Рассказ "ВОЛЬТИЖО":
- 1 место в тематическом Конкурсе «По ту сторону жизни» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВСМ (апрель 2011г.);
- 3 место в тематическом Конкурсе "Вселенная души" МЕЖДУНАРОДНОЙ ГИЛЬДИИ ПИСАТЕЛЕЙ (декабрь 2013г.);
- 3 место в Конкурсе Журнала "Времена года" (октябрь 2010г.);
- 3 место в Конкурсе фантастики ЛК "ЗОЛОТОЙ ОГОНЬ"(июль 2010г.).
Опубликован:
- авторский сборник "Мир фэнтези" (декабрь 2013г.);
- журнал "Искатель"(декабрь 2010г.);
- авторский сборник "Белая ворона", проект "Новая волна"(ноябрь 2010г.).
_________________________________________
АРИНА ФЕЕВА
ВОЛЬТИЖО*
«То, что гусеница называет концом света,
Мастер назовет бабочкой...»
(Р.Бах «Иллюзии»)
Глава I
Лисс* знала, что люди, зависимые от болеутоляющих наркотических препаратов, в большей степени подвержены опасности остановки дыхания во сне. Об этом же свидетельствовали и результаты исследований, опубликованных в последнем выпуске журнала «Pain Medicine», который сейчас нещадно догорал в камине. По словам доктора Линн Вебстер из исследовательского центра в США, «учеными была обнаружена взаимосвязь между опасным нарушением дыхания во время сна и приемом болеутоляющих лекарств, также была установлена доза метадона*, которая способна привести к ночному апноэ* и летальному исходу». Препараты данной группы давно использовались пациентами, страдающими от онкологических заболеваний, однако в последнее время область их применения весьма расширилась.
Лисс принимала эти препараты уже около шести месяцев…
Что она могла сделать? Она боролась за жизнь, как умела. Порой ей не хватало мужества, сдержанности и смирения, но она никому не показывала своих слез. Страдание воспитывает душу. Только познав страдание, понимаешь, насколько призрачны и непрочны блага внешнего мира.
Лишь в этой маленькой комнате со сводчатым потолком, с небольшими овальными окнами, открывающими потрясающий вид на Эйфелеву башню, с уютно разместившимся на полке с книгами стареньким медвежонком, подаренным Майклом, с этим жарким камином, с этим резным старинным креслом-качалкой, в котором она сейчас полусидела-полулежала, закутавшись в теплое одеяло, она была спокойна и защищена, и могла быть слабой, могла быть собой.
О чем она могла жалеть сейчас? Еще недавно она «порхала», жила одним мгновением и думала, что все еще успеет, что все еще впереди. Друзья, любимая работа, путешествия… Романы, несерьезные увлечения… Но семьи так и не получилось. И больше всего она сожалела о том, что не успела родить ребенка…
Лисс часто проводила время в этом кресле, потому что просто боялась спать, боялась лечь в кровать и не проснуться утром — в этом она до конца не признавалась даже себе. Так и дремала тут — у камина…
Многие, будучи на ее месте, хотели бы именно такого исхода. Умереть во сне. Быстро, не осознавая происходящего, не жалея о несбывшемся, не почувствовав ничего и — без боли.
Но для Лисс сны были слишком странной реальностью, чтобы доверить им свою смерть. «В снах мы особо беспомощны и, когда видим «нехорошее», краем сознания все равно понимаем, что это — лишь сон, и можем всегда успеть проснуться, выдернуть себя из леденящего ужаса, просто открыв глаза. Но не смочь открыть глаза… И остаться там навсегда, навечно… Нет!» — думала она.
Как же хотелось жить! Чувствовать легкость во всем теле, беззаботность и свободу. Как в детстве.
Она нередко вспоминала свое раннее детство, но особенно часто стала вспоминать после того, когда поняла, что больна. Родителей, их огромный дом в пригороде, кошку Бэлль, пруд с лилиями во дворе… и Майкла, их первый поцелуй, их записки, их проделки и шалости...
