В проходной Анатолий Николаевич коротко и авторитетно сказал дежурному: – Он со мной. – И они пошли по большому заводскому двору. Корпуса цехов были выложены из красного кирпича. В пазах кладки толстым слоем белел известковый раствор, что придавало стенам светлый тон, лёгкость и облагораживало вид всего строения. Крыши были крыты двумя ярусами.
Верхний ярус был в половину уже нижнего, а вертикальная её боковая стена была забрана стеклом, от чего в цех с крыши лился дополнительный свет. Ворота были выложены сводом кирпичной кладки и выведены орнаментом. Красиво.
Станок они нашли в дальнем конце склада. Он стоял в углу бокса, заброшенной и забытой грудой железного хлама. Заводская пыль и копоть, просачиваясь сквозь рассохшиеся рамы окна, осела на нём серым, грязным покрывалом. Густо облепила испачканные масляными подтёками узлы и детали машины, легла на блестевшие когда-то станины суппорта.
Всего несколько минут понадобилось Гаврилу, чтобы его очистить. Обтереть. Сдуть пылинки. И залюбоваться…
И забытый станок, словно серая шейка в стылом пруду, глянул на кузнеца всей своей видимой только большому мастеру красотой.
Опорные тумбы и передняя бабка станка были покрашены когда-то в светло-синий цвет. Станины, суппорт и патрон ещё осенью подёрнулись ярко-коричневыми узорами ржавчины. Она ещё не вцепилась в металл, а только расползалась по нему, портила вид, вызывая брезгливое чувство у всех, кто бы ни глянул на него. У всех, кроме Гаврилы.
Он уже видел этот станок не здесь – на задворках завода, а у себя в кузнице, на самом почётном месте.
Опытный мастер подробно исследовал и казалось, обнюхивал инструмент. Внешний вид его почти не интересовал. Он оценивал его состояние и пригодность к делу. Положил руку на патрон и провернул шпиндель.
Массивная деталь легко повернулась, плавно скользя в подшипниках. Остановилась не сразу, а ещё некоторое время свободно поворачивалась, как всякое, хорошо уравновешенное, тяжёлое тело. Покачал вперёд и назад, проверяя слабину в шестернях и остался доволен. Тронул рукоять суппорта. Лимб подачи каретки пошёл по кругу, отсчитывая доли миллиметра. Потрогал заднюю бабку, она двигалась и вставала на упор.
Гаврил похлопал по металлическому телу станка, как по крупу понравившегося коня и решительно, как на торгах, выдохнул: «Беру»!
Анатолий Николаевич спрятал улыбку и одобрительно проговорил:
– Ну, вот и славно.
– Да… – вдруг спохватился Гаврил и полез в пазуху за бумагой. – Тут у меня ещё поручение от знакомого человека есть. Не посмотрите?
Анатолий Николаевич, взял бумагу и взглянул на неё.
– Ветряный двигатель. – пояснил Гаврил.
– Вот как? – изумился механик и развернув рисунок головой вверх, стал рассматривать схему.
– Интересно, интересно. Это что же получается, никаких редукторов и стабилизаторов не нужно? Всего одна ось? – спросил он, не отрываясь от листа.
– Выходит так… – неуверенно подтвердил кузнец, не совсем ясно понимая значение слова – стабилизатор.
– Какой же у этой установки максимальный К.П.Д.? – продолжал сам с собой, вслух размышлять, изучая схему, знавший многие машины и механизмы, человек. – Кажется в Европе уже что-то подобное пробовали? А кто автор этой идеи, он что, инженер?
– Да нет. Простой крестьянин. На границе наших губерний живёт. В Осинниках. – объяснил Гаврил.
– Это не простой крестьянин изобрел. Это под силу уму только очень талантливого человека. Он же в Европе не бывал, ничего о том не слышал. Университета – не окончил. И вот, извольте видеть – крестьянин предлагает самую простую схему преобразования энергии воздушной струи во вращательное движение.
Ведомо ли ему, что один этот листок стоит диплома инженера? А просто-то как! Передайте ему мои поздравления. А листочек, если позволите, покажу в техническом обществе завода. Он там долго не задержится. Смею утверждать, что любой технический вуз почтёт за честь этим листом украсить свою техническую витрину. И гонорар выплатит солидный.
– Будем Вам признательны, – проговорил растерянно кузнец.
