Спустившись от станции в лощину, дорога поспешила к пригорку, на который выбежали навстречу путникам несколько домиков села Богородское. Взобравшись на взгорок, позволив лошадям передохнуть, дорога не круто повернула на лево и потянулась мимо палисадов улицы. Колокола храма Святой Богородицы сзывали прихожан к вечерней молитве.
«Слава тебе Господи, дома». – Первый раз за всю дорогу вспомнил о Боге Гаврил. Тогда он ещё не знал, где и когда судьбе будет угодно напомнить ему о такой его неучтивости к Спасителю…
Смотреть машину первым пришёл брат – Павел. Дома их стояли рядом. Он вышел из избы, как только под окнами проскрипела тяжёлая поступь обоза.
– Ну, здравствуй Гаврил. С приездом. Как добрался? Намаялся, поди?
– Здравствуй, брат. Да ничего, удачно. Вы-то тут как?
– Да ничего, все живы - здоровы.
Мельник внимательно рассматривал, сколько позволяла ночная мгла, механизмы станка. Тронул ногтем загустевшую на морозе смазку. Отколупнул крошку и, растирая в пальцах тающую вязь солидола, осторожно спросил:
– А не зря, Гаврил, затеял? – И не оставив места для ответа, задал другой вопрос. – Чем крутить будешь?
– Пока сам покручу. А там мальчишки подрастут, – нехотя ответил кузнец на самый сложный и для себя вопрос.
– А силы хватит?
– Должно хватить.
– А вдруг не хватит, чем добавлять станешь?
– А ты на что? – ошарашил его неожиданным ответом брат.
– Я? Я покручу, только не в каждый день, мельницу не бросишь...
– Ты, Павел, когда овёс мелешь, сколько раз зерно пропускаешь?
– Два. Разве забыл?
– И я буду по два, а может быть, и три раза пропускать.
– Это же не мельница, – напомнил мельник.
– Суть одна. На заводе силы в достатке, там за один проход лишний слой с железины снимают. А я буду за два, три раза это же делать. – Объяснил брату Гаврил и добавил: – Как дерево рубанком строгать, несколько раз по одному и тому же месту. –
–Ясно, – наконец согласился брат. И, потоптавшись, снова спросил – А оправдаешь? Деньги-то не малые всадил. –
– Оправдаю, – спокойно и уверенно ответил Гаврил. В этом он сомневался меньше всего.
До масленицы кузнеца на улице никто из соседей не видел, да и в избе тоже. Бабы уже начали подтрунивать над Ольгой:
– Петровна, куда мужа дела? –
А она не терялась:
– Над кузней дым видите, значит, и мужик там. –
– Кормишь-то за столом или в кузне и кормишь? –
– Блинами за столом угощаю.
– А не блинами? ...
– Заходи, узнаешь…
– Ой, что ты! Очень уж он строг у тебя. Я одного взгляда его пугаюсь.
– Да, не дурак… – соглашалась Ольга.
А он, с раннего утра и до ночи корпел над станком. Устанавливал, да настраивал. Потом принялся за устройство маховика. Натесал берёзовых плах. Очистил. Подогнал. Сковал болты и стянул все эти плахи в одно целое. Получилось огромное, очень тяжёлое колесо. Поставил стойки и буксы и взгромоздил на них махину, ростом в сажень.
Тронул рукоять привода – не подалась.
Двинул посильнее – шевельнулась.
Навалился со всей силой – пошла.
Он раскрутил его до больших оборотов. Колесо крутилось без скрипа и скрежета. По кузнице разносился едва слышный посвист скользящего по маховику воздуха. Мастер стоял посреди кузницы и смотрел на вращающийся маховик. Ему казалось, что он никогда не остановится. Он попробовал придержать рукоятку, но сила, какую он вкладывал, раскручивая маховик, была ещё не растрачена и рукоять неспешно, но уверенно, попятила его прочь.
– Ого, ты каков! – Обрадовался мастер мощи своего творения. – Потолкайся, потолкайся. Укорочу. –
В дверях кузни показался силуэт брата, загородил проём. Гаврил кивнул на вращающийся маховик и пригласил:
– Покрутишь?
– Уже? – раскатисто хохотнул Павел и с готовностью словно собираясь крутануть ручку граммофона, попытался ухватить рукоять маховика. Она отодвинула и его и продолжала так же плавно описывать круги.
– Ничего себе … – проговорил удивлённо Павел и они вместе стали наблюдать торжество механической силы помноженной на смекалку упорного человека.
Громадина остановилась не скоро. Гаврил повернул к брату счастливое лицо и спросил:
– Ну что, брат, попробуем?
– Давай… – с готовностью ответил Павел.
Накинув ремень на шкивы, они дружно раскрутили махину. Когда маховик раскрутился достаточно быстро, Гаврил встал к станку и повернул рычаги.
Сорвались с места и заворкотали, словно стая галок, шестерни в механизмах машины. Патрон станка с легким шумом начал вращать зажатый в нём прут стали. Токарь подвёл к нему резец, чиркнул остриём по краю и, отведя назад и прибавив толщины стружки, включил подачу. Резец стал едва заметно подвигаться к вращающейся детали. Приблизился вплотную и чиркнул лезвием по краю. Невидимая и неодолимая сила двигала его вперёд и он, словно булатное лезвие в уверенной руке опытного столяра, стал срезать тонкую стружку металла. Тонкими серебряными струнами запел станок.
Стружка струилась по резцу белой ленточкой; свёртывалась в ровную пружинку и продолжая завиваться, спадала вниз. А там, где прошёл резец, деталь превращалась в идеально круглую и гладкую ось. Ставь её на любую косилку, молотилку, сеялку, веялку – везде будет работать долго и надёжно и хозяина не обидит и мастера не подведёт.
Старший брат давно не видел Гаврила таким вдохновенным. Его словно подменили. Он едва не приплясывал, переключая послушные механизмы машины.
– Теперь вижу, оправдает. – Уверенно проговорил Павел, когда они закончили работу.
Устав от волнений, они уселись на подставку и стали заново оглядывать только что ожившую на их глазах машину.
Оба не курили. Сидели, вертели в руках ось, передавали её друг другу. Скребли ногтем по блестящей поверхности, проверяя – гладко ли? Заново переживая волнение и радость.
– Запор на дверях поставь. И решётку в окно врежь, – первым озаботился о сохранности машины старший брат.
– Думаешь?… – очнулся Гаврил.
– Да кто его знает… Село рядом, мало ли что…
– Да, конечно…
Техническая революция в кузнице Гаврила грянула на неделю раньше буржуазного безвластия в России.