В оконное стекло настойчиво бился маленький мотылек: его прозрачные крылья сверкали, отражая блеск далекой Луны…
Закончив биологический факультет университета, Лисс знала удивительный факт: мотыльки летят не на свет. Нет. Их привлекает самое темное место, которое, по их мнению, располагается непосредственно за источником света.
Лисс вспомнила, как когда-то давно, летним вечером, они с Майклом ловили ее белой летней панамкой ночных мотыльков. Точнее, просто бегали за насекомыми с восторженными криками и безудержным хохотом. Мотыльков было очень много: они растворялись в темноте, разлетались в стороны от резких движений детей и все равно летели на свет по своей траектории.
На смерть…
Лисс запомнила этот звук — звук опаленных о стоящий у веранды горящий фонарь нежных крылышек и глухой шорох падающих на землю мотыльков. Помнила, как они с Майклом отгоняли от них Бэлль, проворно ловившую их лапой. Мотыльки отдыхали, восстанавливались, расправляли крылья, поднимались в воздух и… снова летели на свет — снова и снова…
«Господи, дай мне пожить еще! Говорят, что порой души наши перерождаются в другие существа. Если уж мне суждено умереть, то в другой жизни я хотела бы быть порхающим и беззаботным мотыльком и не бояться смерти…»
Глава II
Лисс проснулась от духоты и скованности. И тут же почувствовала страх, когда поняла, что одеяло, в которое она была завернута, словно обмотало ее нежными, но крепкими шелковыми сетями. Вокруг была темнота, и не раздавалось ни звука…
Сколько она так уже лежит? Лисс могла слабо дышать, но не могла понять, где она, где вход, где выход, не могла пошевелиться в этом тесном замкнутом пространстве. Она была вынужденно неподвижна. Ей хотелось закричать, позвать на помощь, но голос тоже пропал.
Что-то явно происходило и внутри нее самой. Какие-то сложные изменения. Нервы были напряжены, кровь пульсировала в каждой клеточке. Происходило нечто, что не поддавалось пониманию и осознанию. Но это нечто, несмотря на весь ужас, влекло ее своими метаморфозами. С телом что-то творилось. Словно нечто неотвратимое надвигалось на нее. И ничего уже не изменить…
Она жива. Это — главное. Осознание этого факта немного успокоило Лисс. И тогда она поддалась потоку ощущений и стала прислушиваться к тому, что происходило внутри.
Нарастало непонятное состояние. Нарастало поминутно. И вот уже — тошнота, липкая слабость…
Сначала это были взаимоисключающие импульсы боли и обновления одновременно. Ей вдруг показалось, что все ее органы и кости разрушаются, растворяются и обращаются в какую-то живую, единую, активную массу… Кровь бежала все быстрее по сосудам, Лисс часто дышала… Все чувства, мысли были обострены – она была в сознании.
Боль… И нет выхода из этой боли… И шелк вокруг холодит тело…
Ей казалось, будто она внутри пули или веретена из тончайших прочных нитей… Ее кожа, ее оболочка, ее душа были те же — тридцатидевятилетней женщины, но внутри уже было нечто,начинающее жить своей жизнью. В солнечном сплетении — неприятное тепло. Волна этого тепла поднимается вверх, бьет в голову, сознание почти уходит…
Слабость бесконечная, полное безразличие…
Сколько минут, часов, дней она уже тут? Лисс потерялась во времени и в пространстве и не понимала, лежит ли она, висит ли. Ей уже было все равно.
Время остановилось.
Лисс вдруг ощутила, что из энергетической массы, из самого ее нутра, развиваются под кожей, из особых зачатков, новые органы. Растут, наливаются, тяжелеют. И вот она уже чувствует новую анатомию, новую, данную ей, особую силу… Жизнь входит в тело, вливается в кровь…
Что это? Она справилась?
Она другая уже. Но — лучше, обновленней, свободней, подвижней той — прежней.