– Осинники, это что? Деревня, на Котельническом тракте? – Уточнил Анатолий Николаевич.
– Да. Почти на самой границе наших губерний. Там он у него за избой стоит, – подтвердил Гаврил.
– Он что, – уже и построил его? – Ещё больше удивился механик.
– Сделать-то сделал, да очень уж он не кузнец. Не машина, а страх какой-то, – конфузясь, проговорил Гаврил.
– Значит, вы, Гаврил Фёдорович, видели эту установку? – Снова оживляясь, спросил механик.
– Позавчера вечером крутил, – подтвердил кузнец.
– Но, позвольте... Как – крутил? – Не понял механик.
– Ветра не было. Силу ветряка проверял…
– Вращали в разных направлениях, – опередил его Анатолий Николаевич. – И что, заметили разницу?
– Разница есть, но небольшая, – откровенно признался Гаврил. – Станок не потянет.
– Да и не надо! Первая модель хотя бы сама себя с места сдвинула – это уже победа. Нужно туда Григория Марковича пригласить, – как о давно решённом деле, проговорил мастер, приглашая редкого гостя в заводскую канцелярию.
Оформления и сопутствующая им возня заняли ещё два дня. Чиновничья машина завода работала не спеша, по давно и навсегда установленному укладу. Раньше положенного часа, никакое дело не делалось, никакая резолюция не накладывалась, никакое разрешение не выдавалось. Приходилось ждать. И даже чтобы деньги заплатить, пришлось томиться у кассы более четырёх часов. « На вечерней заре расчётов не заводи », – невольно вспомнились Гаврилу слова дедушки Анисима Никитича.
«В городах не сеют, не молотят, а коврижки едят », – бесцельно шатаясь по улицам городка, невесело размышлял Гаврил, примечая праздно одетых прохожих.
Убивая время ожидания, он зашёл в скобяной магазин. Среди всякой всячины попался ему на глаза предмет, какого он раньше нигде не видел. К двум крепким рукояткам приделаны были скобы, за которые зацеплены были пять пружин. Гаврил попросил показать ему это изделие и взяв его в руки, стал прикидывать – для какой пользы оно сделано. Не люльку ли качать? Число пружин можно было убавлять и прибавлять.
– Это, уважаемый, для тренировки силы, – объяснил ему прилизанный служка. – Начинать нужно с малого числа пружин и делать упражнения. А по мере укрепления организма добавлять пружины, чтобы тяжело становилось. Никаких гирь не нужно. И стоит не дорого. –
«Борису надо силу копить… Куплю», – подумал Гаврил и полез в пазуху.
Хлопоты с покупкой станка наконец закончились и получив пропуск, Гаврил подогнал запряжённые парой лошадей сани с подсанками к месту погрузки и не узнал станка. Все не покрашенные краской места машины были тщательно очищены от ржавчины и щедро смазаны густой смазкой.
Сам станок был упакован в крепкий деревянный каркас и надёжно в нём закреплен. Ящик был широким и устойчивым. Бруски каркаса зачем-то были выкрашены охрой. Бригада грузчиков, руководимая Анатолием Николаевичем, привычно и аккуратно погрузила станок в сани. Гаврил сердечно поблагодарил Анатолия Николаевича и скоро повозка, густо поскрипывая полозьями, двинулась по заводскому двору. Гаврил гордо вышагивал впереди лошадей, ведя их на коротком поводу.
Объезжая группу рабочих, окруживших выкаченную из цеха конную косилку, услышал знакомый оклик Николая.
– Так до самого дома пойдёшь? – По двору, догоняя его, спешили знакомые ему парни, Николай со своим товарищем. Петро, проходя мимо воза, как бы запнулся и наклоняясь, пихнул под станину станка увесистый свёрток промасленной ветоши. Словно уронил его.
– Здорово, папаша. Добился своего? Поздравляем. Толковый ты мужик. А мы таких уважаем. Петя тут тебе самокальной стали на резцы принёс. Ребята в цехе, как узнали, что простой кузнец собирается эксплуататорам нос утереть, со всего цеха натащили, кто чего смог. Да жаль много нельзя. Но готовых резцов комплект собрали, чтобы было чем на первых порах работать. Тебе от нас, на подарок, – непринуждённо проговорил Николай, поравнявшись с Гаврилой.
