Иванова молитва

Николай Фоломкин
В полдень от летней жары воздух над городом казался вязким, деревья и кусты в скверах печально опустили свои листья. Ни малейшего ветерка. Все живое спряталось в благодатную тень.
Иван с тремя такими же, как и он, слесарями занимался ремонтом оборудования на электростанции. Гул турбин и грохот работающих механизмов, жара от трубопроводов пара, добавляемая к уличной, делали работу каторжной. Из-под касок струились ручейки пота, спецовки были мокрыми. Окончив работу, после душевой встретились у проходной. Иван предложил отдохнуть и выпить у него на дачном участке. Заехали в магазин, купили все необходимое. Прибыли к домику, стоявшему на берегу водохранилища. Домик утопал в вишневых деревьях. Рядом – ровные грядки с огородной зеленью. Пахло свежеполитой землей. Под одной из яблонь – столик с лавочками. Возле хлопотала жена Ивана – Дарья. Положила на стол зеленый лук, укроп, петрушку, ярко-красный редис, свежие, только что сорванные, огурцы. Уселись. Выпили, запивая водку холодным квасом из ржаной муки. Дарья к этому времени поставила на стол сковороду с глазуньей. Иван, в подпитии любивший похвастаться, затараторил: «Во какая у меня жена молодец! Все она содержит в порядке! Все у меня есть!»
Ребята, знавшие эту слабость, подначивали его: «Да нет у тебя ни хрена!» «Как нет? Да у меня хрен самый толстый в огороде растет! И яйца мои куры самые большие несут!» Дарье, чувствовавшей себя плохо (у нее сильно болел низ живота), надоел треп мужа: «Вот и работаю тут безвылазно целыми днями! Сижу, как в кадке! Помнишь, как со своим дружком, моим старшим братом, в детстве сажали меня в рассохшую кадку, стоявшую на берегу, чтобы не мешала вам купаться и озорничать? Я так и не смогла выбраться из этой кадки. До сих пор словно в этой кадушке живу, как ты женился на мне! То работа, то дети, то этот огород! У соседей по огороду есть свободное место в машине, еду с ними домой. Что-то мне совсем плохо стало!»
«Ну и езжай! – Иван подмигнул ребятам. – Другую найду!»
Жара спала. Под раскидистой яблоней было уютно. Умиротворяющая тишина нарушалась всплесками воды на зеркальной поверхности водохранилища, разноголосым хором лягушачьего концерта да пением птиц. Красноватый диск солнца, увенчанный розоватым облачком, начал скрываться за горизонтом в садах, расположенных на противоположном берегу.
К сумеркам, в хорошем подпитии, Иван развез друзей по домам. Засыпая за рулем, подъехал к своему дому. С пьяных глаз принял нишу под лоджией за открытый гараж и попытался туда заехать. Но, уткнувшись бампером в стену дома, машина заглохла. А он беспечно заснул. Через какое-то время его разбудил резкий запах нашатыря. Ошалевший, он не сразу понял, почему плачет дочь, живущая со своей семьей в соседнем доме. Только из сердитых слов соседа, который натирал ему виски ваткой, смоченной в нашатыре, понял, что его Дарью отправили на «скорой» в больницу и что ей очень плохо.
По ночным улицам, освещенным вспышками заходившей грозы, начинавший трезветь Иван с дочкой пришли в больницу. Встретила их молодая хрупкая женщина-хирург. Она сказала им, что у Дарьи воспалился аппендицит и лопнул, и это очень опасно. Дочку она до конца операции попросила ждать возле операционной, где другие хирурги боролись за жизнь Дарьи, а на Ивана строго посмотрела и приказала ему идти домой – молиться Богу и просить, чтобы Дарья осталась живой.
Под громыхание грома и в наступившей ненадолго перед грозой тишине Иван вернулся домой. Не зажигая света, прошел на кухню, где в уголке висели иконки. В отличие от жены, которая раз в неделю посещала церковь и молилась на иконки ежедневно, Иван безразлично относился к этому всему.
Наступившая гроза, рев ветра, блистание молнии, яркие всполохи, освещающие кухню, раскаты грома, дробный стук дождя по окну, душевное волнение за жизнь Дарьи и сознание вины перед ней за невнимание понуждали его креститься и обращаться к Богу. Молитв он не знал и бесчисленное количество раз повторял: «Господи! Не дай ей умереть! Спаси и сохрани ее! Куда я без нее?»
Боязнь потерять ее и обиды, нанесенные ей, терзали Иванову душу. В полубредовом состоянии ему виделось тело Даши и склонившаяся над ним белоснежная фигура женщины-хирурга в образе ангела.
Утром дочь зашла к нему и увидела: посреди кухни отец стоит на коленях. Обхватив табуретку руками и положив на нее голову, он спал. Потрепав за изрядно поседевшую за ночь шевелюру, она разбудила его. «Как мать?» «Все нормально, врачи сказали – будет жить!»
Дочь распахнула окно. С улицы доносились звуки наступающего дня – воркование голубей, щебет птиц. На деревьях и траве, освещенных мягким солнцем, блестели капли влаги, оставшиеся от ночного ливня. Все радовалось жизни...