И это ей безумно нравится! Легко! И хочется жить! Ощущать каждую свою клеточку!
Как будто — другое существо под ее хрупкой и глупой кожей, божественное совершенство которого неоспоримо и которое надо выпустить, вызволить, отпустить.
Это был процесс созидания — не разрушения: сотворения и рождения чего-то неясного, нового и будоражащего сознание.
Процесс гармонии и божественной любви! Это было чудо! Чудо превращения! Акт творения…
Лисс не хотелось ни есть, ни пить. Животворящие соки питали ее изнутри. Ей казалось, она достигла стадии расцвета, когда проявляется все лучшее, что было заложено Природой. И чувство это заполнило ее всю. Она поняла, распознала это чувство. Это была Любовь…
Любовь… Вот смысл всего! Жить — чтобы познать назначение бессмертной души, постичь истоки гармонии, красоты и вечности… Родиться — чтобы любить. И умереть, дав жизнь новому потомству…
Ровный светлый цвет ее кожи и оболочки стал темнеть, и постепенно под ними начал проступать необычный рисунок. Незаметно кожа превратилась в маслянисто-прозрачную, и изредка через покровы ее пробивалось голубоватое сияние.
Однажды Лисс ощутила, что готова.
Сил прибавилось настолько, что она смогла двигаться. Лисс пошевелилась. От движения оболочка лопнула, и Бабочка, цепляясь за край разорванной блестящей коричневой куколки, оставив позади свою, уже ненужную, прочную защиту, выползла наружу.
Стояло раннее утро…
Глава III
Стояло раннее утро. В воздухе ощущалась влажность, было еще не жарко. Вокруг алели соцветия экзотической мальвы. Первое, что она увидела, — стеклянный купол оранжереи, который отражал и множил лучи яркого солнца. Точнее — множества солнц в расплывчатой мозаике.
Солнце!
Лисс показалось, что она в Раю! Немыслимые размеры оранжереи поражали воображение. Пространство дивного сада было сплошь покрыто цветущими деревьями и цветами, среди которых располагались статуи. С искусственной скалы низвергался небольшой водопад.
Лисс узнала Гонфлерскую оранжерею. Несколько любопытных посетителей уже с восторгом наблюдали за грациозными танцами сотен бабочек среди настоящих джунглей, заботливо выращенных под стеклянными стенами.
Какие это были удивительные бабочки! И каких видов тут только не наблюдалось!
«Как же они называются? Надо вспомнить, надо вспомнить...
Это же «американские белые» из семейства... ммм… «медведиц»!
Вот самые маленькие в мире бабочки: их крылышки — с ноготок ребенка. Как же они называются? Не помню...
А это что за неуклюжие существа, выделяющиеся черным телом и крыльями с алыми пятнами? Надо вспомнить — я же этому училась... Вспомнила! «Пестрянки»! А вот и самые крупные — редкие «парусники Королевы Александры» из Папуа-Новой Гвинеи, и отражающие свет, совершающие путешествия на сотню километров «бабочки-монархи», и развивающие невероятную скорость, кажется, «бражники»!» А дальше и вспоминать не пришлось — знания Лисс из прошлой жизни сами всплывали в памяти.
Фантастическое зрелище представляли собой в этот час дремавшие ночные «гигантские» бабочки, часто принимаемые за птиц, и бабочки «юкки» с самым долгим, до девятнадцати лет, пребыванием в стадии личинки, и бабочки «павлиний глаз», ощущающие запах друг друга в радиусе десятка километров. А еще — бабочки «данаиды», мигрирующие на расстояния в тысячи километров; и живущие после двухлетней стадии всего сутки личинки «поденки»; и «совки-ипсилон» с размахом крыльев лишь в серебряный франк, но с полётом со скоростью разогнавшегося гоночного автомобиля, со своим рисунком, по исподу имитирующим глаза совы; и ослепительные ярко-синие «морфы» — сокровище фауны, собравшие на своих крыльях-ладонях всю синеву неба…
Она видела, как парижская публика восхищенно любовалась необычными любовными ухаживаниями пестрых бабочек, когда оба партнера долго кружат друг вокруг друга в затейливом брачном танце. Это было поистине завораживающее, феерическое зрелище! Танец парящих душ! Бабочки казались похожими на сорванные ветром прекраснейшие цветы…
Лисс смотрела на них, как биолог, перебирая в памяти известные ей знания, цифры и факты, испытывая потрясающее чувство, что она — сродни этим фантастическим созданиям. Сейчас она подмечала в них то, о чем не задумывалась.
