Вопреки страху и времени. 3. Две культуры...

Ирина Дыгас
                Часть 3.
                ДВЕ КУЛЬТУРЫ.
                http://www.proza.ru/2014/01/24/1433

      В тот день недолго пообщались, прекрасно понимая, что за Мариной ведётся наблюдение.*

      Она пыталась образумить Катрин – тщетно. Француженка искренне верила в новые реформы и новую страну. Договорились встретиться завтра, за пару часов до начала спектакля.

      Так и поступили. Представление было дневным – время было предостаточно до вечернего выхода в свет с Наденькой.


      Придя домой, Мари всё рассказала подруге, и она отпустила, но с таким тяжёлым сердцем…


      В театре Советской Армии шёл спектакль «Женщины», то ли по Вампилову, то ли по Распутину. Серьёзный и грустный, но и в меру забавный. О жизни сельских женщин после войны.

      Мари пыталась переводить трудные для понимания иностранки места – уж очень речь специфична была на сцене: сибирская, подчас «солёная», что порождало в зале озорной смех.

      Так, на один из таких народных перлов и среагировала Катрин:

      – Что есть «кобёл»? – повернула к Марине недоуменное лицо.

      Она долго сдерживала смех ладошкой, стараясь успокоиться и найти деликатное понятие для перевода.

      – Это о мужчине, когда у него много женщин, и все любимые, – только и смогла выдавить.

      Кати долго соображала, потом расхохоталась, лукаво поглядывая сверху на гогочущую русскую публику.

      – А… это – ловелас!

      – Да, Донжуан.

      – Это есть игра слов – понимаю. Все так смеяться над много женщин одного мужчины, – смеясь, заговорила на ломанном, косясь на юную озорницу. – Много любовь, много женщин.

      – Да. Это и есть «кобёл», – рассмеялась.

      Подумала с ехидцей: «Если она ввернёт где-то в среде русских это словцо – вызовет ещё и не такую реакцию у понимающих людей!»

      Просидели лишь первый акт – Катрин было сложно понять. Не стоило мучиться и терять время.


      Когда вышли, она пыталась увезти девушку с собой к друзьям. Та не согласилась, сославшись на ещё один поход в театр с Надей – вечером в Вахтанговский. Катиш поняла смысл отказа.

      Марина же не хотела доставлять гостье проблем – была под плотным надзором конторских «оперов» Системы, вздохнув: «Не хватало ещё и друзей Катрин подвести “под монастырь”! Отпусти и уходи сама».

      Расстались тепло, что-то обещая друг другу, Кати пыталась подарить пластинки Козлова, джазиста, Мари не приняла дар, мотивировав отказ нелюбовью к этому виду искусства: «Молода, наверное. Не понимаю. Не моё».

      Катрин так и уходила по тротуару Суворовской площади, грустно оглядываясь, понимая, что вряд ли увидится с девочкой с такими волшебными глазами вновь.

      Мари с нею мысленно согласилась: «Да, всё меняется стремительно в стране, может быть, к лучшему, но только не в моей жизни: стояла и стою на самом краю».**

      Гостья поняла всё без слов. Не оттого ли расплакалась, подходя к дальней машине у переулка, незамеченной Мариной ранее?

      Ужаснулась, побелев лицом: «Кто там внутри? Почему Катрин так виновато что-то проговорит кому-то внутрь, как только ей открыли дверцу машины? Её ждали или… нас? Боже…»

      Мари стояла далеко, но чётко видела, как женщина побледнела, потом резко покраснела, отпрянув, видимо, от уничтожающих слов, попыталась вернуться обратно в театр.

      Заметив этот манёвр, девушка тут же метнулась в помещение вестибюля, где её терпеливо ожидал служащий, стоя возле двери внутри фойе. Влетев пушинкой, аккуратно выглянула сквозь светлые шёлковые шторки на двери и увидела, как сильно растерялась Кэти, словно не знала, что теперь делать дальше, замерев в нерешительности. Потом её, очевидно, позвали в машину. Шла к ней, низко опустив голову, будто в очередной раз проиграла пари или крупно, непростительно провинилась.

      «Да, Кэт, пари – не твой конёк», – понимающе выдохнула, закрыв на миг глаза.

      – Брысь! Видишь же: наблюдают! – шикнул грозно старик, щенком отбросив девушку от двери. – Быстро в зал! Без разговоров! – этим выдал в себе отставника «оттуда». – Понаблюдаю, сообщу.


      Досидев почти до конца спектакля, рисковать не стала и, пробежав на цыпочках вниз, в фойе, попросила капельдинера вывести её через заднюю дверь.

      Странно посмотрев, пожилой мужчина кивнул и повёл путаными коридорами вглубь театра. Выпуская через служебный вход, сначала выглянул сам, потом осторожно вывел за руку Мари.

      – Пройдёшь вон тем двором, свернёшь в подворотню налево – на бульваре окажешься. Там троллейбусная остановка рядом. Будь в гуще людей, следи за машинами. Возле метро не медли – пулей в павильон!

      Внимательно выслушав дельные советы, согласно кивнула в ответ.

      Подождал, пока девушка не свернула к подворотне и не помахала ему рукой, негромко крикнув: «Чисто!» Тогда кивнул, прощаясь, и поспешно скрылся за невзрачной дверью, бурча под нос:

      – Пронесло. Счастливая девчонка. Увязались бы. Чем зацепила забугорных?..

      Она ехала на троллейбусе до метро «Новослободская» и усиленно думала:

      «Какие мы всё-таки разные с Кэти! Дело даже не в большой разнице в возрасте: ей за пятьдесят, мне едва двадцать два. Нет, дело в воспитании и культуре. (Слово менталитет узнала позже, тогда этого понятия не знала.) Мы просто разные. И по просвещённости тоже. Мы – дети Октября и ценности у нас соответствующие. И где уж мне, крестьянке, понять ту, которая выросла в буржуазной Франции, принадлежит к среднему классу, вращается в высоких кругах и по профессии, по происхождению! Да, профессия – самый настораживающий фактор. Нам никогда не стать подругами. Я ведь не ребёнок и прекрасно понимаю, что она сотрудничает со своими спецслужбами, как вынуждены сотрудничать наши журналисты с могущественным ГБ. Системы везде одинаковы и приёмы их работы похожи. Не их ли “службы” сидели в той машине? Наверняка. Проверять не стану, уж прости меня, Кати! Пойми: своих хватает. Если ещё и своих “навесишь” – свихнусь».


      Домой вернулась благополучно.

      На вечерний спектакль в театр, сославшись на разыгравшуюся мигрень, отправила Надю с подругой Ритой.

      «Не глупая, понимаю: и там могут перехватить, а второй раз спастись вряд ли удастся», – виновато вздохнула, закрыв за Надеждой дверь.


      С Кингман больше не виделась, ничего не слышала о ней. Сама же француженка не приезжала и не искала.

      Спустя пару лет, Мари догадалась о причине: «Её наказали, запретив въезд в Союз! Наши службы выяснили всё. Значит, я оказалась права в своих подозрениях: тогда, там, в машине, сидели чужие “спецы”! Я чудом избежала похищения».

                * …за Мариной ведётся наблюдение, – история в романе «Поступок, ставший судьбой».
                ** …стояла на самом краю, – история в романе «Удержать нити судьбы».

                .                КОНЕЦ.

                Январь 2013 г.                Дополнение к  роману «Скворечник на абрикосовом дереве».

                http://www.proza.ru/2016/03/23/1474