
Я первый раз заговорила с ним через полгода, когда тишина стала невыносимой. Сначала оно молчало, и только холодильник тяжко вздыхал в углу в ответ на мои жалобы. Но потом мне показалось, что кресло слегка качает спинкой и рисунок на ее обивке меняет выражение лица. Это такой узор — в середине вроде бы ваза, а по бокам — два цветка, два глаза. И внизу подставка. Я стала приглядываться, присматриваться и постепенно, день за днем на этой спинке все отчетливее проступали Петрушины черты.
Я накрывала стол на двоих — первое, второе. По вечерам мы пили чай. Петруша редко говорил, чаще я рассказывала все, о чем думала, что узнала из газеты, о чем прочитала в книге. Он только кивал, качал головой, улыбался, кривился, моргал, почесывал подбородок, скребя ногтями по седой щетине.
Я говорила с креслом.
Однажды мне не повезло — я пролила на него тарелку супа. Кресло не вскрикнуло, только потемнело, и неровное пятно после того, как я его промокнула полотенцем, застыло в немом удивлении. Пришлось вызвать мастера-краснодеревщика, чтобы он снял и почистил обивку. Петрушино кресло увезли в ремонт.
Теперь я снова осталась одна, и холодильник еще горше вздыхал в углу. Не припомню, чтобы раньше он так делал. Только четыре круглых пятнышка на полу напоминали мне о Петруше.
Я пробовала листать фотоальбом, но он там был не таким, к которому я привыкла. В моих воспоминаниях он являлся мне вазой с цветами на уютном, старинном, красного дерева кресле с мягким сиденьем и подлокотниками, обитыми потертым гобеленом. Через три недели из мастерской привезли кресло — о боже, оно было перетянуто новой тканью!
- Что вы наделали! Где мой Петруша? - заплакала я, и молодой человек только пожал плечами.
- Мы не могли оставить старую обивку — она расползлась после химчистки.
- Но хотя бы на спинке вы... могли... оставить его? - не утешалась я.
- Кого - его? - удивился мастер.
Я поняла, что навсегда потеряла моего Петрушу...