Бабочки разных размеров и расцветок летали повсюду. Они кружили, элегантно выделывая свои «па» под звучащую, удивительную по красоте, музыку. Это было наслаждение, праздник для всех присутствующих…
«Неужели это только Сон? Или я схожу с ума? Как долго все это будет длиться?»
Распространявшиеся в воздухе звуковые волны заставили ее клетки вибрировать.
Она совершенно сориентировалась в пространстве, различая малейшие движения и преграды вокруг. И тогда пришла уверенность.
Тело стало теплым. Слабые мышцы начали работать — и вот они уже накачивают кровь из тела в жилки пока маленьких, будто свернутых, лепестков. Когда жилки полностью заполнились, Лисс увидела свои расправившиеся чудесные крылья, их величину и форму.
Сначала она не поверила в это. Крылья?! «Лепестки» малейшими усилиями ритмично раскрывались и закрывались, постепенно движения их замедлились и прекратились вовсе …
Вскоре они окончательно окрепнут, обсохнут, и она сможет летать! Неужели она полетит?! Крылья! Ее крылья: прекрасные, нежные, небесно-голубые, покрытые золотой кружевной вязью причудливого замысловатого рисунка!
Задев цветок мальвы, она неожиданно остро почувствовала пряный вкус медового нектара — это было новое для нее ощущение.
Наблюдая за разными видами бабочек, Лисс поняла, что им вовсе не свойственна наделяемая людьми «беззаботность» и нет ничего более упорядоченного, чем их жизнь. Утро у многих было посвящено сбору нектара, опылению. Далее, как сейчас, наступало время брачных танцев — самцы гонялись за самками. К полудню настанет час близости. Самки отложат яйца на листьях. К вечеру вновь воцарится спокойствие: дневные бабочки вернутся в укрытия, и начнется мистерия ночных мотыльков.
Мелодия и предчувствие неизведанного влекли все ее существо.
Лисс робко пошевелила набравшими красоту крыльями, расправила их и, преодолевая страх, оторвалась от шаткой опоры цветка…
То, что она испытала, взлетев, было равно состоянию экстаза, и эти фантастические эмоции заполнили ее всю.
Она порхала легко, на разной высоте, не уставая: крылья трепетали, слушались и подчинялись ее воле, ее желаниям…
Она летит! Летит!
Полет! Великий Дар ее Душе, ее сущности!
«Спасибо, Господи! Я жива, я лечу!!!»
Лисс летала и не могла насладиться этой Свободой. Она то зависала, то парила, то кружилась по выбранной траектории. Она пыталась понять механизм движения ее крыльев, секрет этого обрушившегося на нее Чуда и — не могла…
«Теперь я увижу весь мир! И ничто меня не остановит!»
Насладившись, взволнованная и слегка утомленная, она опустилась на царственную белую орхидею.
Изысканная красота бархатных лепестков тропической орхидеи в сочетании с ее волшебными крыльями — словно страстный танец под музыку вальса магических созвучий нахлынувших запахов. Волнующих, безудержных, ярких, соблазнительных...
Невольно подумала: «Как же бабочки похожи на женщин. Нет двух одинаковых женщин на свете — нет двух совершенно одинаковых бабочек. Каждая неповторима и каждая захватывает, притягивает, увлекает. Прекрасный образ интуитивно затрагивает душу, поражает «ударом» в самое сердце — и нет уже выхода из этой власти... Власти женственности и красоты!»