– Спасибо, ребята, – поблагодарил кузнец. – Чем буду обязан?
– Не спрашивай у кузнеца угольев – самому понадобятся… – назидательно проговорил Николай и решительно добавил: – Ничего не надо, отец. Точи на здоровье, да мужикам жить помогай. Доброе дело ты затеял. А за доброе дело подати брать не принято. –
– А вы не со смены? – Спросил растроганный неожиданным подарком, Гаврил.
– Как угадал? – Живо откликнулся Николай.
–Так в одну сторону идём, – нашёлся, пребывая в благодушном настроении кузнец. И желая отблагодарить парней общепринятым обычаем, спросил останавливая лошадей у ворот:
– Может быть, заглянем по такому случаю в трактир? –
– Жаль, папаша. Но завтра тебе в нашем трактире – не бывать. А нам сегодня, как тебе – завтра, – промолвил загадочно Николай. – Нам сейчас по очень важному делу нужно спешить. Вернёмся не скоро. Кабак уже закроют. А тебе сутки на постоялом дворе с этакой поклажей из-за нас торчать – не резон. А за приглашение – спасибо. – И повернувшись к вахте, громко позвал:
– Петрович! –
Петрович посмотрел накладную, отпускной сертификат и нехотя взглянув на груз, побрёл отворять ворота.
– Удачи тебе, отец. – На прощание пожелали парни и смешались с толпой за воротами завода.
Последнюю ночь на постоялом дворе Гаврил провёл ещё беспокойнее, чем первую. Вставал, выглядывал на запертый двор, отыскивал едва различимые в темноте ночи сани, смотрел не ворошиться ли кто возле них. Разумом он понимал, что утащить со станка нечего, но и не в силах был отогнать беспокойство о судьбе самого ценного для него инструмента, который сейчас стоял среди ночи на чужом дворе.
А он мог только выглядывать на него через окно чужого дома. Не вытерпев, он сунул ноги в валенки и накинув поддевку, вышел во двор. Мороз ещё на крыльце цапнул его за нос, проверяя, кому этот нос принадлежит. Не дай бог пьяному! Отморозит…
« Только бы погода постояла, – подумал он, взглянув на звёздное небо, – закат был чистый. И солнце после обеда словно в столбах стояло, жди мороза. Успокаивал он себя давними приметами. – Вот и славно». Обошёл вокруг саней, никаких свежих следов не обнаружил. Осмотрел ещё раз упаковку, всё было на месте. Подошёл к воротам, заперты крепко. Успокоился.
Ещё не начинало светать, а он уже опять обувал валенки. Мысли его были уже далеко впереди, в завтрашнем дне, на крутом берегу Пижмы. Он понимал – переедет Пижму привезёт инструмент. А если чего случится, тогда… Об этом думать не хотелось. Но видимо так устроена голова человека, чем больше не хочется думать о чём-нибудь тягостном, тем больше оно и надоедает. Так было сегодня и с Гаврилой.
За ночь сани пристыли. Лошади рванули воз и не одолев непосильного, осели назад. Гаврил дал им времени передохнуть. Простучал в нескольких местах полозья саней и снова тронул вожжи, заворачивая коней немного в сторону, чтобы небольшим разворотом легче было сорвать с места.
Второй раз оба мерина налегли дружнее. Хомуты разом подались вперёд, стягивая гужами дуги и давая лошадям возможность взять крохотный разгон, столь необходимый для начала движения любого гужевого транспорта. Силы удвоенной мудрым устройством упряжи на этот раз хватило и сани оторвались от стылого. Едва заметно развернулись, скрипнули и убыстряя ход двинулись с места.
В морозном воздухе раннего утра, густой крахмальный скрип полозьев, до краёв заполнил ограду постоялого двора, вытекал на улицу во всю ширину ворот и не поместившись в проеме, через забор выплеснулся на улицу и неудержимой волной покатился во все стороны.
По Призаводской улице следом за волнами густого снежного хруста двигались сани. Тяжёлый воз нехотя покачивался на выбоинах зимней дороги.
На уклоне, где улица не круто спускалась в ложбинку, Сани пошли быстрее. Миновав мостик через ручей, дорога потянулась в гору.
Кони снова дружно налегли на хомуты и вышагивали, словно четыре солдата почётного караула, в такт шагов взмахивая головами и круче гренадёров, выгибая шею.