Крест милосердия Глава 7

Владимир Левченко-Барнаул
Ночь подходила. Темень стёрла ветки, листья, травы. На чёрном занавесе мерцала только одна оранжевая точка – освещённое оконце приземистой лесной избушки. Вокруг никого, лишь промокшая от долгого ливня темень и рвущийся куда-то ветер.

 - Хоть дождь угомонился, - ворчал Седанушка и ворочался на деревянной лежанке.- Разбухло уж всё от воды…ох, уснуть бы.

 Но не спалось. Жгучая боль в груди даже здесь, в лесном уединении, не отпускала.

 - Ветер, как взбеленился, ломится и ломится,- перевернулся Седанушка с бока на бок.

  Сплющенный матрац под ним застелен разным затёртым тряпьём, под головой телогрейка вдвое. На столике напротив едва живой фитилёк лампы перед совершенно потемневшим окном. За окном буйный шум, сминающий все другие звуки, даже если они где-то и оживали.

 - Что это? - приподнялся на локте Седанушка.

  Среди однообразного буреломного шума он вдруг расслышал колокольчик. Сначала зазвенело далеко, едва уловимо, но быстро-быстро приблизилось. Через несколько мгновений ясный, словно хрустальный, колокольчик рассыпался прямо над крышей лесной избушки.
  Седанушка сел, спешно, как получилось, натянул сапоги, и, ничего не надев поверх рубашки, открыл в темноту дверь.
  Он сразу, как только расслышал, узнал этот хрустальный колокольчик. Он бесконечно много раз слышал его, ясный, звонкий, заливистый, но сейчас никак не мог сообразить, где и когда слышал.

 - Кто это? Кто ты?- растерянно спрашивал Седанушка пустую темноту, звенящую над его головой колокольчиком.

  И тут ледяная оторопь стегнула по груди: пришло настойчивое, как знание, предчувствие.
 
  Седанушка захлопнул дверь, шагнул с крыльца и побежал. Тропинка находилась сама собой. От суетливости бега в темноте случайные ветки били навстречу. Ветер ещё не высушил на них капли дождя, и одежда сразу промокла.

 «Скорей домой! Скорей!»
 
  Седанушка бежал, а хрустальный колокольчик летел рядом. А то поднимался к вершинам деревьев, словно хотел рассмотреть что-то с высоты. И звенел, звенел, звенел…

 - Да замолчи ж ты, ради бога!- молил на бегу Седанушка.- Нет ничего! Нет! Мерещится мне…

  Но колокольчик не умолкал, всё говорил и говорил о чём-то. И снова подгонял, когда старик останавливался перевести дух.

  Родной колокольчик.

 «Не ты это, не ты! Откуда тебе тут быть!?»

  Ещё до рассвета, совсем загнав себя, Седанушка добрался до своего дома на краю леса. Из темноты уставился на него перечёркнутый ветками освещённый квадрат окна.

 - Чего ж вы не спите…свет у вас…- прошептал почти беззвучно.
 
  И калитка была открыта, и двор уместился в один шаг.

 - Нюр! Коля!- ворвался в дом Седанушка, в залитую оранжевым светом кухню.

 - Деда! Деда!- сразу же полетел ему навстречу хрустальным колокольчиком Колин голос.- Я видел его! Я видел спасителя!

 - Ой, Кузьма! Ты как уже здесь!?- одновременно удивлённо, испуганно и с каким-то радостным облегчением воскликнула Анна Ивановна.

  Она сидела на лавке и мокрым махровым полотенцем обтирала внука, а Коля совершенно голенький стоял в большом белом тазу с водой. Он сплошь, руки, ноги, спина, лицо, был покрыт кровоточащими царапинами и ссадинами, как будто бы суровая жёсткая метла дворника много - много раз прошлась по нему.
  На худенькой, словно прозрачной, детской груди чуть выше сердца багровой отметиной лежало пятно.

 - Там лицо!- не утихал колокольчик.- Большое-большое, от корней до вершины. Волосы белые, как у тебя, а по щекам слёзы текут. Оно прямо в ветках берёзы.
 
  А Седанушка, как увидел Анну и Колю, потерял последние силы. Ноги перестали держать, и он беспомощно опустился на порог, который только что перешагнул. 
 
  Предчувствие, всю ночь гнавшее через лес, исчезло, как чёрное покрывало, истлевающее утром под лучами восходящего солнца. По щекам потекли непослушные слёзы.

 - Вот деда щас задаст тебе,- говорила бабушка, продолжая обтирать красные царапины. Голос её прерывали редкие всхлипы, и было видно, что совсем недавно плакала она навзрыд.- Я вечер-то заспала… он читал сидел, а проснулась – его нет. Темень, а его нет… куда же делся-то… Соседей всех подняла, а он ночью только уж заявился. Глянула – батюшки одни!- снова всхлипнула Анна Ивановна.

 - Меня ветки сначала везде били и били,- взахлёб рассказывал Коля.- А потом они стали как руки и поймали меня, и я внизу уже не сильно стукнулся. Только идти сразу не мог, нога хромала,- он показал на большую ссадину на колене.- Баб, дай я к деде пойду, всё уже…
 
  Коля, оставляя на полу мокрые следы, прошагал к дедушке. Седанушка обеими руками обнял внука, прижал к груди.

 - Деда, у тебя такие же руки, как которые меня поймали, когда я падал. Они такие же, я помню.
 
  Седанушка молча прижимал к себе Колю.

 - Деда, спаситель же жив!? Они не убили его!?

 - Жив, внучек, конечно жив. Он всегда будет жив,- тихо ответил старик мальчику.