Предвосхищение счастья охватило ее всю и каждую клеточку наполнило феромонами: она источала неземной, загадочный и чувственный аромат, который подарила природа.
И в то же время ее собственное обоняние стало настолько тонким, что реагировало на присутствие даже очень малых концентраций вещества, удаленного на большое расстояние. Она выделяла все грани окружающих запахов на много километров вокруг. Запахи наслаивались, звали, мешали, смешивались, отличались…
Воздух вокруг «взрывался» роскошным ремиксом айвы, лайма, мускатного ореха, бергамота, герани, жасмина, розы, цикламена, пиона, мимозы, фрезии, лимона, сирени, фиалки, сандала, цветущей сливы... Квинтэссенция соблазна! Утонченности этой композиции добавляли ноты спелых фруктов и сочных ягод. Венчали этот каскад обволакивающие ароматы специй и пряностей... Ноты густых трав, отражающегося солнца, прохлады деревьев, прозрачных потоков ниспадающей воды...
Сияющая тайна была сокрыта в каждом аккорде нового дразнящего аромата. Аккорды дополняли друг друга, спорили, вели за собой. Она различала их все. Запахи подчеркивали природную силу чувств и пробуждали страсть, они звучали как гимн стремительной энергии и наслаждения жизнью!
Праздник солнца, радости, любви и молодости!
Как же это было удивительно, необычно и вдохновляюще!
Лисс казалось, что обретя новые, доселе невиданные возможности тела бабочки, получив подарок видеть, ощущать мир в игре каждого его божественного «инструмента», познав его сложную и прекрасную симфонию, она выплеснула вовне всю свою внутреннюю свободу, всю себя. Впервые она ощутила гармонию с природой и самой собой. Она была почти счастлива. Почти...
Один-единственный запах настойчиво тревожил, не давал покоя, волновал, привлекая подсознание, маня все ее естество. Она бы почувствовала этот запах среди миллиардов других, и сейчас ей было достаточно одной молекулы, чтобы расшифровать это сообщение, запустившее нервный импульс. Это был запах Майкла. Его кожи, его губ, его волос…
«Что этот Рай без Любви? Зачем мне он? Мне — одной?»
Ее было не остановить.
«Майкл!..» Как же она соскучилась!
Ждать пришлось долго и терпеливо. Но она дождалась.
Все свершилось в одно мгновение. Когда дверь подсобки, скрывающей от посторонних специальные приборы для поддержания влажности, температуры и вентиляции в оранжерее, отворилась для выходящей оттуда сотрудницы, никто не заметил, как над головой пожилой женщины вспорхнула ярко-голубая бабочка. Окно комнатушки было слегка приоткрыто — этого было достаточно.
Лисс не знала, куда и зачем она летит. Понимая, что может погибнуть, она летела на зов мечты, на зов настоящей, сумасшедшей, неудобной, всепоглощающей Любви, которая либо уведет тебя от точки отсчета, либо вернет к началу начал...
Глава IV
Встретивший ее предвечерний воздух был довольно прохладен, но это не встревожило Лисс. Процессы внутри организма усилились, тело было теплым. Она летела свободно и красиво. Эйфория свободы и предчувствия встречи увлекли ее.
Лисс устремилась, двигаясь довольно быстро навстречу потоку ветра, приносящего ей химическую информацию от любимого мужчины. Органы обоняния реагировали на присутствие в воздухе даже очень малых концентраций веществ. Запахи бензинных выхлопов смешивались с запахами свежей выпечки и моря, молодой травы и вина, цветов и машинного масла, свежей рыбы, духов, молока, пота, акварели, корабельного лака, какао и ванили…
Порой Лисс было тяжело и страшно, но она верила, хотела верить, что не потеряется.
Ей помогал ветер. И у нее была цель.
Майкл…
Она пролетела над бахчевыми плантациями дынь, обогнула биржу, оставив позади склады товаров, железолитейные мастерские… Это был пригород Гонфлера…
Лисс определяла направление своего путешествия по внутренним ощущениям. Она двигалась инстинктивно, ориентируясь в пространстве с помощью Солнца, пользуясь им, словно компасом.
Лисс помнила, как это делают насекомые, всегда ориентирующиеся в полете на Луну или Солнце. Лучи от столь далеких объектов, долетая до Земли, для бабочек являются практически параллельными, и они летят, придерживаясь по отношению к ним определенного угла, что позволяет им не заблудиться.
У искусственных источников света, ввиду их близости, лучи расходятся резко радиально, и бабочка, пытаясь выдержать по отношению к ним определенный угол, невольно попадает в смертельную спираль...
Вот чего больше всего боялась Лисс. Ошибиться и погибнуть! Погибнуть оттого, что она забудется и не справится. Не справится и не найдет Майкла раньше наступления ночи, пока еще светло и пока она может ориентироваться по солнечному свету…
Небольшой, но оживленный приморский городок Гонфлер дышал весной.
Являясь некогда самой укрепленной крепостью Нормандии, старейшим портом в Бретани на берегу Ла-Манша, строя корабли и ведя большую торговлю с Испанией, Гонфлер всегда привлекал к себе внимание многочисленных туристов и путешественников.
Расположенный в двух часах езды от Парижа, южнее устьев Сены, уютный и живописный, он словно сошел с известных полотен импрессионистов, вдохновляя мастеров со всего света. Город морских пейзажей и кораблей, город цветов и художников, город чудных кафешек и магазинчиков, город картин и кальвадоса…
Лисс невольно залюбовалась открывающейся перспективой.
Небо цвета пастели… Закатные сполохи… Мирные спокойные переулки, живущие рядом с узкими, выложенными камнями улицами, словно приросшие друг к другу, разноцветные дома, шпили колоколен церквей, пышные кроны деревьев.
Она достигла района старого порта, представляющего собой обширную гавань, защищенную двумя молами. Вот и потрясающий рыбный рынок — на нем вовсю шла бойкая торговля. Рядом — пустующая в такое время верфь. Вот и каменная вязь спуска к заливу…
Море… Необычное, завораживающее, бездонное, великолепное!
Крылья ее затрепетали…
Далеко в море, у конца пирса, она увидела две точки… Ее неудержимо влекло туда!
По мере приближения силуэты увеличивались, и вот — она уже видит сбросившую сандалии, стоящую босиком, маленькую худенькую девочку лет шести, хохочущую и кормящую проплывающих под мостками стайку блестящих мальков. Девочка отламывает от багета куски хлеба.
Парусиновое платье, рыжие спутанные ветром кудри из-под большой белой панамки, озорные ямочки в уголках смеющегося рта на личике формой сердечка, вздернутые бровки, живые сине-голубые глаза.
И рядом с девочкой — наблюдающего за ней, сидящего на пирсе спиной к берегу мужчину: его спину, плечи, сильные загорелые руки из-под завернутых рукавов рубашки, его шею, знакомый затылок, начинающие седеть волосы, его профиль, лоб, нос, подбородок, улыбку, глаза… Родные глаза…
Майкл! Она нашла его!
От любимого взгляда исходил такой свет, такая теплота, что Лисс не замечала ничего вокруг.
Она была счастлива!
Бабочка, описав круг в воздухе, бережно опустилась на мужское плечо.
– Папа, смотри скорее! У тебя на плече бабочка! Смотри! Смотри!!!
Майкл повернул голову и не поверил своим глазам. Фантастической красоты ярко-голубая бабочка с причудливым золотым узором на крыльях сидела рядом с его лицом.
— Ох! Не спугни ее. Какая необычная! Весной, в такое время… Не может быть…
Лисс была распахнута, обнажена и беззащитна. Она чувствовала удары сердца Майкла. Впитывала его запах. Его дыхание. Ее хрупкость, нежность на фоне крепкого мускулистого мужского плеча были особенно контрастны.
Если бы Лисс могла улыбаться, заговорить… Как раньше… Сейчас она могла говорить лишь сердцем, душой, движениями крыльев.
Отец и дочь затаили дыхание. Солнце садилось в море красным золотом.
— Папа, я так хочу, чтобы она села ко мне, пожалуйста! Можно!?
— Только очень осторожно. Не повреди ее.
Девочка протянула худенькую ручку. Бабочка, словно, услышав просьбу, вспорхнула с плеча и, опустившись на мизинец девочки, перебралась на середину ладошки.
— Ой, щекотно как! — девочка засмеялась и неловко пошевелила рукой.
— Осторожно! Ей нельзя наносить вред. Она может погибнуть.
И, вообще, ты знаешь, говорят, что бабочки — это души, запозднившиеся на Земле. Ты пока этого не поймешь, но поверь мне: любая бабочка может быть душой друга или близкого, любимого человека. Запомни это.
— И эта?
— Конечно, Лисс, дорогая.
«Лисс?! Он назвал дочку Лисс? Ей не почудилось?»
Если бы Господь не забрал у нее вместе с бывшим телом возможность плакать, она бы заплакала. От счастья, от боли, от радости, от благодарности, от безысходности, от любви…
Но она не могла больше плакать. Никогда.
— Папочка, ты чего?
— Нет, дочка, все хорошо, мне просто показалось… Вспомнился один человек…Ты знаешь, бабочки передают наши желания небесам. Если его нашептать и затем выпустить бабочку в небо — его услышит Господь, и оно непременно сбудется.
Девочка удивилась, задумалась и на несколько секунд зажмурила глаза, затем что-то нашептала сидящей на ладошке бабочке, улыбнулась светло и легко вскинула руку…
Бабочка взвилась ввысь и, словно прощаясь и пытаясь запомнить навсегда, сделала три круга вокруг стоявших и заворожено следивших за ее полетом мужчины и девочки, потом упорхнула в вечернее небо и скрылась из виду.
— И что же ты загадала, малышка? Можно мне узнать?
— Чтобы эта бабочка жила всегда-всегда — она такая красивая!
Глава V, заключительная
Лисс знала, куда направляется. Она успела до закрытия Церкви. Та уже пустовала.
Лисс увидела эту Икону сразу. Она видела и запомнила ее еще девочкой, когда однажды приходила сюда с матерью.
Огонь свечей не пугал ее. Она упорно делала одну попытку за другой. И не сдавалась. Лисс знала, что делает, зачем и во имя чего. Пытаясь не попасть в смертельную спираль, в опасной близости от пламени свечи, она терпела боль, обжигалась, падала, восстанавливалась и летела через огонь снова и снова...
Утром следующего дня прихожане, пришедшие в Церковь на молитву, увидели своими глазами явившееся им Чудо: во время молебна на Иконе, изображающей младенца Христа с сидевшей на его руке бабочкой, являющейся во все века символом Возрождения и Воскрешения души, что-то зашевелилось, ожило и под высокие своды потолка Церкви взлетела прекрасная живая бабочка.
Бабочка пролетела над Алтарем, над головами изумленных и потрясенных людей, вылетела в открытые двери и слилась с небом…
Лисс не знала, куда летит.
Она просто двигалась вперед.
И думала, думала...
О любви… О счастье… О вере… О душе... О жизни…
О смерти… О смысле...
Единственное, что она теперь знала точно – не надо бояться жить и не надо бояться умирать...
Ей нужно было еще понять очень многое. Но это ее не пугало.
Теперь у нее было много времени…
_______________________________________
* Вольтижо (франц. voltiger) — порхать;
* Лисс (франц. имя) — легкая, женственная;
* Метадон — синтетический лекарственный препарат из группы опиоидов, применяемый как анальгетик, а также при лечении наркотической зависимости;
* Апноэ (др.-греч., букв. «безветрие») — отсутствие дыхания.
иллюстрация: yandex.ru Картинки, Аватары на kards.qip.ru